Пьер Дриё Ла Рошель

Один из самых знаменитых французских писателей середины ХХ века, признанный классик, который ворвался в литературный мир в составе отряда сюрреалистов. Но до того как заняться литературой, Дриё был солдатом. На Первой мировой войне его трижды ранило. Он участвовал в кровопролитной битве при Шарлеруа.

За боевые заслуги Франция наградила его тремя орденами. Свой военный опыт Дриё описал в серии новелл «Комедия Шарлеруа». Война изменила сознание ла Рошеля. Это признавал и он сам: «Чего бы я ни касался, всё было или намеком на войну, или излишним балластом». Именно на войне он начал догадываться о скором крушении буржуазного мира.

Но, придя с фронта, Дриё обранужил, что его соотечественники упиваются собственной посредственностью. И он присоединился к сюрреалистам, которые манифестировали радикальный вызов буржуазной культуре. В 20-е годы Дриё, как и многие интеллектуалы его времени, увлёкся идеями фашизма, полагая, что он станет тем средством, которое вырвет европейцев из болота буржуазного декаданса. Одновременно с большим интересом он следил за происходящим в Советской России, а позже — за событиями в нацистской Германии.

С нацистами Дриё, помимо прочего, роднил антисемитизм, которого не смогли избежать многие французы, включая даже интеллектуалов левого толка. Писателя раздражала атмосфера послевоенной Франции. «В зловонной парижской среде тесно сплетены еврейство, деньги, развращённый свет, опиум, левые, — свидетельствовал он в дневниках. — Узкий кружок, полный высокомерия и самодовольства… Непреложным и неоспоримым образом в нём царят предрассудки, из которых образуется самое противоречивое, комичное и гнусное сборище… Все эти тайные братства смыкаются здесь и помогают друг другу с неприкрытым фанатизмом…

Оба вида извращений, салонная аристократия, декадентское искусство. И всё окутано политическим франкмасонством. Всякий наркоман знает, что всегда найдёт кого-нибудь, кто защитит его от властей». Всё больше идея жёсткой власти завоевывала сердце писателя. «Я за Сталина, за Гитлера, за Муссолини, за всех тех, «кто сам берётся за дело», — пишет Дриё в теоретическом труде «Фашистский социализм» — своей самой скандальной и весьма спорной книге. Дриё жаждал очищения… Однако в национал-социализме гитлеровского толка он разочаровался довольно быстро — после того, как Гитлер уничтожил левое крыло НСДАП, Грегора Штрессера, а потом и Эрнста Рёма, пошёл на сговор с традиционным политическим классом и промышленной верхушкой.

Во Франции Дриё сотрудничал с Жаком Дорио, который долгое время был одним из лидеров коммунистов, а затем, выйдя из ФКП, перешёл на фашистские позиции и объединил своих сторонников в Народной партии Франции. В 1945-м Дриё покончил собой. Мы предлагаем статью Дриё «Против Маркса», в которой он разбивает марксистское понимание революции как смены одного правящего класса другим и даёт своеобразное толкование теории элит.

http://www.sensusnovus.ru/think/2014/01/07/17743.html \

по наводке http://molodiakov.livejournal.com/283618.html\

Пьер Дриё Ла РОШЕЛЬ: «Правит лишь малочисленная элита» Миф о правящем классе Рассмотрим сначала идею, которая выводится из жизни классов в плоскости политической. Считается, что в тот или иной момент один класс политически доминирует своей массой над массой прочих классов, что он владеет политической властью как масса. Считается, к примеру, что знать и духовенство владели властью коллективно, и что затем буржуазия как коллектив эту власть перехватила. Эта посылка должна быть полностью отвергнута. Класс складывается из большого числа индивидов; однако на деле власть всегда удерживалась и осуществлялась небольшим числом индивидов. Поэтому a priori противозаконно и ошибочно говорить, что класс владеет политической властью, «исключительным политическим господством».

Владеть властью — не значит обладать доступом к большинству промежуточных и низших административных функций, это также не значит обладать почти исключительным доступом к отдельным отраслям, это значит держать в руках рычаги управления (4). Так главенствующее положение, которым при старом режиме во Франции обладала знать в деятельности церкви, армии и, до известной степени, в управлении, отражало только лишь социальное преимущество, а не политическую власть. Это стало очевидно в 1789 году, когда знать не смогла сражаться, поскольку как класс она была политически безоружна.

Знать хорошо это понимала, ибо во времена детства Людовика XIII, Людовика XIV и Людовика XV делала утопические попытки захватить рычаги управления и обрести в своей массе политическую власть. Точно так же сегодня богатая буржуазия занимает первенствующее положение в дипломатии, в отдельных публичных или частных административных институтах, но не обладает политической властью. Это выяснится во время грядущей революции, как уже выяснилось в Риме и Берлине. В действительности правит лишь малочисленная элита и, чтобы править, она опирается на один или несколько классов, а на деле — всегда на систему классов.

Эта элита формируется путём случайного набора элементов. Каждый из входящих в неё людей пробивается наверх самостоятельно. Претендентов больше, чем мест, на которые можно пристроиться: одни занимают места, другие остаются в запасе. В результате складывается система, которая одних выталкивает, другие в ней остаются. Есть люди, только побывавшие в Версальском Дворе или во Дворце Бурбонов, и есть люди, которые оставались там по пятьдесят лет. Но в целом такое положение даёт впечатление постоянства. Эта разношёрстная и устойчивая команда мирится с людьми, подчас чуждыми тем классам, на которые она сама опирается.

Разнообразие в составе правительственной элиты объясняется сложностью эволюции классов, каждый момент которой образует гораздо более запутанную общественную ситуацию, чем та, которую описывает Маркс. К примеру, до 1789 года представителями королевской власти, опиравшейся на знать и духовенство, а впрочем, в то же время и на буржуазию, могли быть буржуа и даже буржуа скудного достатка.

Свидетельства тому — кардиналы Флери, Дюбуа и даже Мазарини. Ришелье, сам вышедший из знати, на политической арене эту знать потеснил. Точно так же после 1789 года крупная буржуазия чаще всего допускала к власти выходцев из буржуазии более мелкой, среди которых наиболее агрессивно настроенными против неё же оказывались как раз немногие крупные буржуа вроде Кайо и Вальдека-Руссо. Нужно заострить внимание на человеческих качествах, играющих главную роль при формировании правящей элиты. Это психологические качества, которые представляются постоянными спутниками человеческого рода и, следовательно, подрывают классовую точку зрения. Факт индивидуального достоинства подразумевает слишком большое число неуловимых элементов, чтобы его можно было подчинить условиям эпохи и среды.

Неуловимость этих элементов и заставляет говорить о случайности, когда в так называемую аристократическую эпоху мы сталкиваемся с выходцами из низов, достигающими самых вершин власти, или, наоборот, когда в эпоху, называемую демократической, отдельные выскочки воссоздают аристократическую реальность в самом грубом её обличье. Честолюбие и талант — вот редкие и неизменные качества, которые возносят их обладателей над скоротечными моментами эволюции общества, классовыми столкновениями и переменами. Класс не правит, он подпирает собой команду правительства. Идея о том, что один класс управляет другими, происходит из следующего заблуждения: политическую власть путают с общественными привилегиями. Знать в лице своих многочисленных представителей, вышедших из старинных родов, и не прикасалась к власти королей, которые чаще всего вершили свою волю через посредников из разночинцев или новоявленных дворян; но она пользовалась общественными привилегиями как вознаграждением за свою лояльность, а затем — за поддержку при учреждении абсолютной монархии.

Точно так же в XIX веке крупная буржуазия в лице своих представителей получала прямую власть лишь изредка; но в совокупности своей, будучи к этой власти приближенной, она пользовалась общественными привилегиями, которыми вместе с другими классами и довольствовалась и которыми ей приходилось довольствоваться, — например, свободой и исключительным правом распоряжаться средствами производства.

Это различие между действительной политической властью и осуществлением привилегий — не тонкий нюанс, который можно было бы не принимать во внимание, это основополагающий факт, пренебрежение которым свидетельствует о явном недостатке наблюдательности, плохом знании истории и может породить одни заблуждения и разочарования, как это и происходит с марксистами. Но марксисты всего лишь напоминают своим бахвальством и руганью сторонников любой классовой исключительности (французских ультра начала XIX века, тори конца XVII и начала XVIII веков в Англии, прусских консерваторов).

--------

Оказывается, в 34 г. правые антисемитские силы во Франции едва не совершили государственный переворот... Но это уже другая история.