Интервью с российским танкистом, раненным у Дебальцево

Доржи Батомункуев, 20 лет, 5 отдельная танковая бригада (Улан-Удэ), воинская часть № 46108. Срочник, призван 25 ноября 2013 года, в июне 2014 заключил контракт на три года.

Лицо сожжено, обмотано бинтом, из-под бинта выступает кровь. Кисти рук тоже замотаны. Уши обгорели и съежились.

Его ранило в горловине Дебальцевского котла. 9 февраля рота спецназа, на 90% состоящая из россиян — организованных добровольцев, зачистила и замкнула «котел». Спецназ отошел и на удержание позиций был направлен российский танковый батальон.

Мы разговариваем в Донецке, в ожоговом центре при областной центральной клинической больнице.

 — 19 февраля я взорвался. Вчера мне бинтом лицо замотали. У меня вообще лицо засушилось. Пальцами когда шевелю, тоже кровь течет. Я надеюсь в Россию попасть побыстрей.

— Как вас ранило?

— В танке. Танковый бой был. Я в противника танк попал, он взорвался. Попал еще под другой танк, но у него защита была, хорошо защита сработала. Он развернулся, спрятался в лесополосе. Потом мы делали откат на другое место. И он как жахнет нас. Сам из танка вылез, с танка упал — и давай кувыркаться, чтоб огонь потушить.

В Горловке поместили в реанимацию, насколько я помню. Потом уже рано утром меня сюда привезли, в Донецк.

  — Как вы попали сюда?

— Я призывался 13-го года 25 ноября. Попал добровольно. Сюда отправляли только контрактников, а я приехал в Ростов, будучи солдатом срочной службы. Попал во второй батальон. А второй батальон — в случае войны всегда первым эшелоном выезжает, в любой воинской части есть такое подразделение. У нас были, конечно, контрактники в батальоне, но в основном срочники. Но ближе к осени, к октябрю начали собирать из всех батальонов нашей части контрактников, чтобы создать из них один батальон.

— Нам сказали, что едем на учения, но мы знали, куда едем. Я уже был настроен морально и психически, что придется на Украину. Мы танки еще в Улан-Удэ закрасили. Прямо на вагонном составе. Закрашивали номера, у кого-то на танках был значок гвардии — тоже. Нашивки, шевроны — здесь снимали, когда на полигон приехали. Все снять… в целях маскировки. Паспорт в воинской части оставили, военный билет на полигоне.

А так у нас бывалые есть ребята. Говорят: не слушайте командование, мы хохлов бомбить едем. Учения даже если проведут, потом все равно отправят хохлов бомбить. Много эшелонов ехало. Пред нами ребята-спецназовцы из Хабаровска были, с разных городов, чисто с востока.

— Можно было отказаться?

— Можно, конечно. Никто тебя не принуждал. Были и такие, кто еще в Улан-Удэ отказался, когда уже почуяли, что жареным пахнет. Один офицер отказался. Потом раз — сигнал дали. И все, мы выехали.

Когда только выезжали с полигона, сказали: телефоны, документы — все сдать. Сказали: начинаем марш. Мы и без этого все поняли, без слов.

— Получается, никто — ни замполит, ни командиры — с вами про Украину не разговаривали?

— Нет, потому что и так все понимали. Чего они будут нам кашу эту жевать.

— Когда вы узнали, что маршем идете на Донецк?

— Когда узнали? Когда прочитали, что Донецк.

В Донецке мы в убежище заехали, припарковались. Потом мы все в одной комнате легли, у одного из наших был телефон. Нашли радио «Спутник». И как раз там была дискуссия насчет есть ли военные здесь на Украине. И все гости такие: «Нет-нет-нет». Мы ротой лежим такие: ну да. Ну а в открытую кто скажет? Наше правительство все равно понимает, что надо помогать, а если официальный ввод войск сделают, это уже Европа залупнется, НАТО.

— Вам объяснили, на сколько вы приехали?

—  Нет. Может, вообще до конца войны.

— А вы спрашивали?

— Нет. Мы понимали, что тут от нас вся война зависит. Поэтому нас и три месяца эти гоняли,  как сидоровых коз, на учениях. Могу сказать только, что подготовили действительно конкретно, и снайперов наших, и все виды войск.

— Сколько вас зашло?

— Получается, 31 танк в батальоне. Мы заходили поротно. Десять танков в каждой роте. К каждым 10 танкам прибавлялось по три БМП, мотолыга медицинская и пять «Уралов» с боеприпасами. Вот это численный состав тактической группы ротной. Танковый батальон составляет около 120 человек — три танковые роты, взвод обеспечения, взвод связи. Плюс пехота, конечно. Примерно 300 человек нас зашло. Все с Улан-Удэ.

— Вам на месте объясняли, что вы замыкаете котел?

— Нет, ничего не объяснили. Вот позиция, вот позиция замыкания огня, туда смотрим, никого не выпускаем. Кто едет — наповал. Огонь на поражение.

— Вы вместе с ополченцами воевали? Общие задачи были у вас?

— Нет.

Они займут один рубеж, и когда надо ехать дальше врага дожимать, ополченцы отказываются ехать. Говорят: мы туда не поедем, там опасно. А у нас приказ наступать дальше. И захочется — не прикажешь им. Ну и дальше едешь. Ополченцы — они странные. Стреляют, стреляют. Потом останавливаются. Как на работу ходят. Никакой организации нет, все вразнобой.

— В каком населенном пункте это было?

— Я не знаю. Все деревни одинаковые. Везде разруха, все разбомблено.

— А сколько вы деревень прошли?

— Точно не скажу. Деревни четыре. Я, конечно, не горжусь этим, что сделал. Что уничтожал, убивал. Тут, конечно, гордиться нельзя. Но, с другой стороны, успокаиваюсь тем, что это все ради мира, мирных граждан. Страшно. Подсознанием ты все рано понимаешь, что там такой же человек, как и ты, в таком же танке, из крови и плоти. А с другой стороны, понимаешь, что это враг тебе. Убивал ни в чем невинных людей. Наемники, которые с Польши или всякие чечены, которыми движет идея чисто, которым не сидится без войны, — вот их надо уничтожать.

— Вы видели наемников из Польши?

— Нет, но нам говорили, что есть.

— Общались с мирными?

 — Нет. Мирное население сами к нам подходили много. Мы старались с ними шибко не разговаривать. Командование сказало: в контакты не вступать. Когда мы были в Макеевке, они вообще нам сказали, что 70 процентов мирного населения здесь — за укропов, «так что вы будьте на чеку, ребята».

— А вас не напрягло про Макеевку? Что 70 процентов местных за Украину, вдруг правда?

— Напрягло, конечно. Уже мысленно ждешь подвоха от всех. Вдруг он тебя… ну там приносили нам покушать. То чай, то что. Мы брали, но не пили. Вдруг отрава.

— Не было сомнений: если правда 70 процентов, зачем приехали?

— Было. Но 70 процентов населения одного села для меня как-то несущественно. Нужно уважать выбор людей. Если Донецк хочет независимость, нужно ее дать.

Ну вот единственно интересно: получит ДНР независимость — что они делать будут? Экономики нет.

— Будут выплаты какие-то вашей семье?

— А вот это не знаю. У нас же в России так — как до денег доходит, никто ничего не знает. Может, выплатят, а может, вообще скажут, что ты давно уволен. Побаиваюсь.

— Жалеете?

— Сейчас-то что жалеть уже. Обиды никакой нет. Потому что знаю, что за правое дело боролся. Так постоянно новости смотришь про Украину — выборы, выборы, выборы, потом революция оранжевая пошла, началось Одесса, Мариуполь. В Чите, у нас была НВП, нам включили телевизор. Включили новости. И там в Одессе как раз… люди сожглись. Мы сразу все… Это нечеловечно, несправедливо.

— К Путину нет вопросов?

— Интересный человек. И хитрый, и «введем-не введем». «Нет тут войск», — говорит всему миру. А сам нас по-быстрому: «Давай-давай». Если Украина вступит в Евросоюз, в ООН, ООН может развернуть тут свои ракеты, вооружение. И тогда уже мы будем под прицелом. Они будут уже намного ближе к нам, уже не через океаны. Сейчас мы вновь поднимаемся, опять начинают нас гнобить, но нас уже не развалить. Но они возьмут Донбасс, развернут,  поставят, ракеты долетят до России в случае чего.

Это у меня на подсознательном уровне, понимаешь? Я же не дурак.

PS: По данным Министерства обороны Украины, на территории Донецкой и Луганской областей в настоящее время насчитывается более 13 тысяч военнослужащих ВС РФ, до 300 танков, более 60 ЗРК, более 130 систем залпового огня.

По имеющимся данным, в боях на территории Донбасса в разное время принимали участие сводные батальонные тактические группы Сухопутных войск, сформированные на базе воинских соединений и частей Центрального военного округа: 20-й общевойсковой и 1-й танковой армий, береговых войск флота Западного военного округа, 36-й общевойсковой армии Восточного военного округа, Воздушно-десантных войск (13-й, 14-1 и 56-й отдельных гвардейских десантно-штурмовых бригад, 98-й и 106-й воздушно-десантных дивизий, 7-й и 76-й десантно-штурмовых дивизий, 45-й отдельной бригады специального назначения), а также подразделений специального назначения ГРУ. Кроме того, есть данные об участии в боевых действиях сотрудников ФСБ и МВД.

Число погибших российских граждан в военном конфликте в Юго-восточной Украине, в том числе: находящихся на действительной военной службе, наемных кадровых военных и гражданских наемников составляет, вероятно, около 1500. Однако по данным ВСУ это число составляет около 4,5 тысяч.

По материалам «Новой газеты» №9 2015г.