Step

      Мы еще создаемся, подобно рунам, выходящим с ладоней седых богов, 

      мы кармин и охра, багряный, бурый, в очертаниях леса и облаков,

       ветер яростный, явственный след на глине, отражение в зеркале золотом…

       Если кто-то попробует запретить мне, расскажи, что случиться должно потом.

       Как мы выйдем на волю в верховьях снега, изумленные сходством своих дорог,

       мы, уставшие от тишины и бега сквозь нее к перекрестку времен и строк,

       разобьемся на тысячи совпадений и узнаем друг друга в самих себе…

          Это будет камень на дне недели, на котором мы остановим бег

(Кот Басё)




-         Подойди ближе! – наказал он, и она сделал ещё один крохотный шаг к краю пропасти.

Взглянула вниз и тут же отшатнулась обратно. Тряпичной куклой опустилась на траву – голова кружилась, сердце выбивало барабанную тревожную дробь и липкий холодный пот реально стекал по позвоночнику.

Он подошёл к ней, поднял за плечи, бережно сжал ладонь.

Подвёл снова к краю и, когда она перестала дрожать, вдруг отпустил её руку и толкнул в спину.

Она упала и тут же проснулась и несколько минут приходила в себя в темноте, пытаясь разжать стальную хватку страха в висках, и мысленно разрывала на части пугающую картинку пропасти под её ногами.

 

****

- Я боюсь, - в сотый раз вдохнула она обречённо, и вернулась к костру.

- Разбиться? Причинить вред телу, которого нет? – усмехнулся он, и поднял на неё взгляд, полный отразившихся в нём языков пламени.

- Я не могу поверить, что его нет.

- Его нет, - твёрдо сказал он и положил ладонь прямо на пылающие угли. – и огня – нет, - и пламя превратилось в камень, обросший мхом, - вернее, всё это есть, но существует ровно в той форме, которой ты для этого выберешь.

 

Она вытянула руку, долго и с удивлением рассматривала свою ладонь, погладила ею камень и и превратила его в тарелку с манной кашей.

- Умница, но почему – каша? – рассмеялся он.

- Манная каша - детство. Детство – пора, когда веришь в любую фигню и даже в то, что родители – бессмертные и всемогущие.

- Идёшь?

 

Она с минуту играла со своими ладонями, превращая их в кончики крыльев и жабьи лапки…

- Может, ты со мной всё-таки?

Он отрицательно покачал головой:

- Нет, это твой страх. К тому же – я всего лишь часть сна.

Мне жутко ровно настолько же, насколько и тебе самой.

 

На краю она делала какие-то нелепые и смешные движения – то приседая, то наклоняясь и размахивая руками – примеривалась – как удобнее врезаться в воздух.

Наконец, отвернулась от неё, радостно помахала сидящему у костра и пошла. Спиной вперёд.

Сделала десяток робких шагов назад , чуть заступила вправо и, наконец, развернулась к распластанной долине, украшенной ватными облаками.

Идти с непривычки было тяжело – так идут по январской степи, где снегу навалило по колено, и ноги вязнут, и сил всё меньше.

Ей не понравилось.

Разве стоило сотни ночей подряд убивать в себе страх высоты, чтобы потом чувствовать себя обессилевшей и будто спелёнутой этой лёгкой субстанцией с именем «воздух».


« Люди же как-то летают во сне! – удивлялась она, - Невесомые люди в своих прекрасных сновидениях парят как птицы, а не ползают по облакам, как обожравшиеся бегемоты!»

И попробовала взлететь. Совершенно по-идиотски подпрыгивая и смешно размахивая руками.

В конце концов умаялась, прилегла на ближайшую серую тучку и подталкивая себя ступнями, поплыла к скале….

 

Много-много ночей пройдёт, пока она научится рассыпаться на атомы и опадать с дождинками на зелёную траву в долине, смеясь и перепрыгивая по одуванчикам, испаряться с солнечными лучами, путешествовать с ветром в придуманные ею же страны, заряжаться, встраиваясь в молнии, наливаться спелостью в плодах, кататься пеной на волнах в шторм и расстилаться убаюкивающим покоем и нежностью на подушках любимых людей….

 

*****

- Как это Яся решилась с нами в поход отправиться? – недоуменно шептал рыжеволосый Птичкин, складывая хворост на старое кострище.

Ольга задумчиво поглядела на Ясю, заворожено стоящую недвижимо на самом краю обрыва:

- Сама в шоке – она же с детства высоты боялась до крика. Помню, с балкона высотки выглянула – вся белая, как полотно, тут же и осела на пол, еле отпоили. Паника, слёзы… Говорят, из прошлой жизни такие страхи. Иррациональные. Может, повзрослела…

 

Она твердила себе: «Не смей! Это не сон, это явь. «

«Не смей!» твердила она себе и пыталась вернуть хоть сотую долю прежнего страха.

 

Утром, после пары часов ауканья и ожидания, Ясю стали искать, спускаясь по единственной тропе в вертикальных стенах скал.

Она шла навстречу, свежая и прекрасная, присыпанная росой, будто бриллиантовой крошкой.

Извинилась перед ними, встревоженными, и протянула горсть земляники.

 

- Фух, обошлось. Всё в порядке. – выдохнул Птичкин.

 

И только когда они возвращались домой, Птичкин вдруг замедлил шаг, наморщил лоб и тихо-тихо сам себя спросил:

- А откуда  в октябре земляника?.......