Кто победит в Минске: Путин или мир?

Любые переговоры – это всегда поиск компромисса, сочетания из желаемого и возможного. Те, кто едут на переговоры могут по-разному смотреть на ситуацию, но их должно объединять одно: общее понимание рисков.

А вот с этим самым пониманием рисков все непросто. Украина давно отказалась от розовых очков – ситуация на Донбассе по сути ставит вопрос о выживании страны. Европа тоже отказалась от иллюзий – из-за войны она ежедневно терпит убытки. Коллективный Брюссель привык к налаженному быту – и до недавнего времени Россия была частью этого самого быта, предоставляя западу рынки сбыта и поставляя в обмен углеводороды. Но камень преткновения заключается в том, что Россия, золотовалютные резервы которой стремительно тают из-за санкций и изоляции, а число рисков растет – искренне считает, что находится в сильной переговорной позиции.

Вот и получается, что Европа хочет получить в Минске мир – который бы остановил эскалацию конфликта. Украина хочет получить гарантию того, что ее государственность и внешнеполитический суверенитет останутся неприкосновенными. А Москва едет в Минск лишь затем, чтобы подписать акт о капитуляции Киева.

Чего хочет Запад?

Запад давно распределил роли на переговорах с Кремлем. Если США оставили за собой роль «злого полицейского», то европейцы продолжают играть роль «доброго». Не случайно Вашингтон перешел на жесткую риторику в отношении Москвы, обещает поставить оружие Киеву и инициирует ужесточение санкций в отношении РФ. В свою очередь лидеры ЕС продолжают надеяться, что им удастся достучаться до российского руководства. Визит Меркель и Олланда в Кремль – это еще одна попытка уговорить Владимира Путина не прыгать в пропасть.

Европейцев можно понять – экономика Евросоюза куда сильнее завязана на Россию, чем экономика США (400 миллиардов товарооборота против 40). Российский газ – это 27% от общей структуры энергопотребления ЕС. До недавнего времени ЕС устраивала ситуация, когда Москва продает углеводороды и в обмен покупает все остальное. И нет ничего удивительного, что европейцы всеми силами пытаются прежнее статус-кво вернуть.

А США давно избавились от этих надежд. Для них Россия – это региональное полупустое государство на другом континенте, в котором 2% населения планеты производят 1,5% мирового ВВП. В которой 60% страны непригодно для жизни, а из оставшихся сорока половина практически не освоена. В которой объем научных публикаций сопоставим с Тайванем и Ираном и в 16 раз меньше, чем в тех же США. Да, у России есть ядерное оружие, но, по мнению Вашингтона, этого совершенно недостаточно, чтобы силой перелицовывать границы государств.

Но европейцы все-таки хотят попробовать. Поэтому они будут уговаривать Москву не превращать Донбасс в Сектор Газа, не накачивать его оружием и не устраивать полномасштабную войну. В обмен они готовы говорить о том, что не возьмут Украину в НАТО и что согласны обсуждать невведение новых санкций. Станут предлагать демилитаризованную зону и замораживание конфликта. Но все это – совершенно не то, чего от них ждет Москва.

Чего хочет Кремль?

Москва искренне убеждена, что зачинщиком нынешнего конфликта является именно Запад. Кремль неоднократно давал понять, что воспринимает Майдан как спецоперацию против российского влияния – и оттого в картине мира российских руководителей «крымская весна» была не актом агрессии, а лишь попыткой «дать сдачи». Как можно обсуждать мир, если две стороны не договорились о том, кто начал войну?

Пусть никого не обманывает риторика Москвы о том, что она выступает за интеграцию «Донецкой и Луганской областей в состав Украины». Задача Кремля не в том, чтобы Донбасс стал Украиной, а в том, чтобы Украина стала Донбассом. Проще говоря – Москва хочет, чтобы Киев содержал Донбасс, чтобы в регионе правили лояльные Москве полевые командиры, и чтобы у областей было право вето на решения украинской столицы. Фактически, речь идет о поводке, который бы ограничивал суверенитет и субъектность украинской политики.

В окружении российского руководства нет деления на «ястребов» и «голубей».

Те, кого считали «голубями» - руководители экономического блока – сегодня находятся на периферии принятия решений. Оставшиеся делятся на «жестких ястребов» и «мягких». Первые выступают за жесткое силовое давление на Украину, вторые – за постепенное. Фактически, дискуссия ведется между теми, кто за блицкриг и теми, кто хочет постепенного удушения Киева.

Если в Минске вторая группа возьмет верх, то мы увидим соглашение о прекращении огня, о демилитаризованной зоне, об отводе тяжелых вооружений. Но даже все это является лишь снижением темпов агрессии против Украины, а не прекращением агрессии. Потому что о проведении полноценных выборов на Донбассе по украинским законам Москва говорить не намерена. Потому что лишь власть ее ставленников в лице Захарченко и Плотницкого являются гарантией того, что Донбасс продолжит выполнять для Украины роль «троянского коня». Если же регион вернется в Украину на условиях Киева, то никаких рычагов влияния на соседнюю страну у Кремля не останется.

Чего хочет Украина?

У украинских лидеров довольно ограничен маневр. Потому что они – в отличие от своих российских коллег – крайне зависят от настроений в стране. И есть целый ряд красных линий, которые они не смогут переступить.

В этом перечне – условия взаимного существования Донбасса и Украины, линия размежевания между армейскими частями и силами сепаратистов. Кремль может сколько угодно желать того, чтобы Украины Петра Порошенко по степени лояльности превратилась в Украину Леонида Кучмы, но это невозможно. Как минимум из-за того, что в этой бывшей советской республике выборы являются механизмом смены элит.

В Украине есть два взгляда на всю нынешнюю войну. Одна часть населения считает, что кампанию можно выиграть военным способом. Другая убеждена, что конфликт на Донбассе закончится лишь тогда, когда крах российской экономики лишит Кремль возможности подбрасывать дрова в полыхающий костер. Первые хотят решительных наступлений, вторые – глубокой эшелонированной обороны без попыток вернуть Донбасс силовым путем.

Справедливости ради надо сказать, что здравый смысл на стороне вторых. Ситуация под Иловайском в прошлом году доказала: как только украинская армия начинает одерживать победы над силами сепаратистов, Кремль вводит войска и наносит удары по украинским силовикам. Он не позволяет сепаратистам одержать решающую победу, но сознательно поддерживает конфликт в нынешней ситуации средней интенсивности.

Поэтому задача украинского руководства в Киеве – это найти те уступки для Кремля, которые не будут восприняты в народе как предательство, в обмен на более-менее четкую перспективу приостановки огня. Выиграть время, которое можно потратить на реформы и модернизацию, на исправление дисбалансов в экономике и создание эшелонированной обороны. Одновременно Киеву придется искать аргументы для Запада, чтобы добиться от него финансовой помощи. С учетом того, что за минувший год структурные реформы в украинской экономике так и не начались – кредит доверия к украинскому руководству в Брюсселе и Вашингтоне тоже начинает понемногу иссякать.

Чего стоит бояться?

Перед началом Первой мировой никто не верил в масштабную войну в Европе. Считалось, что экономики Британии, Франции и Германии настолько тесно переплетены, что любой конфликт автоматически будет никому не выгоден. Что кооперационные связи и промышленное лобби перевесит амбиции политиков.

Перед началом Второй мировой настроения были точно такие же. Считалось, что после миллионных жертв на полях прошлой войны жители всех стран устали от кровопролития. Что боевые газы, авиация, стрелковое оружие стали настолько смертоносными, что их масштабное применение никому не придет в голову. Оба раза те, кто верил в здравый смысл, оказывались посрамлены. Оба раза победили те, кто ставил собственные амбиции во главу угла.

То, что мы наблюдаем сегодня – это очередная битва здравого смысла с чьим-то персональным самолюбием. И уже к вечеру, когда переговорщики выйдут к прессе, мы узнаем, кто победил в Минске.