Меньше знаем, крепче спим. Россия деградирует в главном

Стало уже общим местом сетовать на нефтегазовый флюс нашей экономики. В качестве альтернативы предлагается «поддерживать», «стимулировать», например, производство самолетов, нефтехимию, IT и вообще что-нибудь безумно «высокотехнологическое». К этой эклектике неизменно добавляются дежурные фразы об активизации малого бизнеса и в целом инвестиционного процесса.

Но почему-то все самые правильные слова становятся заклинаниями, которые никак не могут развернуть нашу экономику от вползания в глубокий и многолетний кризис к реальному росту и качественному обновлению.

Причин, конечно, много. Назову для начала две:

1) наше государство, которое не заинтересовано в реформах, потому что в случае успеха многие столоначальники лишатся своих мест, а значит, и приработка к официальной зарплате;

2) могущественные «естественные» монополисты, которые находятся под защитой вышеупомянутого государства, что позволяет им неплохо жить, не заботясь о настоящей подконтрольности и реальной конкуренции.

Но эти две причины, которые тормозят экономическое (и не только экономическое) развитие России уже много лет, сформировали еще одну проблему, усиливающую нашу всеобщую деградацию: в стране на последнем издыхании находится важнейшая отрасль, без развития которой смена негатива на позитив невозможна. Это — производство знания.

О чем идет речь?

Любое общество, претендующее не на прозябание и не согласное с внешним управлением собой, является производителем каких-то ценностей, смыслов, традиций, научных открытий, институтов саморегулирования. Это создает его уникальное лицо, отличает от других обществ. Производство знания происходит самыми разнообразными способами: от фундаментальной науки и конкретной общественной жизни — до культурных и религиозных сфер. И успех приходит там, где все эти способы находятся в динамическом равновесии, без чрезмерного уклона в ту или иную крайность.

Кстати, об успехе. Если прогресс в производстве знания мерить битами накопленной информации, количеством зарегистрированных патентов или научных работников на душу населения, то это, как мне представляется, не совсем правильно. Богатство культурной и общественной жизни — не менее важный критерий. Все вместе это делает жизнь в стране комфортной для очевидного большинства людей. А это в свою очередь предопределяет высочайшую степень внутренней социально-политической стабильности. Конечно, время от времени и в таком обществе случаются самые разнообразные кризисы, но вторая половина XX и первые годы этого века показали, что все, даже самые острые проблемы, решаются не через смуты и революции, а с использованием уже существующих политических институтов.

Стал ли поводом для перехода к новому общественному устройству США теракт 11 сентября? Можно ли себе представить во Франции какую-то ломающую основы всей жизни пертурбацию, несмотря на явное обострение внутренней ситуации? Нет и еще раз нет.

А вот в нынешней России, повторюсь, производство знания фактически остановилось, что грозит всем нам чередой самых разнообразных и неожиданных кризисов в сочетании с отсутствием адекватных — не чрезвычайных, не мобилизационных — инструментов выхода из них. Такой вывод можно было сделать еще несколько лет назад, хотя он казался странным и алармистским на фоне льющихся в страну сотен миллиардов долларов от продажи нефти и газа. Но теперь картинка, мне кажется, ясна любому мало-мальски образованному человеку, у кого не снесло мозги массированным пропагандистским нейропрограммированием.

Так что же произошло?

Просто-напросто критически опасно нарушился баланс источников в производстве знания, о котором я упомянул как о желательном состоянии для любого цивилизованного общества.

1. Начну с самого простого и очевидного: на наших глазах умирает российская фундаментальная наука. Мне могут возразить, что не так уж и плохи дела в физике и математике. Соглашусь. Но с «небольшой» поправкой: фундаментальная наука в такой большой стране, как Россия, может быть успешна, только если она плодотворна не только в естественных, но и в гуманитарных дисциплинах. А в истории, философии, родной мне экономике ситуация драматическая. И дело здесь не в отсутствии умов — этим-то как раз Россия всегда славилась, а в разрушении инфраструктуры процесса производства знания. Про радикальное и многолетнее недофинансирование уже и говорить неинтересно. Но последняя т.н. «реформа» РАН, похоже, забивает последний гвоздь в крышку гроба: институты замучены валом спускаемых сверху мелочных указаний и требований, волюнтаризмом при распределении бюджетных грантов.

А уж чиновничье обожествление индекса цитирования в системах Scopus и Web of Science, коэффициента Хирша попахивает языческим идолопоклонством — в странах с наиболее продвинутой наукой от этого инструмента оценки работы ученых давно отказались.

2. Ровно такая же ситуация с культурой, которая не менее важна, чем фундаментальная наука, потому что она производит такие важные разновидности знания, как смыслы и ценности. Меня в свое время неприятно поразило то, что среди запущенных в 2006 году приоритетных национальных проектов не нашлось место для культуры, хотя, конечно, и образование, и здравоохранение, и жилищная сфера, и АПК нуждались в поддержке. И лишь в конце прошлого года президентом одобрены в целом неплохие «Основы государственной культурной политики». Одна лишь загвоздка — денег в бюджете на их реализацию нет и не предвидится. Значит, снова за хорошими словами никаких реальных дел?

3. Не менее важная сфера производства знания — общественная активность, гражданская самоорганизация. Ее все последние годы «сверху» последовательно гасят, пугая самих себя и население мифами о «цветной революции» и «пятой колонне национал-предателей», создавая многочисленные симулякры и ручные НКО. Из последних событий — фактическая ликвидация местного самоуправления через отмену прямых выборов мэров и глав муниципальных образований, отъем у этого, самого близкого к людям, уровня публичной власти самостоятельных источников финансирования и полномочий.

4. Неудивительно, что глубокий кризис переживает и экспертное сообщество. Независимое, критическое мнение даже самых профессиональных специалистов не востребовано лицами, принимающими в нашем государстве решения. Там либо привечают прикормленных «экспертов», работающих по принципу «чего изволите?», либо вообще обходятся своими силами. В результате сформировалась система дезинформации руководителей страны, что предопределяет многочисленные уже совершенные и, боюсь, предстоящие ошибочные управленческие решения. Может ли считаться сильным нынешнее российское государство, с его амбициями и претензиями, не имея работающей системы долгосрочного стратегического планирования? Ручной режим, который практикуется у нас, может, и был когда-то эффективен в Сингапуре, но в России с ее масштабами и разнообразием он точно не годится: печальный конец царского самодержавия доказал эту банальную мысль скоро как 100 лет назад.

Выбив из нормального состояния упомянутые выше четыре источника производства знания, мы, естественно, дали возможность заполнить освободившееся пространство совершенно другим феноменам. Это:

— агрессивное невежество, переходящее в одичание;

— фундаментализм экстремистского розлива;

— мистика и лженаука.

Данные явления присутствуют и в самых благополучных обществах. Но они там маргинальны и не имеют возможностей получать привилегированную поддержку государства. У нас же все эти «цветочки» не только пышно расцвели благодаря благожелательной позиции «сверху», но и начали давать обильный урожай «ягодок».

Тут и бешеный принтер Государственной думы, и останкинская излучающая башня (см. «Обитаемый остров» братьев Стругацких), транслирующая прямо в подкорку «двухминутки ненависти» (см. «1984» Джорджа Оруэлла), и постепенно берущие власть самые разнообразные якобы религиозно озабоченные люди, и колоссальная популярность разнообразных гадателей, астрологов, знахарей и всей подобной публики.

Поэтому, когда я наблюдаю за еще оставшимися кое-где содержательными дискуссиями о том, как нам обустроить не успевшую еще окончательно подняться с колен, а уже заваливающуюся на бок Россию, то мне хочется сказать тем, у кого пока еще не нарушены мыслительные способности: смотрите в корень!

О какой диверсификации экономики и оздоровлении предпринимательского климата может идти речь, если наше общество быстро теряет самую главную, базовую сферу — производство знания? Только полностью осознав эту, деликатно выражаясь, весьма тревожную ситуацию, можно адекватно оценить истинный масштаб тех реформ, которые только и могут спасти Россию от неприкрытого хаоса и развала.

Евгений Гонтмахер