Памяти сочинской Олимпиады

В феврале четырнадцатого я и знать не знал, что есть на свете такой город — Славянск. И совершенно не стыдно признаться, что не знал. Хотел бы и дальше не знать

Трудно поверить, но еще даже год не прошел с момента старта Олимпиады в Сочи. Вернее, трудно поверить, что она вообще когда-то была, эта Олимпиада. Что не лишенная определенной изысканности церемония открытия вызвала всеобщий восторг. Что мы следили за победами и неудачами спортсменов. Что в новостях были не трупы и руины, а трамплины и лыжные трассы. Что если на экране телевизора и появлялись люди с оружием, то были они биатлонистами и стреляли не в других людей, а в безответные черные кружки. И звали тогдашних героев как-то по-человечески: Дарья Домрачева. Юлия Липницкая. Виктор Ан. Да хоть бы даже Уле-Эйнар Бьерндален.

Не Штырь, не Сиплый, не Бревно, не Черт.

Трудно поверить, хотя я там был и своими глазами все это видел. И вот, как бы странно это ни звучало, это пафосное и дорогостоящее развлекательное мероприятие сейчас кажется мне очень важной исторической вехой. Понятно, что через пару недель из телевизора стране напомнят, как это было великолепно, как много мы всего тогда завоевали и как много всем всего доказали.

Это, разумеется, ерунда. Просто Олимпиада оказалась последней попыткой вырваться из морока серого будущего в человеческое настоящее.

Вы вообще помните, как много самых разных вещей нас занимало совсем еще недавно, полтора года назад каких-нибудь, уж не говорю — два? Вроде бы выбранный государством вектор развития и тогда был вполне понятен, и клепали свои подземные законы депутаты, и судили невиновных, и осуждали, и летел в небе со стерхами президент с накладным клювом. А все же.

Я наугад, навскидку перебираю темы, по-настоящему важные и просто смешные, не пытаясь их ранжировать, не пытаясь даже придерживаться хронологической последовательности. Судьбы сирот, лишенных права на жизнь, титул почетного орленка, принятый премьер-министром в пионерском лагере, деяния и смерть баронессы Тэтчер, национальный вопрос и бирюлевская овощебаза, танцы в храме, многотысячные митинги на площадях, выборы мэра Москвы, распиленные болгаркой Левичева (не важно, кто это, не старайтесь вспомнить).

Олимпийские стройки, олимпийские хищения, олимпийский факел, который почему-то постоянно гас, сдвоенные унитазы и товарищ Билалов (не важно, кто это, не старайтесь вспомнить).

Топот котов, путешествие Саши Грей, женщины непростой судьбы, на непростом автомобиле «Лада-Калина» по непростым дорогам нашей родины. Суд в Кирове и суд в Москве. Статья в популярной газете об абажурах из человеческой кожи и упущенных возможностях — робким предвестием нынешнего торжествующего антифашизма.

Остров Русский (опять стройки и хищения), саммит на острове Русский и Обама, который не нашел времени, чтобы приехать на остров Русский. Кстати, да, представляете себе, это многих тогда удивляло, а некоторых даже и оскорбляло — то, что он не нашел времени к нам приехать.

И потом вдруг — Украина, Украина и Украина. Горящие покрышки, пламенные речи, огнетушитель, из которого окатили Кличко, — и ни минуты времени, чтобы оглянуться на себя.

Украина захватила всех, Украина вытеснила Россию из российской повестки, Украина отменила Россию.

Российская власть, ошарашенная, наверное, зрелищем: как же так, оказывается, народ может выйти на улицу и власть смести, — предложила стране эту игру в Украину. И страна бросилась играть, и страна заигралась.

И потом — камнем под гору, через Крым и Одессу в Донбасс. Косноязычные народные мэры на ломаном русском проповедуют готовность умереть за право говорить на русском, а на окраине Славянска появляется немногословный совсем отставник-реконструктор.

В феврале четырнадцатого я и знать не знал, что есть на свете такой город — Славянск. И совершенно не стыдно признаться, что не знал. Хотел бы и дальше не знать, да не вышло.

Кровь, трупы, руины, русская весна и свадьба ополченца Моторолы. И кажется, что так будет всегда и что никогда не было по-другому.

И даже уколы реальности вроде биржевого коллапса если и возвращают Россию в Россию, то ненадолго. Свериться с курсом евро, вспомнить о курсе партии и правительства, и снова туда, на войну, где бегут и палят во все стороны Сиплый, Бревно и Штырь.

И, в общем, не важно уже, кто они для нас: святые, как читал я недавно в одной патриотической газете, чьи лики должны украшать храмы, или просто военные преступники. Важно, что у нас никого нет, кроме них. Нас и самих-то нет. Мы свою страну потеряли, любуясь на их подвиги. Свою потеряли, а чужую изувечили, и неизвестно еще, за что строже потом спросится.

Главная беда в том, что это именно игра, чистая технология. У нас ведь нет страны, а значит, нет проблем. Если проблема вдруг обнаруживается, то это — следствие вражеских происков. Месть недоброго мира нам за геополитические успехи и поддержку освободительной борьбы Штыря. Война отменяет проблемы, как умозрительные, так и сугубо материальные. Раньше мы бурно спорили, стоит ли сажать за кощунство, а теперь большинство населения, на споры не размениваясь, одобряет убийства тех, кто по неосторожности оскорбил нежные чувства особо ранимых граждан. Продукты в магазинах при этом дорожают, а рейтинг президента растет.

А это ведь не совсем наша война все еще. Несмотря на то что у нас ничего, кроме этой войны нет, несмотря на то что оттуда привозят трупы наших сограждан, что наше государство хоть и стесняется признать себя одной из воюющих сторон, но уже увязло в этой войне по уши, — она где-то там, далеко. Для нас она телевизионная и не совсем настоящая.

Этого пока хватает, чтобы красть у нас Россию и отменять проблемы. Но проблем будет только больше, кто в этом сомневается? И, чтобы их отменить, понадобится совсем другая война. Большая, настоящая, не оставляющая места для стеснительного вранья.

Много ли шансов, что такая технология — проверенная и эффективная — не будет отработана по полной?

Нет, серьезно, нас ведь меньше года назад интересовало, стоило ли включать Плющенко в сборную и не слишком ли резок Шендерович, рискнувший сравнить Липницкую с Хансом Вельке (не важно, кто это, не старайтесь вспомнить).