Александр Росляков. В ПЛЕНУ НЕГОДНЫХ СЛОВ

Есть слова, которые я не выношу. Никогда сам не говорю – и морщусь, как от скрипа по стеклу, когда их слышу. Вот самые из них негодные.

Войнушка. Называть так, с эдаким шутейством, самое страшное в мире зло, означающее гибель чьих-то отцов и детей, шлейф вдов и сирот, может, по-моему, только моральный урод. А когда в очередной «горячей точке» убьют твоего сына или брата или сестру изнасилуют пять пьяных харь, ты тоже скажешь: «Да, грохнули их на войнушке!»? «Сестренку отодрали на войнушке!»

Журналистов, промышляющих подобной лексикой, я бы вовсе приравнял к разжигателям войны. Ибо сводя ее ужасы к чему-то плевому, созвучному игрушке, побрякушке, они срывают с мозгов тот предохранительный флажок, который должен там стоять как вкопанный.

Трахаться. Когда-то я брал интервью у покойной уже Натальи Медведевой, авторши вдохновенного романа о любви «Мама, я жулика люблю!» В нем, написанном в «перестроечное» время, хватало матерщины, которая меня однако никак не покоробила. Это был своего рода вызов ханжеству и лицемерию тех похотливых лап, через которые продиралась лирическая в полном смысле слова героиня этого романа…

Естественно, мы заговорили о «грубых словах», и красавица Медведева, пришедшая в литературу с парижских дефиле, сказала: «Разве грубость – называть вещи своими именами? Настоящая грубость – слово «трахаться». Его звучание и смысловой окрас, подменяющие суть самого нежного на свете дела – признак топорного, мерзкого, нерыцарского отношения к женщине. Я лучше обозначу это прямым словом, которое русские люди свободно произносят в сельских клубах. Оно и чище, и честней». И я с ней в этом целиком согласен.

Со́ски, телки. Когда мужчина так называет даже проституток, мне хочется ударить его по лицу. Только полное ничтожество станет возвышаться над слабым и порой несчастным бесконечно полом путем его словесного обгаживания. Не могу себе представить, как тот, кто замарал свои уста подобным образом, может стать мужем, отцом, гражданином, избирателем. Пусть даже женщина, по которой он так презрительно проехался – падшая, чему чаще всего есть цепь трагических причин, – рыцарь должен оставаться рыцарем всегда. А мужчина не рыцарь – для меня оксюморон, ошибка и дефект природы.

Однажды я такую речь толкнул в обществе вызванных по пьяной морде проституток. И наутро с изумлением нашел у себя на столе записку: «Огромное спасибо Вам от женщин, вынужденных заниматься проституций. Спасибо, что увидели в нас душу! Валя. Галя». Они вполне могли после того, как я захрапел, унести мой кошелек, ноутбук, профессиональный фотоаппарат. Но лишь оставили это в высшей мере человеческое, даже в самой сомнительной связи, послание. Как после этого язык может повернуться называть их унизительными кличками?

Блин. Понятно, откуда взялось это слово-паразит – заменитель матерной вставки через каждые два слова для косноязычных. Ну, и какой-то еще, плюс к тому, непритязательный юмор говорящего. Но нельзя же все свое чувство юмора свести к этом затертому до дыр блину! А журналисты и писатели, использующие его для придания их лысым текстам эдакой народной шевелюры – откровенные халтурщики. В народной речи есть столько смачных и характерных оборотов, что ограничиться этим блином – расписаться в своей профнепригодности.

Особенно он режет ухо в исторических подделках, когда вставляется для «оживляжа» в речи персонажей времен Второй или даже Первой мировой – то есть еще задолго до его возникновения. Это уже никакой не «оживляж», а полный «омертвляж».

Печеньки. Это словцо стало некой изюминкой, когда впервые было употреблено в смысле подкупа глупой толпы. Но когда скудные на слово авторы давай вставлять его раз за разом в свои тексты ради того же «оживляжа» – это уже тошнотворно, уже не остроумие, а скудоумие. То же самое я бы отнес и к ставшему не менее тошным после тысячного употребления слову «печалька».

Ни разу не военный, от слова совсем, на секундочку… Те же штампы журналистов и политиков, самозабвенно верящих, что стотысячный повтор оригинального когда-то оборота придаст их банальным мыслям остроту.

Я такой. Опять же – слово-дрянь с отсутствующим смыслом; демонстрирует как бы ироничную самооценку, но больше – умственную лень говорящего. Сюда же еще входят: как этот, еще тот, только так, весь из себя и прочие словозаменители. Вы мол понимаете, в чем дело, чего ж я буду еще париться словесным поиском. Ну да, когда смысл отношений и всей жизни сводится к двум-трем понятным и без слов инстинктам, можно обойтись и этим. Коровы, например, обходятся одним мычанием, которое вполне понятно и им – и их ухажерам-бугаям.

Только полноценный человек, творец и созидатель, гонится за точным речевым эквивалентом – как без него смогли бы объясниться творцы даже самой простой сеялки? Так что ли: «Я такой беру еще тот болт – а он как этот, весь из себя, не лезет!»?

Зафрендиться. Эта калька претит мне, как и все ей подобные – пипл, юзер, лайкать, запостить и т.п. Во-первых, из-за кале́чного их смысла – размытого и ни к чему не обязующего. Френд – это и не друг, и не враг, а так, с кем ты установил случайную связь в соцсети; пипл – не народ, а что-то стадное, что «ха́вает»… Ну и скажи прямо – стадо! Зачем прикрываться каким-то фиговым листком?

Но этими фиговыми листками бездельники за «компами» еще и свою «образованность хочут показать». В царской России приказчики и прочее холуйское отродье, подражая «их высокородиям», щеголяли теми же кальками с французского: атанде, сильвупле, мильпардон, к вашему плезиру… Цель была та же, что и у нынешних обезьянок: казаться себя умней, выглядеть значительней, обряжая личную убогость в иностранные галоши.

Аффтар, сцуко, жжот нипадетски, выпей йяду и т.п. Так называемый албанский язык или язык падонков – случай, внешне обратный предыдущему, но в сути тот же самый. Человек прикидывается на письме малограмотным дебилом, но с таким подтекстом: это не я дебил, а жизнь дебильная такая, что никак иначе к ней и не стоит относиться.

Как и в случае с кальками здесь в огромной мере рулит стадный инстинкт. Парню охота чем-то выделиться из общей массы, но своего ума на это нет, и тогда он, повторяя без конца заемное «аффтар выпей йяду!» или «многабукаф», кажется себе дико оригинальным. Но на самом деле лишь пополняет стадо албанцев, добавляющих грязи в язык – как добавляют грязи в жизнь подростки, поджигающие кнопки в лифте и харкающие в стенку из протеста к «такой жизни».

Но очень хаять молодежь, припавшую в нынешней духовной пустыне к этому албанскому ключу, я бы не стал. В ее ненависти ко всем нормам, в том числе правописания, сквозит стихийный бунт против гладких политиков и депутатов, смотрящих, по известной русской поговорке, вдоль, живущих поперек. И чуткие на всякую фальшь дети перечат как умеют этому правящему «поперек».

ЯТД (Я так думаю). Это примерный перевод английского IMHO – inmyhumbleopinion, т.е. на мой скромный взгляд. Но по-русски эта оговорка с ядовитым привкусом далека от всякой скромности и лишь формально означает, что тут не истина в последней инстанции, а всего мое личное мнение. Ну а чье ж еще? Это и так ясно! На самом деле смысл этой аббревиатуры с бесцеремонно выпятившей ножку буквой «Я» на первом месте таков: я так считаю – и пошли все на хрен!

Говорят, что на Интернет-форумах Японии что-то высказывать имеют привилегию только признанные ученые и общественники. Остальные лишь скромно задают уточняющие вопросы, а возразить сенсею, даже в самой приличной форме, считается верхом неприличия. Российский же Интернет я бы уподобил огромному университету, где все хотят учить и никто не хочет учиться. Аудитории, забитые профессорами, тузящими друг друга в отсутствие каких-либо студентов.

На мой взгляд, человек разумный отличается от идиота еще и тем, что хоть иногда может допустить свою неправоту. Идиот же этого не допускает никогда – даже если лицемерно добавляет в свои изречения эти IMHOи ЯТД.

Тусовка, тусить, тусня. Это даже не слово, а целая идеология бездельников. Понятие, к которому русские слова встреча, вечер отдыха, вечеринка не подходят (так и подмывает сказать: от слова совсем). То, чем занимаются «люди выходного дня» не после, а вместо работы.

Тусить – значит тереться друг о друга без определенной цели с тайной мыслью выудить из этих потираний все недостающее: любовь, место в жизни, палочку к своему нолю. Но можно ли, даже при всем желании наших помешанных на религии халявы паразитов, что-то взять с тех, кто сами исповедуют один отбор чужого? Как еще древние мыслители подметили – ex nihilo nihil, сколько ни помножай ноль на ноль, в итоге будет ноль. Но и тому, кто имеет за душой хоть что-то, перебор по части этого дурного дела грозит полным обнулением.

Совершенно замечательный. Любимый штамп высоколобых литературных, музыкальных и прочих критиков, употребляющих его для показания своей высоколобости с типичным придыханием: «Это был совершенно замечательный концерт!» «Совершенно замечательный голос!» «Совершенно замечательная постановка!» «В антракте подавали совершенно замечательные легкие закуски!»

Если из этих фраз убрать слово «совершенно» и придыхание – от знатока, кормящегося с культурного стола, останутся рожки да ножки. Без этого любой дурак за ту же легкую закуску и дополнительную сотку евро расхвалит кого и что угодно. А с этим культурным придыханием – совсем другой табак!

К чему бы я все это свел. Чем общество бездельней и паразитичней, тем больше в нем слов-паразитов, которые в свою очередь, как в неком порочном круге, стимулируют его дальнейшее падение.

Но что до лексики – она поддается все же исправлению. Если кто помнит, лет 20 назад у нас было в ходу такое навязшее в зубах у всех словцо «звякну» – вместо позвоню. По нему прошелся от души еще Илья Ильф: «Так вы мне звякнете? – Обязательно звякну. – Значит, звякнете? – Звякну, звякну, непременно… Я тебе так звякну, старый идиот. Так звякну, что своих не узнаешь…» И не прошло с тех пор и 80-и лет, как это слово-паразит ушло таки из нашей речи.

И я бы всех пользователей нашего великого и красочного языка призвал очиститься от сорных слов. Глядишь, по принципу «сначала было слово» очистимся и от желания жечь кнопки в лифте, и от других, уродующих жизнь пороков. Конечно же, не сразу и не до конца – но хоть слегка!