«Что жизнь тем не менее нуждается в услугах истории, должно быть понятно так же, как и другое положение... а именно, что избыток истории вредит жизни». Эти слова Фридрих Ницше написал 140 лет назад, и тот, кто следит за дебатами по поводу России, Европы и Украины, тот думает: никогда раньше излишнее использование истории не наносило такого вреда настоящему, как это происходит в наши дни.
Вот уже больше года ведутся споры относительно причин и последствий российской интервенции на Украине — много уже с того момента произошло, однако на внутренней немецкой линии фронта ничего не изменилось. Но когда действительность начинает двигаться, а мнения по поводу действительности остаются прежними, возникает подозрение, что, по сути, речь идет не о решении острых проблем, а в большей степени о попытке осмыслить различные варианты прошлого.
А если еще посмотреть повнимательнее, то возникает вопрос: в чем же состоит предметное различие между политикой Ангелы Меркель и, например, недавно опубликованным призывом против войны? Федеральный канцлер выступает за переговоры и умеренные санкции, тогда как авторы призыва хотят еще больше переговоров, однако в своем тексте они совершенно не требуют отмены санкций. И все эмоции только ради этого? Нет, не ради этого, а ради исправления задним числом ужасных ошибок истории.
Самые тяжелые орудия истории в немецких дебатах — Гитлер, холокост и Вторая мировая война — используются обеими сторонами. Захватническая война Гитлера против Советского Союза должна все обосновать: 1. Боязнь окружения у русских. 2. Право России на зоны влияния. 3. Особую ответственность Германии перед Москвой. Этот аргумент представляется мнимым гигантом: чем ближе его рассматриваешь, тем бесполезней он оказывается. Потому что, с одной стороны, Гитлер в свое время напал и на Украину и разрушил ее, и если что-то и должно быть компенсировано, то в таком случае в пользу обеих нынешних противоборствующих сторон, и в результате этот аргумент снимается. С другой стороны, советско-германской войне предшествовал пакт Гитлера-Сталина, и поэтому немцы так же серьезно должны принимать во внимание страхи поляков в отношении русских, как и самих русских в отношении Запада. И что из этого следует для конфликта на Украине? Ничего.
Забавным представляется то, что при этом не упоминается важнейший историко-политический мотив. То есть страх. Не страх русских перед Западом, а страх немцев перед русскими. Ничто не влияет так на коллективную память, ничто не определяет так воспоминания немцев старшего поколения, как катастрофическая война против Советского Союза. Зимняя война. Сталинград. Массовые изнасилования. Бегство через залив. Эти постоянно присутствующие, но замалчиваемые картины составляют скрытый консенсус: мы никогда больше не должны вступать в конфликт с Россией. Ни за что. Он может закончиться только катастрофой. Это историко-политическая собака, которая не лает.
Однако и критики политики в отношении России пользуются масштабными сравнениями. Политика умиротворения постоянно приводит к тому — это показали уже Мюнхенские соглашения, — что у агрессора возникает еще больший голод. А хотим ли мы, на самом деле, сравнивать наступательную, хотя и, в конечном счете, осторожную ревизионистскую политику Путина с желанием захватить весь мир Гитлера? Гитлер по определению и по своему характеру просто не мог насытиться, тогда как можно предположить, что у Путина, напротив, при всех его националистических порывах вопросы затрат и выгоды все еще играют определенную роль. Есть весьма веские причины, которые можно противопоставить российской политике, но Гитлер к ним не относится.
Чем меньше истории, тем полезнее она может оказаться. Если кто-то, действительно, занимается поиском исторических примеров для нынешней конфронтации между Евросоюзом и Россией, то ему следовало бы, скорее, обратиться к Ганди.
Запад не реагирует с помощью силы в ответ на применение силы, а использует экономические методы, он не стремится к быстрой мести, он, скорее, вполне дисциплинированно переносит нынешние успехи и триумфальные жесты противоположной стороны. Это еще не Ганди, но это рецепт для достижения бескровного успеха в длительной перспективе.
Плодотворным может оказаться историко-геополитическое сравнение между Германией и Россией. Обе страны имеют необычно большое количество соседей, обе склонны к проявлению страха по поводу возможного окружения. Они, частично, были оправданы в историческом плане, однако большая их часть возбуждалась ими самими для того, чтобы, представ в качестве бедной жертвы географии и соседей, еще агрессивнее осуществлять свою собственную оборону на передовых рубежах. Россия вновь этим занимается, тогда как Германия сегодня делает другие выводы из наличия большого количества соседей и предпочитает заключать их в свои объятья (иногда со слишком большим давлением).
Другие исторические параллели относятся к обращению с темными страницами собственной истории. Немецкий опыт здесь таков: возвращение подавленного и вытесненного. То, что не обсуждается открыто, то, что не признается и не осмысляется, ложится тяжелым грузом на современность. И для русских, судя по всему, самое большое несчастье сегодня состоит не столько в утрате якобы святых земель, сколько в страшных побочных последствиях, в навязчивых идеях и в упрямой гордости, которые возникают в результате подавления и вытеснения сталинизма и коммунизма.
Концентрация на жертвенной или на героической стороне российской истории (или соответствующая психологическая редукция) не делает страну свободной, в том числе и в области внешней политики. В конечном итоге советский коммунизм в течение 45 лет держал под тоталитарным контролем иностранные государства. Если бы в Кремле больше занимались осмыслением этих вещей, то тогда новое начало в Восточной Европе было бы легче осуществить. Путин ведь не должен опускаться на колени в Варшаве.
Тот, кто на своем опыте испытал в Германии как подавление прошлого, так и его осмысление, тот, кто имел возможность видеть, как в течение десятилетий детское упрямство постепенно превращалось в национальное самосознание, тот очень хорошо способен понять русских, поскольку он узнает в них немцев 1950-х годов. Но такой человек не верит в то, что без значительных историко-политических изменений русские смогут найти мир с самими собой и со своими соседями.
Поиск русскими самих себя будет продолжаться десятилетия, и историко-политическое сокращение дистанции также мало способно здесь помочь, как и масштабные сравнения или особые геополитические права. Терпение и твердость могут помочь, как раз в настоящий момент.
Письма читателей
Мы являемся сегодня свидетелями третьей попытки в течение 200 лет поставить Россию на колени: в 1812 году это попытался сделать Наполеон, в 1940 году — Гитлер, а теперь — так называемый западный альянс с Соединенными Штатами и НАТО во главе.
Первые две попытки поставить Россию на колени и унизить ее, как известно, закончились катастрофой, и я боюсь, что участников третьей попытки ожидает та же участь. Во всех этих случаях во главе России стоял или стоит человек, который, в соответствии с нашими себялюбивыми масштабами, является чудовищем или, по крайней мере, диктатором, и, тем не менее народ решительно его поддерживал или поддерживает. В первом случае немцы (отдельные солдаты, следует признать, по принуждению, тогда как их князья делали это не без симпатии по отношению к агрессору) составляли значительную часть армии вторжения, во второй попытке основными преступниками были немцы. Теперь, в третьем случае, они играют роковую главную роль.
Доктор Вильфред Курц (Wilfried Kurz) из Нюртингена.
Даже если автор сочтет это иррациональной сентиментальностью, стоит сказать: большая часть немцев на стороне России. Почему? Потому что они чувствуют, что судьба обоих народов складывается похожим образом. Оба они являются главными проигравшими в результате установления нового порядка в Европе на основании так называемых национальных государств. В то время как раньше русские и немцы населяли многие регионы континента, теперь они в Прибалтике, в Эльзасе, в Польше или в Южном Тироле иностранцы в своей собственной стране, которых лишь терпят. Эта основополагающая несправедливость ни разу не осмыслялась со времени первой мировой войны, и ошибки стран-победителей никогда ими не признавались, а наше немецкое правительство делает все для того, чтобы оправдать существующий несправедливый европейский порядок. Оно ничего не делает для равноправия немецкого языка в Эльзасе, ничего не делает для права немцев на самоопределение в Италии.
А Россия не поступается своими жизненно важными интересами ни ради трансатлантического торгового и инвестиционного партнерства, ни ради того, чтобы за тобой шпионили и водили на помочах. Поэтому Россия является нашей надеждой, надеждой на окончание западного господства, а также надеждой на то, что мы получим, наконец, возможность изложить наш собственный взгляд на историю этого континента.
Йозеф Рига (Josef Riga) из Целле.
Комментарии