Новороссия. «Настанет час твоей улыбки, малыш!»

Новороссия. «Настанет час твоей улыбки, малыш!»

 

Никогда не думал,  что, перечитывая это письмо, я буду думать о русском мальчике в Донецке

 

«Из письма ливийскому мальчику…

 

Снова ночь, малыш,  и  снова ты не спишь…

Ты прислушиваешься: «Неужели  ОНИ прилетят снова»?

Сегодня ты снова не пошел в школу. ОНИ  ее  разбомбили 7 июня, в день рождения уважаемого тобой человека, портрет которого ты хранишь рядом с фотографиями твоих родителей..

Сегодня ты снова не пошел в Детский центр творчества. Они его превратили в руины  уже месяц назад. Когда в очередной раз бомбили Триполи, твой родной город… 

Помню, как я с другими журналистами из России, Франции, Англии, Америки приехал в тот день после бомбежки к тебе. Ты мне показывал рисунки твоих товарищей, полусгоревшие, запачканные серым пеплом. А рядом девочка спросила: «Why bombs?» Я ничего не ответил.

В тот день  ты  вообще ничего не рисовал: ни цветы, ни пейзажи, ни животных… 

Я знаю, сегодня  ты снова рисовал войну.

Ты уже взрослый. Ты все понимаешь. Ты понимаешь, что на севере есть Европа, а в Европе есть злые дяди. Эти дяди решили, чтобы ты жил по-другому. И послали самолеты. И разбомбили твою школу…

Я вижу, ты рисуешь самолет. И вот уже линии кабины. А в ней… кто в ней? Ты задумался… 

Тогда, в тот день ты спросил меня:   «Кто ОНИ? Такие же люди, как и мы? И у них тоже есть дети? И дети тоже рисуют войну?»

Я ответил только на последний вопрос: «Дети не рисуют войну».

И ты поймал меня на слове. «Мы – не дети?» - спросил ты.

Но я  - репортер, я нашел, что сказать, чтобы тебя не обидеть:

-Ты за эти три месяца повзрослел  на три года…

-А ты был летчиком?

-Почти. Когда я был молодым, я служил в алжирских ВВС русским переводчиком.

-А алжирцы смелые?

-Да, как ливийцы.

-Когда я вырасту, я тоже стану летчиком!

Наступила пауза.

Я покачал головой.

Ты все понял. Ты сказал:

-Я должен отомстить! И ты мне не друг, если не дашь мне самолет. Когда я вырасту!

Я смотрел на  разрушенное здание и  на разбросанные детские книги. На то, что осталось от книг. Одна была на французском языке. Антуан  де Сент-Экзюпери. «Маленький принц».

Я хотел ее  сфотографировать.

Мой  сопровождающий Салем остановил меня: «Потом ОНИ скажут, что мы сами сожгли французские книги. Что мы варвары!» 

Ты, мой малыш,  тоже смотрел на рухнувшие стены, на книги, которые вчера держал в руках. Там были такие красивые иллюстрации.

Я сфотографировал … цветы. Чудом уцелевшую герань. Среди пепла и следов пожарищ.

Ты спросил: «А  у  НИХ тоже есть цветы?

-Много цветов.

-И школы есть?

-Есть.

И я улыбнулся, вспомнив прекрасные пейзажи Франции… 

Ты не улыбнулся. Ты еще больше задумался. И я понял, о чем.  Если ты полетишь на север, то там тогда  тоже не будет ни цветов, ни школ…

И ты сказал мне: «Я не буду летчиком!» 

Почему я  это все описываю?

Потому что я  - репортер. Потому что я вернулся домой,  а мой дом тоже на севере. Я много рассказывал о тебе и твоей прекрасной стране, которая зовется так красиво – Ливийская Джамахирия. Рассказывал  о  чужих бомбежках и твоих бессонных ночах. Русские люди  вздыхали, а женщины украдкой вытирали слезы… 

А когда выпала минута,  я в своей домашней библиотеке нашел книги Антуана де Сент-Экзюпери. Ведь тогда я не сказал тебе, не успел: он тоже был военным летчиком и погиб, сражаясь за Свободную Францию. И вместе с ним сражались, и в небе, и на земле, и в море, алжирцы, тунисцы, ливийцы… Сражались за Свободу и погибали…  В в Африке, и в Европе…

За тебя и за меня. Чтобы мы жили!

… 

Наступит день, и ты мне задашь свой единственный вопрос. Я знаю, потому что этот вопрос во мне. Как раскаленная в огне горящего Триполи железка. Этот вопрос мне не дает спать в Москве.

-Почему ты допустил это?

И, честное слова, я отвечу на него. Но не сейчас.

Мне надо еще много сделать для твоей страны.

Я хочу тебе процитировать слова Антуана де Сент-Экзюпери, он часто летал над Африкой:

«Каждая звездочка означала, что среди ночи там, внизу, люди думали, читали, вели разговоры по душам. Каждая звездочка, как сигнальный фонарь, свидетельствовала: здесь бодрствует человеческий разум. Вот там, быть может, размышляли о счастье людей, о справедливости, о мире. А эта звезда, затерянная в стаде других, ‑ звезда пастуха. Тут, может быть, устанавливали связь со светилами, ломали голову, вычисляя туманность Андромеды. А там любили друг друга. Повсюду в долине горели эти огни, и все они нуждались в пище, даже самые скромные. Огонек поэта, учителя, плотника. Но среди этих живых звездочек ‑ сколько затворенных окон, сколько угасших звезд, сколько спящих людей, сколько огней, уже не дарящих света, потому что им больше нечем питаться».

Я привезу тебе его книги на французском языке. Я хочу, чтобы ты выучил французский язык. Потому что рано или поздно ты встретишься с французами. Может, даже с летчиками, которые  бомбили тебя.

Которые убили Ганнибала, Саифа и маленькую Мастуру.

8 июня мы в Москве отметили грустный сороковой день их гибели.

Наступит другой день, и французы, как и я, тоже  ответят на твои вопросы… 

И еще слова французского летчика Антуана де Сент-Экзюпери:

«Ты мне нужен, чтобы тверже верилось: он еще настанет, час той улыбки. Мне нужно помогать тебе жить. Я вижу тебя - ты так слаб, тебе грозит столько опасностей…» 

Я подписываюсь под его каждым словом. Мне нужно помочь тебе выстоять! Победить злых дядь! И жить!

И  я  тоже верю: настанет час твоей улыбки, малыш! 

Николай Сологубовский, Триполи-Москва, 9 июня 2011.

 

И ты, мой маленький друг в Донецке, ты тоже улыбнешься! Этот день обязательно придет!

24 декабря 2014 года