Дневник лейтенанта Горелова. Пролог

ДНЕВНИК ЛЕЙТЕНАНТА ГОРЕЛОВА

Морская эпопея



Содержание книги, которую вы читаете, основано на реальных событиях, описанных в подлинном дневнике. Но, поскольку многие сведения автором дневника употреблялись в сокращённом и зашифрованном виде, то следует иметь в виду, что автор книги не может ручаться за точное воспроизведение имён и фамилий персонажей, названий кораблей флота, мест действия, да и времени, в которое они происходили.
 
ПРОЛОГ

Московский вокзал Санкт-Петербурга.
Октябрь 200… года.

Вот он – мой поезд… Мой вагон. Я успел…
Сколько раз зарекался поздно выходить из дома перед поездом. Живу в двух остановках от Московского вокзала,  вычисляю время пути с пятнадцатиминутным запасом. И каждый раз едва не опаздываю.

Теперь можно не торопиться. Вот моё купе. Нижнее место. Дожил. Кассирша теперь даёт нижнее, не спрашивая моих пожеланий.
Думал, последним приду. Нелепо в мои года выглядеть опаздывающим. Но в купе одиноко сидит девушка с билетом в руках. Я только второй? Ставлю вещи, скидываю мокрую от осеннего дождя куртку, облегчённо обрушиваюсь на сидение. По вокзалу объявление: «Поезд «Санкт-Петербург - Севастополь» отправляется с пятой платформы»… Слава богу!
В коридоре оживление: тяжёлые шаги, громкие возгласы, смех. Поезд тронулся. Вот эти уж точно чуть не опоздали. Должно быть – наши оставшиеся попутчики.
Действительно. Двое молодых мужчин бизнес-облика шумно ввалились  в купе, бросили вещи на сидения, швырнули билеты на стол, оценили нас взглядами и исчезли. В соседнем купе весело. Видимо, там их целая компания.
Двадцать-тридцать минут – обычная процедура: проверка билетов и документов, постельное бельё, переодевание в «походную» одежду.
Девушка сидит в углу купе у выхода. Её место – прямо надо мной,  на верхней полке. Предложил поменяться. Вежливо отказалась. Между прочим, очень миленькая. Фигурка безукоризненная. Молчунья. Я вот только староват.

Сейчас попьём чайку, и займусь делом. Не хочется терять время.
Ждал не долго. Проводница принесла чай. За чаем узнал, что попутчицу зовут Татьяна, что едет она недалеко. Уже завтра днём её место останется вакантным.
Угостил Таню конфетами. От коньяка в чай отказалась. А мне полезно.
Ну всё. Процедурные вопросы закончены. Я достал из портфеля листы свежеотпечатанного «Дневника…», уселся на полке с ногами и занялся бумагами. Одно дело, когда читаешь с монитора компьютера, другое дело – вот так, «живьём». Надо перечитать всё это, чтобы начать чистовую правку. До Севастополя времени хватит.
О! Да ещё страницы перепутаны! Видимо из лотка принтера их доставали мелкими партиями, а потом сложили как попадя… Придётся потратить ещё пару десятков минут, чтобы разложить всё по порядку.
Татьяна сидит молча уже минут двадцать в своём уголочке. Может быть, дома какие-нибудь неприятности? Книгу бы что ли почитала. Сейчас все эти детективы и женские романы читают. Или к себе наверх бы полезла. А то я как-то чувствую себя неловко под её взглядом. Могу представить, как выгляжу: сидит по-турецки пожилой кругленький лысоватый мужик и тусует кипу машинописных листов.
«Можно радио убавить?», - внезапный вопрос из полутёмного противоположного угла.
Я и не заметил, что по вагонной трансляции раздаются страдания «Радио-шансон» в духе воровской романтики: «украл – выпил – в тюрьму». Да, конечно убавлю! Тумблер громкости радио – за моей спиной.
За работу. Так. На чём это я остановился... Сбился со счёта.
Неужели настал тот момент, когда я смогу увидеть хотя бы предварительные результаты более чем трёх лет работы?
Да, скоро три года, как я решился начать основательно заниматься обработкой дневниковых записей. Почти три года ночных бдений за компьютером, урывками от основной работы.
На  дневник я наткнулся, разбирая старые вещи перед отъездом из Севастополя. Перед отъездом к новому постоянному месту проживания в связи с увольнением в запас из рядов Вооружённых Сил.  Десять лет не читал, не обращал на него внимания. Как вообще не выбросил? А тогда в Севастополе, среди коробок и ящиков с домашним скарбом, перечитал наугад какую-то запись, потом другую, ещё, и засел за дневник на десяток минут. Ведь вот она – казавшаяся когда-то обычной, единственно возможной, незыблемой и бесконечной жизнь, другие понятия, другие цели. Чуть не подумал – «другие идеалы!» Как будто сейчас есть идеалы. А какой флот? Разве есть он вообще у России? Да был ли он ещё когда-нибудь более могучим, чем в те проклятые нынешней эпохой годы? Да и не будет.
Ещё несколько лет, уже в гражданской жизни, самые разные события заставляли вспомнить о дневнике. Потом я его перечитал. И тогда начал писать…
Вот, половина листов разобрана. Нашёл первые страницы. Можно начать читать.
Итак, первые строки:
«ДНЕВНИК   ЛЕЙТЕНАНТА   ГОРЕЛОВА

В июне 198… года в военной гавани Балтийска стоял на швартовах новёхонький сторожевой корабль 2 ранга «Ревностный»…
 «А что это у Вас, если не секрет?..» - это вопрос из дальнего угла про мои листы, ей скучно, должно быть, стало.
Я замялся от неожиданности: «Да это… Как бы Вам сказать. Это книга. Будущая книга».
«А Вы какое к ней отношение имеете? Вы в издательстве работаете?», - без особого интереса спросила Татьяна.
«Да я, вообще-то, автор».
«Надо же, значит Вы – писатель?», - в голосе Тани послышался признак любопытства: «И о чём же книга?»
«Вам вряд ли интересно. Это воспоминания о военно-морском флоте. И не только», - я не хотел её отфутболивать, просто это правда.
«Смешное что-нибудь?»
«Нет», - я даже огорчился. Я похож на юмориста? Комично выгляжу?: «Хотя, поначалу может показаться».
«Мемуары, да?», - мемуары она, очевидно, не жалует.
«Ну, не совсем мемуары. Точнее, совсем не мемуары. Ещё точнее, не мои мемуары».
Таня съехидничала: «Вы их украли что ли?»
Разговор начал меня забирать. Ведь на этот вопрос мне когда-нибудь всё равно придётся ответить: «Нет, я ничего не крал. Я давно пишу. Но не книги. Так, в газетах кое-что. Публицистика»…
«Как нельзя жить нас учите…»
«Это тоже давно было. Это в Крыму… А книга – первый раз. По мотивам одного морского дневника. Я его когда-то случайно добыл. Могу рассказать, как это случилось».
«Давайте».
Я обрадовался относительно безобидному продолжению разговора и, потягивая коньяковый чай, стал продолжать. Ведь это так было:
«Много лет назад я служил в военно-морском флоте. Я был перспективным, молодым и красивым офицером. Как все. Уверяю, что тогда Вы с гораздо большим интересом разговаривали бы со мной»…
«Я не из тех, кому нравятся военные».
«Да я знаю, что это сейчас не в моде», - я начал ловить дуэльную ситуацию: «А в те времена Вы были бы среди меньшинства. Но мы не о том.
Мне пришлось послужить на нескольких кораблях…»
«Замполитом?», - это уже политический вызов.
Вот и коньяк подействовал. Речь потекла стройнее: «Нет, мадемуазель, у меня инженерная специальность. Так вот. Однажды, когда о написании книг я и не думал, во время большой приборки в каюте очередного корабля, куда забросила меня флотская карьера, был обнаружен дневник, вероятно давно утерянный одним из прежних обитателей каюты. Довольно любопытные записи, но для тех времён совсем рядовые. В море такие драмы иной раз случались! А тут - сплошная бытовуха. Поначалу я хотел найти хозяина и вернуть ему дневник. Но автора дневника найти не удалось, и вскоре  будни заставили забыть о находке».
«И теперь Вы хотите опубликовать чужие дневники?»
«В литературной обработке. Я и сам немало поплавал. Есть что добавить. Дневник я нашёл в ужасном состоянии. Пришлось буквально восстанавливать. Там фотографии есть. Часть утеряна. Отсутствовавшие фотографии я заменил своими, но сходными по содержанию. Некоторые абзацы дневника записаны чем-то вроде шифра. Для восстановления пробелов в тексте мне пришлось прибегать к собственному морскому опыту. Если хотите, почитайте. В наши дни такие воспоминания мне кажутся небезынтересными хотя бы с исторической точки зрения», - я протянул Тане уже разложенные по порядку листы.
Она взяла бумаги. Кажется, из вежливости. Начала читать.
 «Самая скучная для Вас, по-моему, – первая глава. Можно и пропустить. Потом должно стать интереснее», - я поддержал терпение Татьяны и вернулся к своим делам. Вот и славненько. Можно продолжить раскладывать страницы.
Странно. Я ожидал быстрой реакции, в духе – «это очень специфическое».
Но прошло пять, десять минут. Она читала. Потом попросила следующую партию листов.
Но и я уже не только занимался листами, но и поглядывал на неё. Читает!..  Уникальная девушка. Никогда бы не подумал, что современную молодёжь  может привлечь моя тема!
Прошло ещё тридцать минут. Ага! «Закон Шара» прочитала…
«Знаете, ваш Горелов – не от мира сего. Я же Покровского читала. Там совсем другие офицеры…»
«Это Вы не от мира сего. А Покровского я тоже читал. В основном – сборники чернушных анекдотов и баек. Горелов, конечно, не типичный, но и не уникальный на флоте человек. Потому я и пишу о нём! Он – замечательный продукт советской системы воспитания, целью которой было создание всесторонне развитой личности. А что касается Покровского и К, то, если бы я на флоте двадцать пять лет не служил, то по их россказням решил бы, что у нас в те времена почти все офицеры были хамы или идиоты. Читаем дальше?»
«Я же до конца прочитать не успею до Курска. Чем у них с этой девушкой кончилось?»
«Так не интере-есно!», - протянул я с загадочной интонацией: «Если не успеете дочитать, придумаем, как Вам помочь. Идёт?»
Почти час мы занимались каждый своим делом. Я разбирал листы, она их читала.
Наконец, моя первая читательница заявила: «Знаете, а я, пожалуй, всё же попрошу Вашего коньяка в мой чай»…
Совсем замечательно. Я занялся было чаем.
Дверь купе открылась. Явились наши остальные попутчики.
Два молодых человека. Не такие и пьяные, как я предполагал. Симпатичные на первый взгляд. Чёрт, разрушили мой идиллический роман. В такой компании не котируюсь.
«Извините за позднее появление», - это громко вступил в контакт очевидно более энергичный.
«Игорёша, тихо. Может люди уже спать ложатся», - этот более трезвый, или более вежливый.
Однако, вслед за вновь прибывшими из коридора ворвалась громкая музыка радио:
«Аривидэрчи, малышка,
Моя маленькая мышка…»
Таня подобрала в своём углу ноги. А я возразил: «Да нет. Рановато ещё спать, присоединяйтесь. Давайте знакомиться». Бумаги пришлось собрать.
Ребята уселись на полке напротив и рядом с Таней.
Познакомились. Александр и Игорь. Игорь, более активный, более развязанный, так как выглядит более пьяным. Александр, скромнее, спокойнее. Они сразу за Татьяну принялись. Всякие контрольные вопросы-ответы. Тут и я о них многое узнал. Едут в Белгород по делам. По делам энергодобывающей фирмы. За стенкой в соседнем купе – ещё четверо таких же. А этим, по их очевидно гусарским выражениям, «очень повезло с попутчицей». А Таня наша – юрист. Замужем (напрасно моё «мадемуазель»). А выглядит не старше моей дочери. Очень любит мужа. Едет в отпуск к родственникам.
Я им говорю: «Ребята, вы постельки постелите, а потом – у нас коньячок есть».
«Я не буду», - отрезала Татьяна.
«Отец, мы щас…».
Таня вышла в коридор. Игорь за ней. Александр с моей помощью постелил нижнюю и верхнюю постели.
Я ему намекаю: «У вас одно нижнее место. Предложите девушке».
Этот Александр секунду подумал: «Нижнее место - Игоря». Сказал, как обрубил.
Ладно. Постели заправлены Александр сел рядом со мной. Таня и Игорь вернулись. Видимо, о чём-то говорили в коридоре.
«Так чем вы здесь без нас занимались?», - игриво спросил Игорь.
Я разливал коньяк из фляжки в одноразовые стаканчики и ответил согласно своим мыслям: «Да я вот рассказывал Тане о своих планах на будущее…»
«Юрий Геннадьевич дал мне почитать свою будущую книгу», - голос Татьяны стал официальным. Александр со словами «Разрешите?» довольно бесцеремонно взял часть моих листов. Начал выборочно и бегло читать.
Игорь,  продолжил: «О! Детективчики пописываете? Вы – Дарья Донцова что ли? И много зарабатываете?»
«Да нет, я собираюсь написать о военно-морском флоте, восьмидесятые годы…»
«О чём?», - ухмыльнулся Игорь: «Ну, нет, это сейчас не популярно. Лучше сделайте фэнтези. Знаете, модно сейчас припахать инопланетян в афганскую войну, или там Илью Муромца экстрасенсом сделать».
«Почему же. Патриотические тенденции в обществе…»
«Какие там тенденции», - Игорь не унимался: «Откосить от армии сейчас – святое дело. Не согласны? А раньше… Там другое. Не фиг было лезть в чужие дела. Как только перестали лезть, так сразу действительно великой державой стали »…
«Игорёша-а», - скривился Александр.
«А что? Что вы там себе вообразили? Думаете, мы ничего о тех временах не знаем? Вплоть до Горбачёва всех диктаторов по всему шарику поддерживали. Столько денег и людей угробили…»
«Нет. Советский Союз в моё время вовсе не был таким ничтожным и злобным… А наша сегодняшняя действительность не кажется мне более привлекательной, чем те времена. Я имею возможность сравнивать. Особенно относительно флота», - я старался обороняться спокойно, не накаляя обстановку и конфликт поколений.
«Смотрели мы ваши «72 метра». Нормально! Американцы таких сюжетов о своих вояках десятками крутят. Вы-то героями были под стволами кэгэбэшников! Ни жратвы в магазинах, ни музыки хорошей. Машины – барахло, телек – отстой, за анекдоты – в лагеря, за рок – в котельную, за свободу слова – в Горький! Своих парней – под пули в Афган! Умных людей – по психушкам. Весь мир от нас шарахался!», - Игорь разошёлся не на шутку, но в ходе своего монолога взглянул на Татьяну. Видимо её лицо не выражало ожидаемой поддержки, так что его наступательный пыл резко спал: «Но…, опустим вопросы политики». И, снова повернувшись ко мне, продолжил: «Лучше о женщинах. Давайте выпьем! Чё вы там цедите по каплям?» С этими словами Игорь залез в сумку своего товарища, вытащил оттуда средних размеров бутылку французского коньяка и изрядно разлил оттуда по нашим стаканам под ворчание Александра, недовольного резким увеличением дозы.
Выпили. За знакомство и за присутствующую даму.
«А как книжка будет называться?», - Игорь почти успокоился.
«Дневник лейтенанта Горелова», - начал я осторожно отвечать.
«Ваша фамилия – Горелов?», - язык Игоря стал заплетаться.
«Нет. Это – быстрее всего подлинная фамилия автора дневника. Насколько мне удалось этот дневник восстановить. Тут сразу четыре совпадения. Во-первых, фамилия автора дневника. Во-вторых, это фамилия героя моей детской игры. Долго рассказывать. Играли мы в детстве в морские приключения. И я там был «Горелов». Потом это был мой газетный псевдоним в Крыму. Я же служил офицером флота. А офицерам политикой заниматься запрещено. Тем более, что флот был какое-то время «российско-украинский». Газетчики меня от украинской безпеки  хранили. И в четвёртых, «Горелов» – фамилия одного из главных персонажей морских рассказов Станюковича».
«Ещё один апологет советской действительности? Псевдоклассик?», - кажется, Игорь пытается работать на публику.
«Нет, Вы, вероятно, с Серафимовичем путаете…», - я готов был отвлечься на историю литературы: «Хотя, Серафимович никакой и не «псевдо»…
Долго молчавший Александр прекратил чтение, протянул мне листы: «Да это же просто красная пропаганда. Вы действительно надеетесь это издать?»
«Какая ещё «пропаганда»? – нежданно вступила из своего угла Татьяна: «Вполне человеческая, даже романтическая история. По крайней мере в той части, которую я успела прочитать».
«Такое впечатление, что вся эта «романтика» придумана, чтобы красивее упаковать свою идеологию», - даже получив удар с тыла, Александр нисколько не снизил тон.
Я постарался использовать пас, полученный от Тани: «Мне кажется, автор дневника вполне различает пороки общества. К тому же, человек жил в своё время. Все описанные события – подлинные. Дневник пишут, чтобы пообщаться с самим собой, а не для пропаганды».
«А откуда мы знаем, что события подлинные? Может Вы весь этот «дневник» просто выдумали», - агрессия Александра нарастала.
«У меня есть подлинник, а в нём – фотографии.  Дома, разумеется. Их легко можно подвергнуть экспертизе. И ещё. Если вы заметили, в книге фигурируют вполне исторические лица: адмирал Егоров, Тимур Аркадьевич Гайдар, адмирал Хронопуло, потом он Тихоокеанским флотом командовал, много других общеизвестных военных, Алла Пугачёва, наконец! Я-то с ними никогда не общался. Правда, адмирала Сергеева я встречал в Новороссийске сравнительно недавно. И должен признать, его описание в дневнике очень совпадает с моими личными от него впечатлениями. Какой смысл врать в дневнике? Себе? Он же не рассчитывал на публикацию», - я снова налил свой коньяк, не обойдя и стакан из-под чая Татьяны.
На этот раз она решительно взяла его в руку.
Александр, беря свой стаканчик, продолжал: «Не знаю как по поводу остального, я только часть, мельком прочитал, но, например, то, как там написано о Пугачёвой, похоже с подачи газетёнок типа «Дуэли» или «Завтра» сделано».
«Не…, там что, про Аллу Борисовну есть?», - это заинтересованно вступил слабеющим голосом Игорь.
«Да почти ничего», - отбивался я: «Один абзац во второй части о том, как она когда-то побывала на военном корабле, какая она была простая и своя в доску для масс советских граждан».
Я устал держать стакан. Выпили. За крепость железнодорожных мостов.
«Ясно же, что между строк, как вас раньше учили, нужно читать, что теперь она мультимиллионерша, разъезжает на лимузинах длиной с автобус и командует мафией шоу-бизнеса. И обязательно надо вспомнить, как она Ельцина на выборах поддерживала. Так?», - морщась от спиртного. пригвоздил меня своей проницательностью Александр.
Я приготовился к дальнейшей обороне от довольно типичных в наше время вопросов. Но разговор как-то сразу затих. Вероятно, в соседнем купе, до присоединения к нам, уже было немало выпито, и эти пятьдесят граммов коньяка содержали последнюю каплю, убившую силы Игоря. Он обмяк. Проговорил ещё пару фраз в прежнем духе и слёг, едва не столкнув Татьяну. Ей пришлось пересесть на мою полку, отправив Александра на сидение к Игорю.
Минута тишины. В коридорном радиодинамике удобно сменилась песня:
«Вагонные споры – последнее дело…»

Александр вернул в сумку коньячную бутылку, заботливо прикрыл товарища одеялом. Потом повернулся ко мне: «Жаль времени и труда, потраченных Вами. Завтра, если Вы не против, можно продолжить эту тему. Давно не встречал человека, утверждающего, что совок был лучше нынешней жизни. В лучшем случае вы просто ностальгируете».
«Я не считаю, что та жизнь была лучше. Она просто была другой. Хотя...», - я не успевал подбирать слова: «Быть сегодня человеком гораздо труднее, чем тогда. Да и, кажется, источники о негативе прошлой жизни мне известны не хуже Вас. А вот положительную часть информации Вам узнать было неоткуда».
Таня демонстративно взяла полотенце и вышла из купе. Александр тихо подытожил: «Пора баиньки». Достал сигареты и вышел следом.
Кажется, первая читательская конференция по моей книге завершена.
Я собрал листы, уложил их в портфель. Удобно устроился в постели. Минут через десять возвратилась молодёжь. Молча распределились по местам ночлега. Ещё о чём-то говорят там наверху. Дверь купе закрыта. Верхний свет выключен. Музыка из динамика едва слышна.  Что-то знакомое и резкое. «Аракс»? Чуть прибавил громкости.
Неплохое завершение вечернего концерта. Сто лет не слышал. Жаль, что не с начала:

«…Боже, как давно это было!
Помнит только мутной реки вода.
Время, когда радость меня любила,
Больше не вернуть ни за что, никогда!

И не было места в душе с юных пор
Сомненьям измены и лжи.
Влюблённого сердца всевидящий взор
Мне верой и правдой служил.
Боже, как давно это было!
Помнит только мутной реки вода.
Время, когда радость меня любила,
Больше не вернуть ни за что,  никогда…»

Проигрыш отличный.
 
Всё дальше ведёт исковерканный путь
От места достойных побед.
И тот уголок невозможно вернуть,
Где честностью радость согрета.
 Может быть в чужие края
Увела надежда моя меня?
Может это радость моя поёт,
Плачет и зовёт, плачет и зовёт?

Что же тогда, раньше, я эту песню не понимал?! Это знамение какое-то!

«И надо же делать хоть что-то, ведь Зло
Старается пуще Добра.
Забытая песня мне дарит тепло
Как будто всё было вчера!
Может, не совсем я забыл
Время, когда радость меня любила?
Может, лишь один взгляд назад
Мне откроет в будущее глаза?!»
 

*   *   *

В июне 198… года в военной гавани Балтийска стоял на швартовах новёхонький сторожевой корабль 2 ранга «Ревностный», построенный в Калининграде для Тихоокеанского флота. В Балтийске он находился уже более полугода. Сегодня был последний день нахождения этого корабля в базе. Настало время уходить к месту постоянной приписки, которое ещё и неизвестно было героям грядущего повествования, поскольку формировали новый экипаж на Камчатке, а послать могли куда угодно. Одно было ясно: штурман получил карты  Балтики, Северной Атлантики, Средиземного моря, Индийского и Тихого океанов, что указывало дорогу на ТОФ1.
По первоначальным планам ещё три месяца назад корабль должен был окончательно уйти из-под опеки 18… бригады противолодочных кораблей Балтийского флота, отточившей зубы на подготовке десятков новорождённых экипажей всех флотов Союза. Однако, Москвой сроки ухода по неизвестным причинам несколько раз откладывались, и штаб бригады придумывал правдоподобные недостатки, которые экипаж «Ревностного» должен был устранить до очередного дня «Х». А когда этот день, наконец, наступил, оказалось, что для полной готовности к длительному плаванию ещё много чего и, разумеется, срочно надо сделать.
День перевалил через свою середину. В 15 часов очередная смена вахты заступила без развода. У готовившегося к отплытию корабля толпились люди, заносившие на борт  и выносившие различные ящики, тюки, свёртки. Подъезжали и уезжали автомобили с грузами и начальниками. Вахтенный у трапа почти без умолку докладывал в микрофон в рубку дежурного о происходящих событиях, успевая виртуозно делать пометки на доске учёта прибывших и убывших. На борту уже находились около десятка офицеров штаба бригады, дивизии и политотдела, судорожно завершавших проверку готовности корабля к межфлотскому переходу и выходу на боевую службу. Формально и на этот раз могли задробить выход «по неготовности корабля», хотя все знали, что походный штаб с ТОФа – на борту, и ожидается приезд командующего Балтфлотом, значит сроки перехода откладываться больше не будут. Когда бы ещё в будний  день разрешили посещение корабля  офицерским жёнам, которые находились на «Ревностном» в количестве тринадцати душ, как следовало из записей вахтенного у трапа?
В рубке дежурного телефон звонил немедленно, как только дежурный по низам клал его на рычаг после очередного разговора, динамик громкоговорителя  разрывался частыми командами старпома или командира. Дежурный телефонист появлялся в рубке лишь для того, чтобы получить очередную вводную по поиску того или иного должностного лица для препровождения пред строгие очи начальства. Дежурный по кораблю лейтенант Андрей Горелов, в миру – командир группы управления минно-торпедной боевой части, едва успевал встречать и провожать начальников, плавсредства, отрабатывать текущие вводные старпома и выполнять массу других срочных дел, которые сами собой возникали в условиях «пожара в публичном доме во время наводнения», как называли подобные обстоятельства на флоте.
Береговой кран только что закончил подачу торпед на «Ревностный» и теперь переключился на нужды службы снабжения, в помощь которой  были приданы люди почти из всех боевых частей и служб. «Румыны»2 во главе с командиром БЧ-33 лейтенантом Александром Григорьевичем Миновым (которого все окружающие за глаза называли, разумеется, Миной) запихивали в торпедный аппарат предпоследнюю торпеду. Собственно, Мина не руководил, а важно похаживая по шкафуту4, наблюдал, как его подчинённый комбат лейтенант Шура Петров командовал заряжанием торпеды в аппарат. Экипаж мечтал уйти, наконец, в самостоятельное плавание, и вся БЧ-3 самоотверженно работала на благо корабля и на своё благо, ибо, как давно известно на флоте,  море есть избавление от кошмара береговой повседневности.
Между тем  по стенке бассейна к «Ревностному» приближались две фигуры. Вахтенный на трапе старшина второй статьи Межиров служил уже почти полтора года, в том числе год на данном корабле, и хорошо знал, что это шли для окончательной проверки корабля офицеры штаба дивизии: грознейший из начальников и проверяющих флагманский минёр дивизии кап. 2 ранга Жилинскас и его помощник кап. 3 ранга Тульчинский. В обычное время известие о приближении Жилинскаса произвело бы ошеломляющее действие на командование корабля, но сегодня был день особенный. Корабельное начальство чувствовало и понимало, что уже ничто, кроме каких-либо чрезвычайных обстоятельств, не может помешать уходу корабля из-под опеки всех этих Балтийских начальников. А чрезвычайные обстоятельства в БЧ-3 Жилинскас нашёл ещё вчера, и сегодня эти обстоятельства уже успешно ликвидируются: торпеды, срок хранения которых на корабле согласно руководящим документам истекал через пять месяцев, сданы, а новые благополучно загружаются. Громы и молнии по этому поводу отгремели. Всю ночь арсенал готовил новые торпеды, а на «Ревностном» БЧ-3 выгружала старые.
Лейтенант Горелов, вызванный звонками на трап, успел встретить своего сурового начальника с подобающей вежливостью. В сопровождении дежурного флагмин мрачно поднялся на шкафут, несколько секунд посмотрел на ход работ по заряжанию торпеды, задал пару дежурных вопросов лейтенанту Минову, забрал с собой комбата Петрова и прошёл в тамбур флагманского коридора. Через десять минут изнемогавшего от усталости и недосыпа дежурного снова вызвали в рубку. Горелов нервно взял из рук дежурного телефониста микрофон «Каштана» : «Есть дежурный».
«Горелов, сдайте дежурство дежурному по низам  и поруководите загрузкой последней торпеды, пока флагмин дивизии посмотрит бумаги вашей боевой части, - сказал из динамика раздражённый голос командира корабля.
После короткого «Есть», сказанного почти с негодованием, Андрей достал из кармана замусоленный черновик - клочок бумаги, а из сейфа - вахтенный журнал, сделал в нём несколько записей о произошедших за последний час событиях, присел на пару минут на вращающееся кресло и выразительно посмотрел на дежурного по низам, пожилого по флотским понятиям, опытного мичманюгу.
«Мне всё ясно, товарищ лейтенант», - успокаивающим тоном произнёс старший мичман Кузьминов: «Отдыхайте…»
Лейтенант решительно встал и, выходя из рубки дежурного, крикнул мичману: «Михалыч, помни, что командир запретил оставлять рубку на телефониста. Пусть там хоть Генсек пойдёт – встречает вахтенный на трапе!»
Поддерживая рукой противно болтающуюся на ремне портупеи пистолетную кобуру,  Горелов тяжело поднялся на шкафут и тут же столкнулся с ожидавшим его командиром БЧ-3.
«Почему так долго, вам что, приказание командира корабля не понятно?», - развязано спросил Мина, и быстро уходя в сторону двери ближайшего тамбура, бросил: «Руководите!»
Уставшие «румыны» безмолвствовали. Согласно корабельному расписанию при погрузке торпед на корабль командир группы управления, то есть он, лейтенант Горелов, должен был  руководить погрузочными работами на стенке, однако за прошедшие почти два года службы вместе со своим соседом по каюте и другом по всем несчастьям Шурой Петровым они получили  такую обширную практику, что начальники, не задумываясь, поручали им любую работу командира боевой части. Собственно, руководить было уже особенно нечем: последняя торпеда лежала на погрузочной тележке в 20 сантиметрах от открытой крышки трубы торпедного аппарата. Горелов забрался на аппарат, где уже восседал старшина минно-торпедной команды, подравнял диаметраль трубы по торпеде и отдал первую команду для заряжания. Через пять минут последний стопор встал на своё место, что означало - торпеда загружена. Отпустив всех, кроме торпедистов, отдыхать, Горелов занялся состыковкой шпинделей торпеды и прибора ввода данных.

И в этот момент по кораблю раздался длинный звонок, затем ещё, ещё, ещё и ещё. Для всякого корабельного человека это означало, что приближается начальство в адмиральском звании. Через несколько секунд из флагманского коридора выбежали и пронеслись в сторону юта , где стоял трап, командир, замполит и ещё с пяток начальников бригадного и дивизийного уровня: по стенке приближался в сопровождении комбрига сам командующий ДКБФ .
Ещё через десяток секунд на шкафут выбежал лейтенант Минов, а вслед за ним чинно вышел флагмин дивизии и встал неподалёку от заряженного аппарата. Весь вид Жилинскаса выражал спокойствие и достоинство. Со стороны трапа раздался громовой крик командира корабля: «Сми-и-и-рно!».
 Мина забрался на торпедный аппарат, быстро оглянулся на приближавшуюся от юта процессию, почти вырвал из рук Горелова ручку ручного ввода данных и стал медленно вращать ею  штоки приборов. Стоявший лицом к юту и спиной к аппарату Жилинскас тихо, но чётко произнёс: «Прервитесь, Минов».
Толпа офицеров во главе с командующим прошла мимо аппарата, не обратив на стоявших на шкафуте людей ни малейшего внимания, и только начальник отдела боевой подготовки флота кап. 1 ранга Бушуев, чья фамилия весьма соответствовала его характеру, кивнул флагмину Жилинскасу.
«Заканчивайте», - сказал, проводив взглядом удаляющихся начальников Жилинскас, и деловито пошёл вслед за ними.
Благополучно отпущенный додежуривать лейтенант Горелов спустился в рубку дежурного. Михалыч доложил, что всё в порядке и что погрузка продовольствия завершается, а машин со склада больше не ожидается: «На нашей фабричке – ни одной забастовочки!»  Вскорости вернулся дежурный телефонист и передал «добро» командира дать отбой тревоги с окончанием загрузки торпед. Формально экипаж, кроме участников погрузки, после обеда находился на постах по тревоге, поэтому  на приведение в исходное состояние потребовались секунды. Видимых и слышимых изменений не последовало.
 Было около семнадцати часов. Минуты три в рубке дежурного посидели в тишине, после чего голос старпома из «Каштана» рявкнул: «Дежурный! Корабль к бою и походу приготовить! На трап – провожайте командующего. Оповестите Гоголева, что он заступает вахтенным офицером».
«Корабль к бою и походу приготовить!», - пронеслось по кораблю, и сотни ног забегали по палубам. Дежурный по низам занялся командами на приготовление к походу, а дежурный по кораблю ещё минут десять-пятнадцать ждал у трапа, когда командующий и сопровождающая его свита покинули корабль. Когда Горелов вернулся в рубку, снисходительно улыбающийся  старший мичман Кузьминов сообщил, что дежурство и вахта заступили по-походному и что дежурный может смениться, жёнам офицеров предложено в течение десяти минут убыть с корабля.
Сегодня было тяжёлое дежурство. Лейтенант Горелов дописал в вахтенный журнал последние события, пожелал спокойного окончания дежурства дежурному по низам и пошёл на ходовой пост. На ходовом находился вновь заступивший вахтенный офицер лейтенант Гоголев, комбат кормового ЗРК . Ему  и передал бывший дежурный вахтенный журнал. Всё было совершенно обыденно и обыкновенно. Лишь те, кто участвовал в совещании в кают-компании, да те, кто простился только что с жёнами, чувствовали, что в жизни произошло нечто существенное.
Точно через сорок пять минут после начала приготовления корабля к походу раздалась команда: «Баковым – на бак, ютовым – на ют. По местам стоять, с якоря и швартовов сниматься». Только небольшая часть экипажа, швартовые команды, да верхняя вахта, могли видеть, как затащили трап и приняли на борт последний швартов, как корабль медленно начал двигаться вдоль стенки, и расстояние до берега неумолимо увеличивалось. На стенке бассейна собралось немало народа – штабные проверяющие, плачущие жёны уходящих в море офицеров и мичманов, остатки сдаточной заводской команды с калининградской судоверфи «Янтарь», швартовая команда с какого-то из кораблей бригады, обеспечивавшая отдачу «Ревностного». Многие шли за уходящим кораблём до конца стенки бассейна. Впереди процессии медленно ехала машина командира дивизии. Прощание оказалось неожиданно тёплым. Помощник командира баковой швартовой команды лейтенант Горелов с удивлением заметил, что одним из тех, кто дольше всех шёл вслед «Ревностному» и даже энергично махал рукой, был помфлагмина дивизии Тульчинский, отвечавший за подготовку корабля по линии БЧ-3. «Здорово, видать, доставалось за нас бедняге от Жилинскаса», - подумал Горелов и вслух сказал об этом Шуре Петрову.
Все корабли дивизии, находившиеся в базе, подняли флажные сигналы «Счастливого плавания», а на «Образцовом» команда была построена вдоль борта для проводов «Ревностного».
Вот уже и канал, ведущий к выходу из гавани в залив. Осталась позади самая верная женщина Балтийска . Вот, наконец, проплыли назад светящие знаки молов. Вместе с Балтийским берегом удалялась родная земля, которую любой моряк из экипажа «Ревностного» за свои 20-30 лет жизни знал как неизменно великую и спокойную страну наступающего социализма, экономических свершений, научного прогресса, дружбы народов, роста благосостояния и постоянных «временных трудностей в снабжении отдельными видами предметов массового потребления и продуктов питания». Никто не мог предполагать, что вернуться он может на ту же землю, но совсем в другую страну и в другую жизнь.
 Ютовую швартовую команду, традиционно состоявшую из личного состава БЧ-2 , отпустили по постам. Однако баковых  держали на месте. Отойдя пару миль от береговой черты, «Ревностный» стал на якорь. Боевая служба начиналась только завтра. Сегодняшний вечер командование отдало экипажу на отдых.
Кроме «Ревностного» на рейде стоял новый и также тихоокеанский бпк  «Адмирал Трибуц», пришедший на днях из Ленинграда, где он был построен. Госиспытания «Трибуц» проходил здесь же, в Балтийске, и вернулся спустя два месяца после устранения замечаний госкомиссии. Теперь «Трибуцу» предстояло пройти то же, что выдержали за последние полгода моряки «Ревностного»: полный круг курсовых задач , жёсткий контроль местного командования, участь бедного родственника в балтийской бригаде, огромное количество работы, никак не связанной с боевой подготовкой, бесквартирные мытарства жён-«декабристок», решивших следовать за мужьями в Балтийск из самых разных точек Союза, и многие другие естественные трудности периода «новостройки».

Баковых отпустили. Шура Петров остался на баке на перекур. Горелов вернулся в каюту один, отдраил иллюминатор, безразлично посмотрел на скрывающийся в прибрежной зелени Балтийск, потом сел за стол. На столе, как, впрочем, и по всей каюте, виднелись признаки срочных поисков Шурой документации для предъявления флагмину и сборов на швартовку: книги, тетрадки, ручки, предметы одежды валялись повсюду. В довершение картины на столе стоял зимний сапог. Подобные явления в 15-й каюте, где жили лейтенанты БЧ-3, были обычными (особенно после сборов Шуры на сход), и Горелов уже перестал бороться с соседом по этому поводу. Точное название этой картине как-то раз дал комбат носового ЗРК лейтенант Саша Гордиенко: «Фашист пролетел!»
Пришлось навести порядок самому. Шурин сапог Андрей завернул в свежий номер «Стража Балтики»  и положил на верхнюю койку, принадлежавшую Петрову.
На столе остался ежедневник в зелёной обложке, который Горелов завёл по указанию старпома. Среди беспорядочных записей Андрей с трудом нашёл те строчки, которые он написал последними – указания Жилинскаса, сделанные вчера:
 в каждом посту повесить перечень запрещённых действий;
 запретить регламентные проверки АПА при подстыкованной ракете;
 сделать надпись на приборах 108 и 101Б – «Перед проверкой цепи стрельбы убедись в отсутствии питания на КСУ»;
 сделать контрольные листы исходного положения тумблеров для всех приборов.
Всё это было выполнено, и лейтенант зачеркнул всю эту абракадабру, затем, не торопясь, пролистал заполненные страницы ежедневника, на которых было полно подобных же непонятных несведущему человеку слов и цифр. Вспомнились разные события последнего года, о которых напоминали эти записи и рисунки. Немного подумав, Горелов порылся в ящике своей тумбы стола, достал оттуда чистую чёрную общую тетрадь и на её первой странице написал: «Необычайные странствия и ужасные приключения во время боевой службы лейтенанта Горелова Андрея Юрьевича». На последней странице тетради был сделан список сокращений, в котором всем офицерам корабля были присвоены соответствующие буквы и слова:
 «Царь – командир корабля; Медведь – старпом; Замполит – замполит; чекист – особист; Быстров – штурман Быстров; Лыс – ком. БЧ-2 Лысенко; Мина – ясно кто; Мех – Гарнов, ком-р БЧ-5; Мат – ком-р дивизиона движения Матюхин; Док – корабельный доктор Боричев; Пом – Помощник командира корабля по снабжению Лаптев; Луц – нач. РТС Луценко; Скряб – ком-р дивизиона связи Скрябин; Лох – ком. радионавигационной группы Лохов; Дум – ком-р гидроакустической группы Сорокодумов; Дун – ком-р арт. батареи Дунаевский; Гор – ком-р носового ЗРК Гордиенко; Гог – ком-р кормового ЗРК  Гоголев; Петя – ком-р электротехнической группы Задерей; Беня – ком-р газотурбинной группы Бондаренко; Горох – комсомолец Горошко».
На второй странице тетради появилась первая запись.
«9 июня 198… года. 19.30. Рейд Балтийска. Море – 1 балл. Ветер слабый. Облачность – 4 балла. Форма одежды - №3.
Во время своих двух предыдущих дальних походов, ещё в училище, я вёл дневники. Попробую сделать это и сейчас, если будет время и охота.
Сегодня стоял дежурным по кораблю. Более сумасшедшего дежурства не помню. Погрузка шла непрерывно. Мина не успел дооформить документы боевой части, и мы с Шурой доделывали их срочно, я – даже ночью во время дежурства.
Простились с нами тепло. Вышли на рейд и встали на якорь».

================================================================

 Примечания.

«Безпека» – бытовое название украинской службы безопасности.
1 ТОФ – сокр. Тихоокеанский флот.
2 «Румыны» – жаргонное флотское название моряков минно-торпедных боевых частей. Вероятно, произошло от бытовавшего в 50-х годах XX века сокращённого наименования  РУМ – реактивные управляемые мины, как тогда называли первые реактивные глубинные бомбы.
3 БЧ-3 – боевая часть 3 – минно-торпедная боевая часть – корабельное подразделение, соответствующее общевойсковой роте.
4 Шкафут  – часть верхней палубы корабля следующая за баком, самой носовой частью верхней палубы.
  «Каштан» – название корабельной системы громкоговорящей связи.
  Дежурный по низам – название одной из корабельных дежурных должностей, фактически – помощника дежурного по кораблю. На кораблях класса «Ревностного» обязанности дежурного по низам выполняли мичмана.
  Ют – самая кормовая, задняя, часть верхней палубы.
  ДКБФ – сокр. Дважды Краснознамённый Балтийский флот.
  ЗРК – зенитно-ракетный комплекс.
  У выхода (входа) в гавань Балтийска установлена женская статуя, которая символизирует женскую верность. Она провожает и встречает все корабли.
  БЧ-2 – ракетно-артиллерийская боевая часть.
  Ютовые, баковые – названия швартовых партий, носовой (баковой) и кормовой (ютовой) команд, занимавшихся работой по постановке или съёмке корабля с якоря и швартовов.
  БПК – большой противолодочный корабль. По классификации НАТО соответствует фрегату УРО (бпк 2 ранга) или крейсеру УРО (бпк 1 ранга).
  Курсовая задача – большой по объёму комплекс учебных заданий, которые необходимо выполнить экипажу корабля в ходе своей непрерывной боевой учёбы. Можно сравнить с учебным семестром в вузе.