Армейские байки… А. Щелоков...

              Армейские байки…

      Бараны, которых в бой ведет лев, всегда побеждают львов, которыми командует баран.

      Львами советской, несокрушимой и легендарной армии, в боях познавшей горечь поражений и радость побед, по сложившимся в стране обстоятельствам часто руководили, ну не бараны (это смертельно оскорбило бы животных, которых наш народ искренне обожает встречать в виде шашлыка), а человеки — представители трудовых секторов социалистического хозяйства. Их отыскивали в зарослях кукурузы.      Снимали с мостиков ставропольских комбайнов, вытаскивали из наполовину отрытых строительных котлованов где-нибудь на Урале и волей родной коммунистической партии возносили к высотам власти — превращая в генеральных  секрецарей…

***

КОРНЕТ, КОТОРЫЙ ПЕРДНУЛ 

«Я, предводитель эллинов, желая наказать персов, вступил в Азию, вызванный на то вами», — так ответил Александр Македонский царю персов Дарию.

«Пришел, увидел, победил», — так прозвучал доклад Юлия Цезаря римскому сенату по поводу победы над понтийским царем Фарнаком.

«Слава Богу, слава Вам, Туртукай взят и Ятам», — это, как говорят, произнес Александр Васильевич Суворов.

В советское время говорили иначе, более пространно и менее вкусно.

После окончания Карибского кризиса генеральный секретарь ЦК КПСС и Верховный главнокомандующий несокрушимой и легендарной уважаемый Никита Сергеевич Хрущев встретился с высшими военачальниками, чтобы объяснить им суть происшедших событий.

Объяснение было коротким и емким:

— Однажды на балу в дворянском собрании молодой корнет танцевал с красавицей графиней. В какой-то момент он сделал неловкое движение, оступился и громко перднул. Корнет тут же выскочил из зала и пустил себе пулю в лоб. Как вы знаете, товарищи, нечто похожее произошло и с нами. Мы начали танец, оступились и перднули. Но мы не корнеты. Мы — большевики и стреляться не будем! Не дождутся.

В высших военных кругах послевоенного времени были известны два крупных военачальника, которые носили фамилию Иванов. Одного звали Владимир Дмитриевич, второго Семен Павлович. Для различия в личных разговорах подчиненные называли их ВэДэ Иванов и эСПэ Иванов.

Так вот, когда все хохотали, потрясенные циничным откровением Хрущева, ВэДэ Иванов сказал:

— Кукурузник не корнет. Это точно. Даже не перднул, а публично обделался. Но смердит теперь от всех нас. Сам он стреляться не станет, в этом никто никогда не сомневается. Иначе сделал бы это еще под Харьковом в сорок третьем…

КОМУ НУЖНЫ ЭТИ ТАНКИ?

Общение высшего политического руководства с военными чаще всего происходит за плотно закрытыми дверями. Военное дело любит секретность. Однако разовая вспышка молнии в темной ночи порой высвечивает так много интересного, чего глаз не замечает даже днем.

На полигоне в Кубинке оборонщики показывали Хрущеву первые серийные противотанковые управляемые реактивные снаряды — ПТУРСы.

Как водится, для того, чтобы заслужить благосклонное отношение политического руководства к техническим новинкам, организаторы показа постарались ошарашить тех, кто наблюдал за стрельбой, ее эффективностью.

По большому счету, стрельба велась в упрощенных условиях. Операторы ПТУРСов тренировались на тех же директрисах, где потом вели боевое поражение целей. Здесь были заранее пристреляны рубежи и цели, неожиданностей не было и быть не могло.

Ракеты огненными шарами проносились над полем, впивались в темные глыбы танков, которые тут же вспыхивали огненными факелами.

Хрущев нервно прохаживался по помосту, на котором располагалось начальство, то и дело доставал носовой платок, вытирал лысину, восторженно охал, когда над очередным танком вздымалось пламя.

Когда стрельба прекратилась, взоры военных обратились к Хрущеву.

Великий стратег выпятил пузо. Он понимал: все ждут его оценки. А любая его оценка должна быть конкретно-исторической. И Хрущев ее тут же выдал:

— Эпоха танков окончена., — он произнес это торжественным тоном, скорее всего свято веря, что его слова войдут в историю, что их назовут провидческими, пророческими. — Больше их строить не будем. Танки из войн уйдут навсегда.

Присутствовавшие ошеломленно молчали. Генералы смелы на поле боя. Возражать политическому руководству осмеливается далеко не каждый. Все знают: возражение может обойтись себе дороже.

Но смельчак нашелся. Им оказался Главный маршал бронетанковых войск Павел Алексеевич Ротмистров. Усы его вдруг зашевелились, глаза под очками яростно сверкнули и сузились. Видимо также — сурово и зло — маршал оглядывал поле боя под Прохоровкой, где в ходе Курской битвы его танковая армия столкнулась с фашистскими панцер-дивизиями «Рейх», «Мертвая голова», «Адольф Гитлер», и две стальные силы стали ломить одна другую.

Ротмистров сделал шаг вперед и взволнованно сказал:

— Товарищ Хрущев, говорить, что эпоха танков окончена, это…

Лысина Хрущева заметно порозовела. Носители власти не терпят, когда в верности их мнений кто-то пытается усомниться.

— Что э т о?

Хрущев, надо признать, был политиком умудренным. Он вырос с кругу тонких интриг и безжалостной подковерной борьбы с соперниками и конкурентами. Произойди разговор в кабинете генерального секретаря ЦК КПСС неизвестно кем бы вышел оттуда Главный маршал бронетанковых войск — полковником или ефрейтором. Но все случилось на виду у множества других высоких генералов, тех, в ком Хрущев видел свою опору, и потому поддаваться синдрому купецкого поведения «Моему ндраву не препятствуй» было опасно.

Тем не менее в вопросе и особенно в тоне, каким он был задан, прозвучала плохо скрываемое раздражение:

— Что э т о?

Но и Ротмистров был не лыком шит. Сколь ни крепка танковая лобовая броня, но конструкторы не забыли обеспечить машину и задним ходом.

— Это то, товарищ Никита Сергеевич, что нам с вами здесь слегка втерли очки. Я хотел бы взглянуть на этих ракетчиков, если бы танки тоже вели по ним прицельный огонь. Если хотите проверить, то я сам готов сесть в машину и тогда мы посмотрим.

В глазах генералов, которые стояли тесным кругом, Хрущев прочел, что они согласны с Главным маршалом.

Значит, настаивать на своем было опасно. Плешь Хрущева медленно обретала нормальный колер и блеск.

К Ротмистрову приблизился Малиновский.

— Павел Алексеевич, не горячись. Нельзя же все воспринимать так буквально. ПТУРСы — оружие страшное. Это и хотел сказать Никита Сергеевич. А как быть с танками — тут еще придется подумать…

Уезжая с полигона, Малиновский сел в одну машину с Хрущевым. О чем уж они говорили в дороге не знает никто. Однако, когда кавалькада остановилась на перекрестке перед Голицино (Хрущев здесь сворачивал налево) он вышел из машины попрощаться. Улыбнулся Ротмистрову:

— Не волнуйся, тебе танк сохраним…

Минуло полсотни лет. За порогом — двадцать первый век. Спроси сегодня среднестатистического жителя России, кто такой Никита, далеко не каждый поймет о ком идет речь. Танки до сих пор существуют во всех армиях мира. Параллельно с ними на вооружении пехотных подразделений имеются ПТУРЫ. И никто еще не сказал, что эпоха этих видов оружия закончилось. Никто, кроме Хрущева, чья собственная эпоха пришла к концу раньше танковой.

ПОЛКОВОДЕЦ — ЛЮДОЕД

«Видный политический деятель» эпохи Хрущева Николай Викторович Подгорный, как и все члены Политбюро ЦК партии разбирался в армейских делах и имел свое мнение по всем военным вопросам. Однажды, беседуя с группой генералов в кулуарах большого совещания, он продемонстрировал свое знание военной истории.

— До Суворова войска уже переходили Альпы. Под командованием этого… Как его?… Ну, людоед, который…

Генералы молчали, не зная, что и подумать. Выручил догадливый член Военного Совета Московского военного округа генерал Никита Васильевич Егоров.

— Ганнибал, — подсказал он.

— Ну, — обрадовано согласился Подгорный. — Я же и говорил — каннибал.

ЛЕНЯ — АРТИЛЛЕРИСТ

Высшие руководители Коммунистической партии и Советского правительства приехали на полигон, где устраивался показ новой боевой техники. Артиллерист-полковник, которому поручили знакомить гостей с новыми орудиями, рассказывал:

— Подходит к моей экспозиции Брежнев со свитой. Вальяжный такой, обаятельно улыбается. Спрашивает: «И что это за пушка?» Меня черт дернул, поправить: «Это не пушка, а гаубица». И дал пояснения. Главный военный герой страны помрачнел, но объяснения выслушал. Перешли к следующему орудию. «Что это за гаубица?» — спросил Брежнев. Мне неудобно, но все же снова поправил: «Это как раз и есть пушка». Дорогой Леонид Ильич потемнел от моей наглости и обиженно отошел. Слушать моих объяснений не стал. Все остальные двинулись за ним. Как я понял, техника мало волновало вождей. Им важнее было присутствовать там, где был Брежнев. Последнее, что я услышал, были слова отходившего со всеми вместе маршала Гречко, обращенные к какому-то генералу: «Этого мудака полковника к общению с руководителями высокого ранга не подпускайте ни на пушечный, ни на гаубичный выстрел. Пусть хамит в других местах».

«ФРОНТОВЫЕ ДРУЗЬЯ»

В редакции газеты «Красная Звезда» открывали мемориальную доску в

гости. Они толпились в вестибюле, ожидая начала церемонии, когда в дверях появился припоздавший маршал А.И. Еременко. Войдя внутрь, он огляделся и увидел седого старика, который стоял на ступенях лестницы рядом с редакционным начальством.

— Кто такой? — спросил маршал, сопровождавшего его сотрудника редакции.

— Илья Эренбург, — пояснили ему.

Рассекая толпу ледоколом, Еременко проследовал к престарелому писателю, чье имя гремело в годы войны.

Подошел, распахнул широко руки, обхватил Эренбурга, стиснул в объятиях:

— Илья, сколько лет, сколько зим! Рад тебя видеть!

Осчастливил общением и тут же отошел, заметив кого-то другого, с кем захотел поздороваться.

Эренбург повернулся к стоявшему рядом с ним корреспонденту «Красной звезды» Дейгену:

ПОЛЕТ «ДРАКОНА»

Маршал авиации Евгений Яковлевич Савицкий, человек суровый, далеко не всегда выдержанный в своей командирской требовательности, был в то же время достаточно кокетлив. Именно это качество подтолкнуло его на то, чтобы понравившийся ему в годы войны позывной «Дракон» закрепить за собой на все время службы. Слава «Дракона» ему явно импонировала. Очень часто, прилетая без предупреждения на какой-либо аэродром войск ПВО страны, он наводил на руководителей полетов и авиационных командиров страх, с воздуха объявляя:

— Я — «Дракон». Освободите полосу. Захожу на посадку!

И начинался переполох.

Однажды случилось невероятное. В одном из авиаполков шли полеты. Вдруг, без предупреждения вторгшись в зону, Савицкий объявил:

— Я — «Дракон». Горючее на исходе. Срочно освободите полосу!.

В этот момент в эфире прозвучал бодрый и озорной голос:

— «Дракон", не бзди, ТЗ на взлет пошел!» (ТЗ — топливозаправщик. А. Щ.)

Реплику слышали все и оставить ее без внимания было нельзя. Построив участников полетов, Савицкий заявил:

— Ценю ваше остроумие. Кто бросил реплику? Наказывать не буду.

Офицеры тоже ценили остроумие, но и «Дракона» знали. Никто в авторстве реплики не признался.

                                                Александр Щелоков

Продолжение следует…