Запретные дети

"Радио Свобода" провела расследование: что случилось с детьми, которых Путин не разрешил усыновлять американцам. Это фрагменты из этой публикации:

Почти два года назад, 28 декабря 2012 года, президент Владимир Путин подписал так называемый "закон Димы Яковлева", запрещающий гражданам США усыновлять российских детей. Он вступил в силу в январе 2013-го, и, как считается, стал российским ответом на принятие в США Закона Магнитского, вводящего персональные санкции в отношении российских чиновников, причастных к гибели в тюрьме аудитора компании Firestone Duncan Сергея Магнитского. Спустя два года эксперты волонтеры и региональные корреспонденты Радио Свобода рассказывают, как принятие закона отразилось на жизни российских сирот.

Усыновленный в феврале 2008 года американцами Майлсом Харрисоном и Кэрол Линн Эксманн-Харрисон, Дима Яковлев (Чейс Харрисон) погиб спустя четыре месяца в результате несчастного случая – приемный отец на 9 часов оставил сына в закрытой машине на жаре. На момент смерти мальчику было 1 год и 9 месяцев. По американскому законодательству, приемному отцу грозило до 10 лет лишения свободы за непреднамеренное убийство, но 17 декабря 2008 года он был оправдан.

Гибель мальчика из России в очередной раз заставила вспомнить статистику детских смертей в американских машинах (c 1998 по 2014 год от теплового удара в закрытом автомобиле в США скончались 629 детей). Родители забывают детей в машинах из-за специфического крепления детского автокресла в салоне автомобилей – малышей просто не видно с водительского места. Что вовсе не снимает с родителей ответственности за их смерть. Об этом сразу после трагедии написал лауреат Пулитцеровской премии американский писатель Джин Вайнгартен.

После смерти Димы Яковлева Майлс Харрисон общался со СМИ не слишком часто. В феврале 2009 года он сказал в интервью газете The Washington Post: "Я молю российский народ о прощении. Есть хорошие люди в этой стране, которые заслуживают детей, и есть дети в России, которые нуждаются в родителях. Пожалуйста, не наказывайте всех за мою ошибку". Но в декабре 2012 года в США приняли Закон Магнитского, после чего ошибку Харрисона припомнили всем американским усыновителям...

7 февраля актриса и благотворитель Чулпан Хаматова обратилась к президенту Владимиру Путину с просьбой отпустить в Америку хотя бы тех сирот, которые уже успели познакомиться с приемными родителями до вступления в силу закона "Димы Яковлева". Но власть была непреклонна. В итоге около 200 детей, уже познакомившихся со своими будущими мамами и папами, так и не смогли уехать в США...

– И у Димы, и у Виталика – синдром Дауна, при этом у Виталика еще стоит кардиостимулятор, поэтому за его жизнь мы беспокоимся каждый день. У него уже была история, когда кардиостимулятор просто остановился. Он был тогда в чудесном доме ребенка, с очень ответственным и любящим директором, которая за вечер подняла спонсоров и этот кардиостимулятор ему заменили на другой (в рамках государственной системы собрать деньги за один вечер невозможно). Он уже один раз чуть не ушел еще до того, как начался процесс усыновления и, конечно, мы были счастливы, когда для него нашлись родители.

Это совершенно бесчеловечно, что Виталик с такой угрозой для жизни и синдромом Дауна теперь находится в ДДИ (в детском доме-интернате), и шансов у него, в общем, очень немного. Американские несостоявшиеся родители Виталика Дженни и Арон Мойеры писали открытое письмо россиянам с просьбой взять их мальчика, описывая, каким он будет потрясающим сыном. Я где могу это письмо оглашаю, но результата пока нет, – говорит Алена Синкевич.

Радио Свобода связалось с директором дома ребенка, в котором находился Виталик, она подтвердила, что мальчик, по ее данным, в ДДИ, он жив, но больше она ничего сказать не может – опасается ему навредить. (К слову, все директора домов ребенка, где могут находиться дети, которых не дали усыновить американцам, отказываются давать интервью – похоже, что эта тема под запретом).

Корреспонденту РС также не удалось поговорить с директором дома ребенка в Нижегородской области, в котором летом умерла девочка Даша с синдромом Дауна. Ее также пытались усыновить американские родители (по данным издания "Коммерсант", Брэд и Хейди – более точной информации нет). Официально данные о смерти девочки не подтверждаются. В июне в доме ребенка побывала межведомственная комиссия, которая заключила, что "информация о смерти ребенка не соответствует действительности".

В то же время журналисты отмечали, что сообщение о гибели девочки в Нижегородской области подтверждается как минимум из двух источников: от волонтеров и от американских усыновителей. По данным СМИ, Даша родилась в мае 2009 года. У нее нет ни братьев, ни сестер. В 2012 году ею заинтересовалась американская пара, которая нашла ее в ФБД (Федеральной базе данных) и начала оформлять документы у себя на родине. Семья не успела приехать в Россию, так как к тому времени уже был принят "закон Димы Яковлева".

Вот что удалось узнать о Даше журналисту из Нижнего Новгорода Веронике Генкиной, которая неофициально пообщалась с сотрудниками областного дома ребенка:

– Синдром Дауна, и часто сопутствующий этому диагнозу порок сердца, не мешали Даше хорошо развиваться, быть веселой и общительной солнечной девочкой. О своих возможных усыновителях из Америки Даша не знала. Семья только начала собирать документы, и не успела увидеться с девочкой до принятия закона. Нижегородские врачи делали для Даши все необходимое. Девочка перенесла несколько серьезных операций на сердце. По словам волонтеров, ее смерть стала для всех полной неожиданностью. Даша похоронена на кладбище поселка Федяково Кстовского района.

Журналист томской телекомпании "ТВ2" Мелани Бачина – автор многочисленных репортажей о детях-сиротах, она активно участвует в проекте "Хочу в семью", цель которого – помочь детям найти новых родителей. Одному герою ее проекта повезло - мальчика Ваню успели усыновить американские родители до принятия "закона Димы Яковлева". А вот у девочки Сони шансов обрести семью почти нет:

- Ванька родился в благополучной семье. Первый ребенок у молодых родителей. Красивый, белокурый, большеглазый мальчик. Но мама с папой из роддома его не забрали, они отказались от него, сразу после его рождения. Ванька сначала жил в больнице, а потом его перевели в дом ребенка, в группу для детей инвалидов. Дело в том, что Ванька родился с недоразвитыми конечностями. По сути, у него не было двух ног и одной руки. Это врожденное заболевание. Называется: гемимелия конечностей. Оказывается, в России у новорожденных довольно часто случается. В основном, говорят врачи, из-за негативных факторов внешней среды.

Ванька почти два года рос в доме ребенка и сильно отличался от других детей. У него был не просто "сохранный" интеллект, мальчик развивался даже лучше, чем домашние дети в его возрасте. Как будто умом он старался компенсировал свои физические недостатки. Он рано начал говорить, а в полтора года разбирался в игрушках, с которыми не все трехлетки-то справлялись.

Когда впервые я увидела Ваню в доме ребенка, его пристальный взгляд через решетку манежа, то сначала даже не поняла, что он делает в этой группе. И спросила у воспитателя: "А этот-то мальчик почему здесь?" Просто он сидел боком и не было видно, что он без руки и ног. "Так он же у нас вон какой!" - сказала воспитательница, вытаскивая его из манежа, и добавила вздохнув: "Несправедливо как-то все это…" Тогда Ваньке едва исполнился год. Он очень хотел ходить, пытался вставать в манеже, но все время падал. Одна нога у него была до ступни, а вторая всего лишь до колена. Он не мог подняться. Если он играл, то игрушки брал в рот и полз одной рукой, отталкиваясь от пола. В доме ребенка отправили Ваню на операцию по квоте. Полтора месяца он провел в больнице. Мужественно переносил боль и одиночество. Одну ножку, та, что длиннее ему выправили, на вторую сделали протез. И Ванька стал понемножку, неуклюже, но ходить. Его перевели в обычную группу.

Я сделала репортаж о Ване, и он вышел в эфир местной телекомпании. Потом мы проводили благотворительный марафон и собрали Ване деньги на новые протезы. Он рос быстро, протезы нужно было менять, а если ждать очереди, чтобы их дали бесплатно, то получалось, что пока Ванька дождется новых протезов, он и из них уже вырастет, поэтому и нужны были деньги. Их собрали довольно быстро и новый протез заказали.

Но больше всего Ваньке, конечно, была нужна семья. Такому маленькому мальчику в одиночку было не справится со всем тем, что на него свалилось. И хотя воспитатели говорили, что он очень независимый и мужественный, и сам старается ходить, падает, встает и снова идет – было очевидно, что у него должны, просто обязаны быть и мама и папа. Несколько раз российские усыновители приходили посмотреть на Ваню. Но каждый раз отказывались от него. После нескольких таких отказов фотография Вани появилась в интернете, в федеральной базе детей сирот. Тогда-то его и увидели Мелани и Джей Бредерик. Они проехали через полмира, чтобы забрать Ваню. Так Ваньку усыновили. Ему было в тот момент два с половиной года. Сейчас он живет в любящей семье, у него две старшие сестры и брат. Его обожают бабушка и дедушка. У него новые, современные супертехнологичные протезы. Он ходит в обычную школу, в первый класс, играет в бейсбол и даже баскетбол. Его мама в письмах пишет, что он очень способный, делает успехи в математике. Недавно влюбился в девочку из класса. В общем, у Ваньки теперь новая, нормальная жизнь. Когда он вырастет, у него будут роботизированные протезы. Говорят, человек ходит на них так, что даже не понятно, что у него протезы. Мелани и Джей – американцы. Они живут в Аризоне. Имеет ли, например, для меня это какое-то значение? Нет. Абсолютно. Семьи не делятся на американские и российские. Семьи бывают разные. Для меня важно только, что Ванька в хорошей семье, в надежных руках.

Теперь, получая от его мамы письма и фотографии, я все время думаю, а что если бы они опоздали? Что если бы не успели его забрать из дома ребенка? Что если бы они увидели его в тот момент, когда уже принимался закон, запрещающий американцам усыновлять российских сирот? Что было бы тогда с Ванькой? Когда я думаю об этом, мне становится страшно. Потому что я знаю, что происходит с такими, как Ванька, если они остаются в государственной системе. Потому что я вижу этих детей сейчас, в их глазах есть такая же надежда, как была у Ваньки, когда он смотрел на приходящих в дом ребенка взрослых людей. И невозможно, просто невыносимо думать о том, что эта их надежда напрасна… Что их мечте найти маму не суждено сбыться, возможно, никогда. Тот, кто не видел этих глаз, никогда этого не поймет.

Весной этого года я снимала репортаж о девочке Соне. Она живет в том же, что и Ванька, доме ребенке. Соня – инвалид. У нее нет одного позвонка и потому ножки почти не растут, в отличие от тела. И они у нее очень маленькие и тоненькие. Думали, она вообще не будет ходить никогда. Но в Петербурге ей сделали операцию и Соня встала. Она очень этого хотела. Теперь она старается ходить на костылях, ее маленькие, тоненькие ножки дрожат, когда она идет и кажется, она вот-вот упадет, но она продолжает идти, с трудом делая каждый новый шаг. Соня очень умная девочка, в свои четыре, она разговаривает, как взрослая. "Как у тебя дела?" - спросила я ее как-то при встрече. "Хорошо" – говорит, "видишь, научилась сама стоять, только это тяжело очень". Встает и стоит шатаясь, без поддержки. Одна. А потом садится. Молча смотрит на меня и улыбается во весь рот. Довольная собой. Соня, как и все остальные воспитанники дома ребенка ждет, что однажды ее отсюда заберут, что в один прекрасный день на пороге появятся те, кто пришел именно за ней, кто полюбит ее. Потому что сама она готова любить. У Сони есть надежда, которая, может быть, единственное, что помогает ей, пусть с трудом, но делать шаги и стоять без поддержки. Российские усыновители на Соню даже не смотрят, хотя главный врач областного дома ребенка, говорит, что россияне стали чаще брать в свои семьи детей с проблемами со здоровьем, но, к сожалению, не таких как Соня. Слишком уж тяжелый у нее диагноз…

Прошло полгода с тех пор, как мы с Соней познакомились. Каждый раз, когда я прихожу в дом ребенка и вижу ее, она все так же улыбается, только глаза у нее грустные. Я не знаю, понимает ли Соня, что ждет ее в будущем, чувствует ли, сколько всего ей придется еще преодолеть, и как невыносимо тяжело это будет делать в одиночку. Я не знаю, плачет ли она, когда тихонько лежит в темноте, в своей кроватке. Одна на всем свете. Но когда я смотрю на нее, мне кажется, что плачет... И разве можно это чем-то оправдать? Достоевский был прав, когда написал: "Даже счастье всего мира не стоит одной слезинки на щеке невинного ребенка". Ничто не стоит.

ОТСЮДА