Крым в России — радость иль беда? (ПРОДОЛЖЕНИЕ)

Наталья ГАВРИЛЕВА

 

Вместе с известными крымскими политологами и гостем из Москвы мы пытаемся понять, в какой новой (старой) для себя ситуации оказался Крым после референдума 16 марта. В опубликованной первой части нашего разговора мы искали ответ на вопрос, что такое Крым для России (хотя в подобного рода беседах трудно разделить услышанное на какие-то четкие главы). 
Сейчас задаем несколько иную тему: Крым пришел в Россию — мы ее заново для себя открываем. А какая сегодня Россия? На что она способна? Что мы вместе с ней получили? Бросит она нас из-за своей слабости или, наоборот, в том числе благодаря нам окрепнет?



title
title
Сергей Киселев, политолог, доцент Крымского федерального университета: 
— Многие крымчане, когда голосовали на референдуме, представляли себе Россию как нечто, похожее на СССР. Но Россия — это абсолютно не СССР, это совсем другое государство. 

В нашем традиционном русском сознании всегда сосуществуют две России: земная, «юдоль печали», и небесная — как идеал. Многие мыслящие люди посвятили свою жизнь попытке приблизить жизнь России земной к России идеальной. Россия же — государство совершенно не идеальное, но сейчас очень демократическое. И поэтому там спокойно сосуществуют люди, высказывающие разные точки зрения, в том числе и альтернативные государственной. И никто их не сажает в мусорные баки, никто не бьет по лицу, а если такие случаи и бывают, они становятся сенсацией на всю страну.

На Украине же мы наблюдали совершенно иную картину. Там постепенно нарастала агрессия — а в России мы видим снижение уровня внутренней агрессии при высоком накале идеологического противостояния. И мы видим, как многие из тех, кто расшатывал устои России в 90-х годах, сегодня оказались впереди всех идеологов путинского образа России. 

Россия сегодня — страна с большими проблемами в экономике; Россия — страна с недооформленной идеологией, имеющая определенные проблемы на своих окраинах и в национальных регионах. Но вот что лично меня заставляет верить в то, что Россия преодолеет все проблемы — это пример Чечни. 

Не буду говорить о других, скажу о себе. С детства в сознании у меня был укоренён такой образ: «злой чечен ползет на берег, точит свой кинжал» — и вдруг я увидел сегодня стотысячную демонстрацию в дважды разрушенном Грозном в поддержку курса президента России... Эти люди на площади Грозного стали если и не русскими патриотами, то во всяком случае российскими патриотами — точно. Это очень многого стоит!

Трудно привести аналогичный пример из нашей и не нашей новейшей истории. Я считаю, что человек, который является настоящим русским патриотом, должен смириться с той мыслью, что Россия — страна многонациональная и многоконфессиональная. И если ты хочешь добра России, то ты должен принимать ту политику, которая сегодня ведется в этом направлении. 

Но в любом случае должен существовать ограничительный фактор: русская культура, русская политическая мощь, русское тело не должно стать питательной средой, к которому может присосаться какая-нибудь националистическая «вошь» и высасывать ее жизненные силы. Мы, все народы России, должны находиться в равных условиях и обладать равными правами. А здесь должна хорошо работать пропаганда. У нас, к сожалению, стандарты журналистики американизировались…

title
Андрей Мальгин, историк, политолог, гендиректор Центрального музея Тавриды: 
— Если говорить о своеобразном открытии России… Все мы с Россией были связаны всегда и никогда не отрывались. Но одно дело приезжать в качестве иностранца, да — тоже, кстати, уникальное дело: будучи людьми русской культуры приезжать в Россию в качестве иностранца! Впрочем, это дает определенную выгоду для наблюдения. 

Если говорить об открытии, то первый результат для меня — это более высокий уровень демократии, чем это транслировали западные и украинские СМИ. В каком-то смысле Россия — более демократическая страна, чем была Украина, если под демократией понимать не просто свободу выражения своего мнения, но и иметь ввиду социальные аспекты. И открывать эту сторону российской действительности очень интересно. 

Второй момент — технологический уровень. Он превосходит тот, который достигла стремящаяся в Европу Украина. Я проехал недавно по Северному Кавказу, увидел многие вещи, к которым нам еще как минимум лет пять идти. 

Третье… Вот чего не было на Украине, причем в значительной мере, и что интеллигентных людей всегда влекло к России — это уровень элиты, управленческой, интеллектуальной… Культура управления здесь оказалась высокой, выше, чем на Украине. Место интеллигенции в обществе – более значимо. Хотя есть много над чем работать, теперь будем это делать вместе. 

title
Александр Форманчук, председатель Крымского экспертного клуба, заместитель председателя Общественной палаты Республики Крым: 
— В лихие 90-е, а они были лихие для всех, в том числе и для России, наша страна падала стремительно на тот уровень, на котором сегодня находится Украина. Но Путин стабилизировал ситуацию и стал искать новые смыслы возрождения российской государственности — тогда это была кланово-бюрократическая страна. Но она быстро и динамично избавляется от этого. И хотя клановость еще сохраняется, и коррупция есть, и ресурсы раскрадываются, но мы видим динамику, видим, как Россия избавляется от наследия прошлого, как идет становление региональных элит, которые уже понимают уровень своей ответственности за судьбу России, а не только за свою маленькую территорию, как это было в 90-е, во время «парада суверенитетов». 

То, что Сергей (Киселев) подчеркнул по Чечне, на самом деле говорит о том, что Россия нащупала тренд своего развития очень правильно. Это приверженность тем историческим традициям, которые ее всегда питали, а с другой — это уже модернизация этих традиций в новых условиях. 

title
Сергей Киселев: 
— Всегда говорили: если Крым войдет в состав России, «это будет вторая Чечня»! Но она может получиться не той Чечней, в смысле формирования очага «горячего» конфликта, а другой — регионом массовой поддержки политики Путина. 

title
Андрей Мальгин:
— Конституция Республики Крым много позаимствовала из конституции Чечни. А у Чечни с Крымом вообще много общего: даже когда-то ликвидация республик — Крымской и Чеченской — проходила одним указом в 1945 году.

— Спросим у Сергея Ермакова: вы как человек, который не отрывался от России, как вы воспринимаете сегодняшнюю Россию? Какая она сегодня? 

title
Сергей Ермаков::
— Соглашусь, что Россия сегодня — это демократическая страна и более того — это страна суверенной демократии. И в этом плане она не нормальна в общей логике Запада, поэтому нас все время пытаются «нормализировать»: и «президент у вас плохой, вот бы его отставить», и сделать Россию «нормальной» страной, и «тогда всё будет хорошо». На самом деле это не так. Более того, у России есть определенная гибкость.

— Запад сейчас ведет массированную атаку под лозунгом «Россия без Путина». Вот есть «партии одного лидера» — а можно ли сказать, что Россия, это страна одного лидера? 

Сергей Ермаков:
— Нет, я бы так не сказал.

Безусловно, Путин сейчас является тем лидером, вокруг которого происходит консолидация российского общества, это безусловно так. Но, понимаете, в обществе уже созрело ощущение, что мир меняется. 

Я много читаю американских и западных мыслителей современности — сегодня Запад любит говорить о своих ценностях, но перед ним сейчас стоит большая проблема: там все чаще стали говорить о том, что они допустили серьезную стратегическую ошибку, когда позволили те ценности, которые навязываются сегодня миру, назвать западными. Надо было говорить о ценностях мировых — тогда бы им было проще строить глобальный мировой порядок. Они сокрушаются: здесь мы допустили ошибку — поэтому Россия и не приемлет эти ценности. 

На самом деле здесь, мне кажется, другое: сейчас в России видят, что блага «новой цивилизации» идут уже не с Запада, не из Европы. Мир действительно стал глобализирован, россияне поездили по миру, и сейчас есть запрос на поиск новых ценностей; складывается, если угодно, этакая экономико-политическая формация, новый уклад, в том числе и вследствие технологических прорывов. И это естественно требует нового времени.

— Если вдруг случится, что Россия раньше времени останется без Путина, страна пойдет по тому пути, по которому она движется сейчас, или ее курс собьется? Что может произойти? 

Александр Форманчук::
— Смотря как она останется без Путина… 

title
Сергей Ермаков:
— Нас вполне можно упрекнуть в том, что нет четкой преемственности власти — например, как в Америке, где все понятно: там есть четкая, сложившаяся веками система передачи власти. В России всё только складывается.

— Мой вопрос в чем состоит: это только Путин, как говорит Александр Андреевич (Форманчук), «гениальным чутьем» правильно ведет Россию, поднимает ее с колен — или уже пошли некие объективные процессы, которые вспять не повернуть? 

Сергей Ермаков:
— Я склонен считать, что идут объективные процессы. Но от лидера слишком многое еще зависит: он сумел уловить эти импульсы и грамотно их развернул и направил.

title
Сергей Киселев: 
— Для меня ничего нового в общем-то нет, ответ надо искать в концепциях двух Россий, о которой мы говорили в начале. Путин — человек абсолютно земной России. Но, послушайте, что он сказал недавно, отвечая на вопрос, что является главной ценностью — он сказал, что это любовь! Я сразу же вспомнил стихотворение Тютчева «Два единства»:

Из переполненной Господним гневом чаши
Кровь льется через край, и Запад тонет в ней —
Кровь хлынет и на вас, друзья и братья наши —
Славянский мир, сомкнись тесней...

«Единство, — возвестил оракул наших дней, —
Быть может спаяно железом лишь и кровью...»
Но мы попробуем спаять его любовью —
А там увидим, что прочней... 


Сегодня мы видим, как Америка пытается соединить мир «железом и кровью», а мы предлагаем другое видение, другую парадигму. И здесь уже личность не играет никакой роли. Это есть суть всей нашей тысячелетней культуры. А то, что Путин оказался в нужное время в нужном месте, так это же замечательно!

title
Александр Форманчук:
— Сегодня трудно переоценить роль Путина, потому Запад и пытается так поставить вопрос. Поэтому на сегодня важно то, как Россия будет развиваться после Путина с точки зрения преемственности того курса, который он определил и получил поддержку. И насколько будет выстроена политика, которая не будет зависеть от других государств…

— Такая политика уже прошла точку невозврата? 

— Нет! Она сегодня подвержена роли личности. Если бы сегодня вдруг исчез Путин, есть опасность …

— То есть не зря Запад так уцепился за формулу «говорим Путин — подразумеваем Россия», значит, есть под ней серьезное основание? 

— Сегодня мы имеем путинскую Россию — но это Россия, которая еще не получила окончательного закрепления своего курса. И вопрос закрепления этого курса на властном уровне еще остается достаточно проблематичным. И Запад это чувствует — в плане того, что еще можно было бы этому как-то помешать. Для Путина 2018 год имеет ключевое значение, как и вопрос преемственности, сохранения этого курса на личностном уровне…

— Вы в каком плане говорите о 2018 годе? Президент, что, боится, что его не переизберут? 

— Нет, он не боится. Речь идет о том, чтобы Россия не зависела только от него. Он должен сделать все, чтобы задать инерционность, устойчивость этому процессу. А сегодня мы еще не достигли этого. 

— Но вы видите признаки того, что он именно это делает? 

— Да! Россия к этому движется, и достаточно уверенно.

title
Андрей Мальгин: 
— У Путина огромный рейтинг в обществе, но мощной опорой ему по-прежнему является бюрократия. О среднем же слое в России можно сказать, что он в зоне риска. А от этого будет очень много зависеть — будет ли средний слой поддерживать власть или нет. 

В начале 90-х нас всех развели на нескольких принципах. Нам сначала сказали: чем меньше государства, тем лучше, давайте отпустим всех на волю, и от этого будет всем счастье. Второй принцип: существуют некие общие интересы — неважно, где ты живешь, в России или США, в принципе, общий подъем — уровень воды поднимает все суда — и если мы будем играть по неким общим правилам, всем будет хорошо. И Штатам, и России, и Китаю, и Зимбабве. То есть свободный рынок, нет национальных границ и т.д. 

И третье, главное — человек, его благополучие, благосостояние, а остальное не важно. Давайте будем на этот человеческий капитал ставить, это и есть опора и надежа. Тебе хорошо — значит, и мир прекрасен. 

Это те три вещи, в которые позднее советское общество поверило. В результате мы получили украинскую ситуацию, где государство было приватизировано, стало частной корпорацией некоторого количества людей, где общественный сектор практически вообще исчез. Мы имеем ситуацию, где просто одни люди пошли в услужение к другим. Сами ликвидировали свою экономику в угоду чужим национальным интересам. 

Если посмотреть, кто эмигрировал из Крыма после Крымской весны — это же всё состоявшиеся люди. Они посчитали, что «мы не хотим тут никому служить, мы хотим ездить по миру, в Европу, получать европейские гранты». Причем это люди, у которых не было какой-то ответственности перед обществом — у них было понимание ответственности только перед самими собой. Они сегодня чухнули отсюда — и воздух, кстати, стал намного чище. Хотя с некоторыми было интересно полемизировать.

Сегодня продолжает действовать политическая система, назовем ее неолиберальной — а новой системы еще не предложено. В основе китайского миропонимания лежит представление о долге. У тебя есть долг — и это главное. Это вообще чуждо европейцам — какой долг, о чем вы говорите, только мое личное благополучие, я должен только самому себе и своей семье! 

У нас была система патриотизма — официально-государственного. Она какое-то время просуществовала, но потом тоже дала течь. А китайцы — у них в основе всего лежит ритуал и долг. Родители, государство — я всем плачу, это моя социальная миссия. Вопрос: у российского общества появится такая новая внятная, понятная, философская основа для понимания?



Окончание следует