История украинского гимна

„ЩЕ НЕ ВМЕРЛА УКРАИНА” ТАРАСА ШЕВЧЕНКО

(завершающая глава из книги „Незнакомый Вам Тарас Шевченко”

http://i029.radikal.ru/0711/2c/552f7ee96fe1.jpg

(В Черниговском музее Тарновського у письма Вербицкого о „Ще не вмерлы Украины”)

         Гимн «Ще не вмерлы Украины» вошёл в мою жизнь в далёком детстве.  Мы с бабушкой http://i025.radikal.ru/0711/6a/6278749a0d2f.jpg Евгенией Кулишовой-Вербицкой жили в Гущинском лесничестве возле «Вервольфа» на Винничине  у её второго мужа лесоинженера Николая Савенкоhttp://i027.radikal.ru/0711/d6/5e5cc32db046.jpg. Летом 1948 его замучили бандеровцы. Пришлось возвращаться в Чернигов. Меня забрал отец и я жил с ним http://i006.radikal.ru/0711/bd/d193f2ee608c.jpg и мачухой в его преподавательской квартире на Пяти углах. Бабушка стала снимать угол у золовки на Лесковице. Со мною она видеться могла, только когда приходила в гости к соседям отца - Цитовичам. Этот дом, собственно, до революции принадлежал им. Но затем их уплотнили, а в  1938 оба брата Цитовичи получили десятку неизвестно за что.В Чернигове осталась дочка старшего –Елизавета Викторовна.Ей выделили балкон-веранду в єтом родительском доме. Сделали  из этой узюхонькой, но длинной  веранды комнату и с 1948 жили там вчетвером. Дедушка Илья, дедушка Витя,  Елизвета Викторовна и их дочка Вита, старшая меня на несколько лет.Они приходились бабушке какими-то родственниками, так что она регулярно ходила к ним и я, удрав от мачухи, всегда торчал у соседей. После Колымы братья были на удивление тихими и только Вита щебетала за всех. На каждый православный праздник, именины они плотно завешивали одеялом двери, включали на полную мощность тарелку-репродуктор, висящий над дверьми, чтобы не было слышно, что делается в комнате. Нет, они не вспоминали Колыму, не вспоминали жизнь до Советов. Собственно говоря им той жизни, когда отец был директором  какого-то банка пришлось 2-3 года. Затем грохнул октябрьский     переворот и отца «пустили в расход», а банк уничтожили. Они оба ухитрились выучиться при Советах и дядя Витя был даже редактором радиокомитета. Но пришёл 38 и отправил их на Колыму. Вот и вспоинали они детство 20-х и юность 30-х. А в разгар тех вечеринок Дядя Илья брал в руки гитару, а дядя Витя хриплым басом пел украинские народные песни, которые я у них только и слышал. Была среди тех народных песен и «Ще не вмерлы». Дядя Витя говорил, что эта народная песня на слова самого   Шевченко. Бабушка же всегда при этом почему-то загадочно улыбалась.          Причины той загадочной улыбки я понял только в конце августа 1961. Я на третьем курсе запорол  экзамен, и мне угрожало лишение стипендии . Вот бабушка и приехала со мною перед занятиями, чтобы я  смог доказать, что одумался и сдать на отлично. Поселилась она по соседству с нашим  общежитем у  дальних родственников- сестёр Голицыных. Жили они в Назарьевском переулке в старом  каменном доме со средневековой башней. Этот дом построил когда-то их дед Сергей Павлович Голицин, в то время, когда губернаторствовал в Чернигове. Революция и гражданская война забрала их отцов и мужей, отечественная война- детей. Жили они в узкой комнатушке, выгороженной из бывшей гостинной. Приадлежала им ещё комнатка-скворечня на верхушке башни. Служила она спальней.Гостей принимали в той выгороженной комнате, в которой и вмещались только огромный стол,  широкий диван с облупленной кожей да рояль, вместо одной ножки подпираемый стосом книг. Вот как-то у них, ворвавшись в непонятное мне щебетанье об их дореволюционной юности, я стал расскаывать о песнях, которые пели Цитовичи. И тут младшая из бабушек подощла к фортепиано и вытащила из стоса книг под ним изящный альбомчик в сафьяновой обложке.  Стали листать его почему-то так и не пожелтевшие страницы с виньетками и записями разных там графов, генерал-аншефов, ассесоров и прочих абсолютно непонятных мне чинов. Пока не нашли странички с написанным разными почерками текстом этой „Ще не вмерлы Украины”. Оказывается ровно сто лет тому, именно в этой комнате, студенты, собравшиеся на проводы моего прадеда Николая Вербицкого в Петербург и написали вместе с ним  слова этой песни.А затем у меня была работа, аспирантура, и были командировки по всему Союзу по внедрению своих разработок. И где бы ни был, от Калининграда до Магадана и от Баку до Архангельска, везде в залах древностей центральных библиотек разыскивал источники  из тех 40-90 годов 19 столетия, искал следы этой песни и следы этих студентов и моего Рода.

    Так вот по родовым пересказам, проверенным литературными поисками в основных библиотеках Союза и опишу Вам историю создания Гимна.

   Начало наш Гимн, действительно, ведёт от Тараса Шевченко. Николай Вербицкий-Антиох, сын секретаря Черниговской губернской управы, в 16 лет поступил к Киевский университет св. Владимира. За свои сатирические стихотворения и создание студенческой газеты "Помойница", по личной просьбе-требованию Ректора, он был переведен отцом в Петербург "для охлаждения". Привез его отец и поселил в доме архитектора Штакеншнейдера, своего бывшего однокурсника. Там уже жили  его дальние родственники, тоже студенты - Иван Рашевский и Павел Чубинский. Вскоре там остановился и Афанасий Маркович, только что вернувшийся из-за рубежа.

          А  рядом, в доме Академии искусств жил Шевченко. Не один вечер он приходил к ним на чарку чая. Коленька, музыкальный талант которого отмечал сам Михаил Глинка, садился за фортепиано, а Афанасий Маркович запевал своим прекрасным баритоном народные украинские песни. Ему всегда подпевал Тарас Григорьевич, хоть и любил смеяться, что теперь с его голосом можно петь лишь "Занято! " в туалете.

    Афанасий Маркович упросил Шевченко привести ребят на вечера "Основы", которые фактически были собраниями Петербургской «Громады». Увы, ни Кулиш, ни Костомаров не оставили письменных воспоминаний о тех вечерах. Приходится цитировать воспоминания Логвина Пантелеева:

     " В гостиной на диване за столом обыкновенно усаживался Шевченко, Костомаров и ни на шаг от их, не отходивший Кулиш... к тому же на вечерах бывало немало выдающихся писателей-малороссов, например, Афанасьев-Чужбинский, Стороженко, Гуртовский и другие. Помню, заметив одного довольно плотного господина, я спросил - «Кто это?»  - «Муж Марка Вовчка"- получил в ответ таким тоном, что больше сказать о нем нечего. Он, впрочем, был замешан в деле Кирилл Мефодиевского общества. Я тогда очень мало обращал внимания на физиономии, но лицо Шевченко положительно увлекло меня. На близком расстоянии он выглядел очень похожим, как изображен на литографическом портрете Мюллера: лицо коричневого оттенка, носило явные следы многого пережитого, в том числе и той болезни, которая в последние годы преждевременно ускорила его жизненный конец... "

   Но не долго продолжалось то общение с Апостолом Украины. Сломленный тоской по Родине, в которую ему уже навсегда была закрыта дорога, и изменой любимой, он тяжело заболел сердцем и вскоре умер…

 Друзья принимали участие и в похоронах Шевченко, и в благотворительных вечерах в его честь. Только сразу уточню. Никто не запрещал похорон нашего Апостола. Никто не репрессировал студентов за участие в его похоронах. Беспорядок повлекло совсем другое. Но чтобы самому не перевирать событию, лучше зацитирую из книги воспоминаний Логвина Пантелеева:

   "Они совпали во времени - панихида в католическом соборе по пяти убитым в Варшаве при подавлении манифестации 13 февраля 1861 и похороны Шевченко... когда для нас, русских, совершенно неожиданно раздалось пение польского гимна и все поляки в одно мгновение пали на колени и со слезами на глазах присоединились к пению гимна... Сразу вслед за панихидой состоялись похороны Шевченко... польская корпорация в полном составе проводила Шевченко на кладбище. Там Хорошевский от имени поляков сказал на польском языке очень умное и теплое слово, оно  потом было напечатано в "Основе"...

    По поводу панихиды началось следствие, что предполагало привлечь к ответственности только польских студентов. Русские студенты постановили собрать в следственную комиссию подписные  листы  в доказательство, что и они были на панихиде. Попечитель И. Д. Делянов застал студента А. Штакеншнайдера с листками и потребовал отдать их или оставить университет. Собралась сходка, главную роль играли князь Нехлюдов и Чубинский, уладившие конфликт... "

    Но впоследствии конфликт всё же перешел в студенческие беспорядки и все высшие учебные заведения Петербурга и Москвы были закрыты. Организаторы беспорядков были либо забриты в москали (солдаты), либо переведены в Казанский университет.

   Николая Вербицкого, как и его земляков, отправили домой, к тому же в 111 отделении уже лежал донос о том, что он осмелился перевести "Еще польска не згинела" на украинский язык(Маты Польща не загынэ доки ми живемо) ...

    Лишь через год Николая Вербицкого вызвали в Петербург, чтобы решить вопрос о восстановлении в студентах. Вот в связи с этим и собралась вечеринка. Не важно, где она была - в тесной комнатушке на Большой Васильковской, где при пансионате Ленц жил Чубинский, в доме-общежитии громадовцев по Жилянской, или в просторной гостиной домища Голицыных, где остановился Вербицкий. Главное, что студенческая вечеринка состоялась в августе 1862. Главное, что на ней были  и Николай с побратимом Павлом Чубинским и их ближайшие друзья - Тадей Рыльский (уже известный как поэт Максим Черный), с приятелем Павлином Свенцицким (известный  украинский поэт Павел Свой). Своих побратимов сербов привели Павел Житецкий , Иван Навроцкий и Александр Стоянов.

    Вечеринка, как вечеринка. Ели, пили, пели, вспоминали. Вспомнил и Чубинский о похоронах Шевченко, о той Панихиде, когда прозвучал польский Гимн. Девушки, а были здесь и сестры Голицины, и девушки из пансиона Ленц, попросили поляков  пропеть гимн. За фортепиано сел Вербицкий, а Рыльский и Свенцицкий запели мятежные строки. Когда же они закончили, Николай стал тихо напевать свой перевод: «Мать-Отчизна не погибнет, пока мы живые".  Павел Чубинский вместо похвалы, сказал Николаю, что чем переводить чужую песню, лучше написать такую же свою, вон, сколько уже времени Владимир Антонович просит громадовцев создать свою  "Марсельезу".

    Николай, который славился импровизациями, не стал ерепениться и сейчас же, под тот же мотив, запел,  новую песню:

    "Ще  не вмерлы Украины ни слава, ни воля,

     Ще нам братья молодые улыбнется доля.

     Ще развеет черны  хмары (тучи авт.)и возле оконца,

     Здесь в своей вкраинской хате (доме авт)мы дождемся солнца.

Вспомним злые времена, лихую годину,

Тех, кто смело защитил Матерь- Украину

Наливайко и Павлюк и Тарас Трясило

Из могилы  нас зовут на святое дило(дело авт)... "

     Братьям  Рыльским и Паулину Свенцицкому, родственников, которых от младенцев до старцев вырезал Павел Бут (Павлюк), не понравилось упоминание о нем и Иосиф Рыльский, так и не отошедший от фортепиано, запел свой вариант:

          "... Згинут наши вороженьки, как роса на солнце,

         Запануемо мы браття у свойий  сторонци

            (Воцаримся и мы братья на своей сторонке авт)

            Наливайко, Железняк и Тарас Трясило

            Из могилы нас зовут на  святое дило

Вспомним же святую смерть рыцарей казацтва,

Не лишиться чтобы нам своего юнацтва!

Ой, Богдане - Зиновию, пьяный наш гетьмане,

За что  продал Украину москалям поганым?

    Чтоб вернуть ей честь и славу, ляжем головами,

    Наречёмся Украины верными сынами"...

    Здесь уже не выдержал законник Чубинский, который увидел опасность исполнения таких слов. Он отодвинул поляков  и предложил свой, менее опасный вариант:

    Ой, Богдане-Зиновию, непутёвый   сыне.

    Зачем отдал на расправу матерь- Украину,

    Чтобы  честь её вернуть, станем куренями,

    Наречёмся Украины верными сынами! "

Тут вмешался болгарин Саша Стоянов. Показывая на сербов, он предложил добавить:

         Наши братчики-славяне

         За оружье взялись,

         Не годится, чтобы мы

В стороне остались!

   Кажется, песня была закончена. Правда, далеко ей было до той Марсельезы, но звездные мгновенья так же  далеки, как и сами звезды...

   Опять пошли воспоминания, запели „Соловья” Виктора Забилы, ”Журбу» (Грусть) Леонида Глебова. Но вот серб Пётр Ентич-Карич запел сербский Гимн, где припевом были слова: " Сердце бие и крев лие за нашу свободу"...

   -"Это же именно то, чего нам не хватало"-, вскочил Павел Чубинский и написал  бессмертные строки:

    Душу, тело мы положим за нашу свободу

    И покажем, что мы братья казацкого рода!

    Гей-о-гей же братья смело, надо браться нам за дело,

    Гей-о-гей, пора вставать, пора волю добывать! "

Вот теперь песня была уже закончена. Все записали себе ее слова. Свой экземпляр Тадей Рыльский отдал побратиму Владимиру Антоновичу. Когда через несколько недель вернулся в Киев из этнографической экспедиции Николай Лысенко, Антонович поручил ему положить на музыку слова новой песни. Уже через неделю новая "Украинская Марсельеза" полетела по Левобережью. Полетела, как гимн Громады.

   А вот Гимном Украины песня стала на Правобережье. Стала благодаря тому, что ее там приписывали Шевченко. А произошло это так. Свой экземпляр Вербицкий отдал Пантелеймону Кулишу. Пантелеймон http://i031.radikal.ru/0711/23/ccefb7ff80d3.jpg поклялся напечатать песню, но чего стоила та клятва, если "Основа" (не без вины Кулиша) прекратила существование. Кулиш поехал лечить нервы в Италию. По дороге остановился во Львове. Старинный город, местные люди так понравились Кулишу, что он, скупердяй по натуре, пообещал литератору Ксенофонту Климковичу прислать ненапечатанные стихотворения Шевченко из архива Основы. Переправил он стихотворения с уже знакомым нам Паулином Свенцицким, который после подавления польского восстания эмигрировал во Львов. Кулиш ли, сам ли Свенцицкий, сделали это, но вместе с "Заповитом". "Мне одинаково" и "Н. Костомарову" была передана и "Ще не вмерлы Украины".

   В четвёртом номере http://i025.radikal.ru/0711/3c/403e3e65ddf1.jpgжурнала "Мета" за 1863 год  эти 4 стихотворения были напечатаны. Открывался журнал стихотворением http://i034.radikal.ru/0711/31/73b28da24c98.jpg"Ще не вмерлы", после которого шли  стихотворения Шевченко и завершала их  его подпись.

   Это номер журнала катехит Перемышльской семинарии о. Юстин Желеховский отвез своему побратиму, млынивскому священнику Михаилу Вербицкому.http://i039.radikal.ru/0711/4e/314d555bb2bf.jpg

          Отец Вербицкий фанатично любил Шевченко, мечтал положить на музыку все его стихи. Получив журнал, он уже через неделю положил на музыку все четыре стихотворения. Уже в декабре, на собрании Громады Перемышльской семинарии, прозвучала впервые "Ще не вмерлы". Ректору настолько понравилась песня, что он рекомендовал семинаристам распространять ее среди паломников, а о. Вербицкого попросил сделать из соло хорал. И вот  на праздник Ивана Крестителя, перед многотысячной толпой перемышльцев  прозвучал могучий хорал в исполнении сводного городского  хора. Присутствующему на празднике львовскому Епископу  Полянскому, основателю первого украинского театра во Львове (теперь там "Народный дом", что с тех времен так и не ремонтировался) так понравился хорал, что при открытии украинского театра во Львове 25. 12. 64 постановкой оперетты Карла Гайнца "Запорожцы",  Он приказал режиссеру вставить в действие исполнение "Ще не вмерло Запорижжя". Утром,26.12.64, "Ще не вмерла Украина" пел весь Львов. Вся Галичина, как и Вербицкий, считала, что слова песни написал Шевченко, Апостол  Украины. Поэтому и стала эта песня Гимном, сначала Галычины, а затем УНР. А "Украинскую Марсельезу", написанную студентами и композитором Лысенко, вскоре забыли...

   А как же сложилась судьба  авторов текста «Ще не вмерла"?

   Я не имею морального права писать о Тадее Рыльском,

http://i018.radikal.ru/0711/68/87cb5d05ce02.jpg знаменитом аграрии-экономисте, отце нашего прославленного поэта. Скажу лишь одно - никогда он не был бедняком. Его отец был одним из самых богатых шляхтичей на Житомирщине.Не был он крепостником. Был поклонником Шевченко и даже передал на Запад его рукописный «Кобзарь» исполненный латинской. Тадей и его брат  Иосиф отказались от всех дворянских привилегий. Более талантливым был младший брат Тадея -Иосиф. Он был ровесником Николая Вербицкого, его побратимом. Но в 1861 году, после участия в перезахоронении Шевченко, он заболел лихорадкой и  умер...

    Из-за этой трагической  смерти так и не перевели его брата Тадея в Казанскому университет за призывы к бунту и за чтение при похоронах Кобзаря в Каневе его "Заповита" Удовлетворили прошение отца и выслали в родовое имение. После польского восстания в 1863 году, в котором отец принял участие, имение передали детям. Здесь Тадей организовал школу для крестьян, пригласил лучших учителей из Киева, сам преподавал. Известен он и как выдающийся экономист-аграрий. Но все это должны писать и, вероятно, напишут исследователи Максима Рыльского и его потомки...

   Совсем другой была судьба Павла Чубинского. Но только прекратим http://i019.radikal.ru/0711/df/05dfedbb4054.jpg врать о его бедняцком происхождении. Отец его никогда не был бедным. Да, он действительно имел хутор под Борисполем, но кроме этого у него были еще земли на Полтавщине и Черниговщине. А относительно родового имения, то его реконструкция в 80-х годах обошлась Чубинскому в 30 тысяч рублей серебром, да и того было мало. Ремонт так и не закончили... Павел Платонович умер 1(14)01.1885 от апоплексического удара так и не въехав в отремонтированный дом...

  Хочу развенчать еще одну ложь. Никто Чубинского за стих "Ще не вмерлы" не преследовал. За участие в той вечеринке  девочек - пансионерок, у него возник конфликт с хозяйками пансиона. Чтобы не тратить времени на бессмысленные ссоры, Павел организовывает самодеятельную этнографическую экспедицию по селам Киевщины и Слобожанщины. Вот из-за этой экспедиции у него и начались неприятности. Сначала Полтавский губернатор пишет Киевскому: «Чубинский старался пробудить умы крестьян обманчивыми напутствиями относительно их прав на землю и, не имея в том успехе, стал доказывать им незаконность военного постоя и неправильность выплаты приварка для нижних чинов... "

   Находясь  в Остерском уезде, Павел убедил вдову-помещицу О. И. Ремерс подарить своим  бывшим крепостным по десятине на душу. Если вспомнить, что семьи тогда на селе были по 12-18 человек, то получили они намного больше, чем сегодня имеет собственной земли  фермер. После этого случая Павел нажил себе могучего врага в лице будущего столичного градоначальника Трепова, который инициировал доносы на Павла соседей-помещиков. Они донесли, что во время беспорядков в Золотоношском уезде Павел распространял воззвание "Всем добрым людям", которое сам и написал. Вот за это воззвание и арестовали Чубинского. К счастью, главой следственной комиссии был родственник Николая Вербицкого, кн. Алексей Голицын, который сообщил шефу жандармов кн. Долгорукому о вердикте, относительно Чубинского:"... хотя фактически не доказано, чтобы Чубинский во время своих путешествий возбуждал крестьян к каким-либо противоправительственным стремлениям, но, тем не менее, дозволение продолжать подобные выходки, по мнению комиссии, может иметь вредное влияние на умы простолюдинов, посему имея ввиду, что составление упомянутого выше воззвания приписывается Чубинскому, комиссия предлагает выслать его на жилье в один из уездных городов Архангельской губернии под надзор полиции... "

   Если Вы думаете, что это было суровым наказанием, то ошибаетесь - кн. Голицын не карал, а спасал Павла от Трепова и других недоброжелателей. Зацитирую А. Н. Попова, статья "Чубинский на Севере" напечатана в №3 „Известий Архангельского общества изучения русского Севера” за 1914 год:

"... Прибыв в Архангельск 24 ноября 1862 г вон явился к тогдашнему Архангельскому губернатору Николаю Константиновичу Арандаренко, своему крестному отцу, и вскоре подал прошение о предоставлении эму должности Панежского судебного следователя, заявляя, что вон, как окончивший юрфак со степенью кандидата, может справиться с особенностями судебного следователя... "

   Где еще вы видели, чтобы политического ссыльного сделали следователем!?

   Но не долго Павел мерз в той Пинеге. Через несколько месяцев губернатор забрал его к себе порученцем по особенно важным делам. Одновременно Павел заведует публичной библиотекой, выполняет обязанности секретаря губернского статистического комитета, редактирует " Губернские ведомости". Но ему и этого мало. Он разрабатывает проект улучшения экономического положения в губернии. По поручению Российского географического общества изучает хлебное дело, льноводство торговлю на российском Севере... Он пишет в одном из писем:

"Семь лет трудился на севере для российской науки и правительства. Не буду перечислять моих трудов, но они показали, насколько я интересовался населением великорусских и финских племен. Вне этнографии я коснулся всех отраслей экономического положения народа, и мои заметки по этим вопросам служили толчком для многих нововведений губернаторов... "

  Именно та ссылка сделала его прославленным Академиком. Да и закончилась оно как-то странно.  Никто ссылки не отменял, но весной 1869 года, по рекомендации председателя Российского географического общества - Семенова-Тяньшанского, он возглавляет экспедицию в Юго-западный край, после которой остается в Киеве. Здесь он создает предтечу нашей Академии наук - Юго-западный отдел Российского географического товарищества. Чтобы только перечислить все, что он сделал во время пребывания на посту секретаря того Отдела , не хватит всего журнала.

   Но и теперь он нажил в Киеве могучих врагов. Редактора газеты "Киевлянин" профессора Шульгина, и известного по "Кирилло-Мефодиевскому братству" Михаила Юзефовича. Последний послал в Петербург докладную записку, в которой отмечал то, что разбойничьи банды, которые появляются в крае, - "ничто иное, как начало зарождающейся в умах гайдамаччины"

    Останавливаясь на истории Юго-западного отдела РГТ, он подчеркивал, что благодаря Чубинскому оно носит ярко характер украинофила, а именно:

 1)Открыто новый книжный магазин фирмы М. Левченко и Л. Ильницкого, где продается литература на украинском языке.

2)Переведены произведения М. Гоголя и других российских писателей на украинский язык.

3)В одной из киевских типографий устроены технические средства для украинской печати.

4)Проведена перепись населения с тенденциозной целью увеличить " количество украинского элемента за счет цифры иных российских племен".

   Юзефович заявил о необходимости ликвидации Юго-западного отдела РГТ, пугая тем, что пока Драгоманов и Чубинский будут здесь, никакие меры власти не остановят движения, которое возникло и развивается по их инициативе.

   По этой докладной  Юзефовича, по приказу царя в 1875 году была создана специальная комиссия во главе с обер-прокурором Синода графом Д. А. Толстым, которая должна была создать эффективные методы борьбы с украинофилством. В эту комиссию включили и Юзефовича. Именно следствием деятельности этой комиссии и стал знаменитый Эмский указ от 18. о5. 76. которым было провозглашено:

1. Не допускать ввоза в пределы империи, без особого на то разрешения Главного управления по делам печати, бы каких то ни было книг и брошюр, издаваемых за границей на малорусском наречии.

2. Печатание и издание в империи оригинальных произведений и переводов на том же наречии воспретить, за исключением лишь -

а) исторических документов и памятников;

)произведений изящной словесности; но с тем, чтобы при печатании исторических памятников, безусловно, удерживалось правописание подлинников; а в произведениях изящной словесности не было допускаемо никаких отступлений вот общепринятого русского правописания, и чтобы разрешение на печатание произведений изящной словесности давалось не иначе, как по рассмотрению рукописей в Главном управлении по делам печати.

3. Воспретить также различные сценические представления и чтения на малороссийском наречии, а равно и печатание на нем текстов к музыкальным нотам. "

   Выполняя этот Указ, ликвидировали Юго-западный отдел РГТ, закрыли газету "Громады" - "Киевский телеграф", уволили из университета Г. Драгоманова. Чубинский с ликвидацией Юго-западного отдела РГТ остался без государственной службы. Хорошо, хоть старый приятель, адмирал Посьет забрал его к себе в Министерство путей сообщений в Петербург и поручил заняться делом организации железнодорожных училищ. (Знают ли наши железнодорожники-ПТУшники, что своим существованием они обязаны Павлу Чубинскому?) За свой труд 8. 12. 1877 "Высочайшим приказом по Министерству путей сообщения, за отличие по службе произведен в коллежские советники, а Указом Правительственного Сената от 6 марта 1878 г за № 997 произведен в действительные статские советники, со старшинством от 8. 12. 1877"Если вспомнить, что этот титул равнялся генеральскому чину, то трудно поверить что царизм угнетал Павла Платоновича, как в советские времена диссидентов…

         И еще одно. О его болезни. В январе 1879 Чубинского осмотрел сам Боткин и поставил диагноз: "гнездовое страдание черепного мозга с полупараличем правой половины тела, которое обостряется от умственных занятий, выражаясь почти потерею речи и ухудшением движений... " Если вы не забыли, этим же страдал и Владимир Ульянов-Ленин...

    По ходатайству адмирала Посьета, Чубинскому дали разрешение проживать во всех губерниях Малороссии, за исключением Киева. Еще столько нервов пришлось потратить друзьям Чубинского, что получить разрешение на проживание и в Киеве! Увы, и здесь ему было  неуютно - он ведь был парализован, прикован к кровати и не очень это приятно, когда в соседней комнате собираются друзья-громадовцы, веселятся, а ты только наблюдаешь через полуоткрытые двери...

    Именно из-за этого Чубинские решили провести капитальный ремонт родового имения. Павел Платонович был прикован к постели,так что пришлось всеми работами руководить жене. О том, как  ей руководствовалось, она пишет Кистяковскому: "Вследствие начатой перестройки дома финансы наши до того запутаны, что мы на прожитие даже должны занимать и делать новые долги, не уплатив старых, то здесь и приходится очень и очень призадуматься, как и что предпринимать..." Выручил друг-громадовец Василий Семиренко, который дал Кистякивскому для Чубинского 3000 рублей серебром, еще 2500 дал тесть - сахарозаводчик Хряков. В целом же ремонт обошёлся больше 30 000 серебром…

          Умер Павел Платонович на своем хуторе под Борисполем 14. 01. 1885. Через его могилу в Борисполе в годы войны проложили противотанковый ров, так что его современная могила чисто символическая...

   Не осталось могилы и у его побратима, автора строк "Ще не вмерлы Украины ни слава, ни воля" Николая Вербицкого-Антиоха.

http://i031.radikal.ru/0711/74/e90355839ba3.jpg Когда в 1922 году расстреливали его сына, участника ледового похода Лавра Корнилова, белого офицера Николая Николаевича Вербицкого, конфисковали не только имущество, но и выпотрошили  могилу отца, в поисках драгоценностей.  А какие могли быть у него драгоценности...

   Да, он родился 13 февраля 1843 в далеко не бедной семье старшего секретаря Черниговской губернской управы. Его крестной сестрой была дальняя родственница - княжна София Голицына  сестра будущего Черниговского губернатора. Кн. Сергея Павловича Голицына. Отец - старший секретарь губернской управы, сын героя освободительной войны с Наполеоном,  унаследовавший от отца воинственный и довольно жёсткий характер. По словам Николая Вербицкого он "тщательно заботился о воспитании сына, при помощи ременной треххвостки внушал эму правила нравственности". История учит, что у жестких лидеров дети уже не способны быть лидерами. Так вышло и с Николаем. Несмотря все свои таланты и способности, он всегда прятался в чьей-то тени, никогда не был первым.

Первыми всегда были его побратимы - Павел Чубинский, Иван Рашевский, Николай Лысенко, Тадей Рыльский...

    Переломным в жизни Николая стал 1851 год. С Орловской ссылки в Чернигов приехал http://i042.radikal.ru/0711/05/39355fc3e29c.jpg Афанасий Маркович. В Орле он работал старшим секретарем губернской управы, поэтому первыми, кому нанесли визит Марковичи, были Вербицкие. Они сразу понравились друг другу - огромный, похожий на медведя Афанасий и стройный, худощавый как ласка - Андрей Вербицкий. Они стали друзьями с той первой встречи. Жена Андрея, София  стала крестной матерью их первенца-дочери. А через несколько месяцев они принимали участие в ее похоронах... Для Коли Вербицкого Афанасий Васильевич был каким-то молодцом-великаном из сказок. К тому же Маркович столько тех сказок знал, что все не переслушаешь...  

    Каждую свободной минуту бежал Коля в редакцию Черниговских губернских ведомостей, где священнодействовал  Маркович. Именно там, в редакции, читая рукописи материалов, посланных в газету, Николай понял, что и сам может писать не хуже. Сам стал собирать народные песни и сказы,  начал писать  стихи. Но те его первые произведения опубликовал уже не Афанасий Маркович, а  родственник Вербицких, Николай Белозерский.

    Откройте книжечку Дорошенко: « Указатель новой украинской литературы России за 1797-1897 год". На 3 странице под № 94(109): "Н. Вербицкий-Антиохов. Поэзии. Черниговские губернские ведомости "

1. 1853 г. №15 "Мещанка"

2. 1853 №27 "Могила"

3. 1853 № 27 "Песня майданчиков"

4. 1853 №42 "Иванова песня"

    Это друг семьи Афанасий Маркович, отбывая из Чернигова, поручил своему преемнику в должности редактора ЧГВ Николаю Белозерскому напечатать  стихотворения Вербицкого. А Коле было всего лишь 10 лет...

    Но за те стихи отцу пришлось перевести его в  Полтавскую гимназию. Здесь подружился с Михаилом Старицким. Вот что пишет в своих воспоминаниях знаменитый писатель: « У нас в гимназии учитель словесности Сосновский, излагая правила стихосложения, требовал от учеников и произведений в стихотворениях. И мы - писали. Среди учеников выпускных классов (5, 6, 7) лучше всех удавались стихотворения мне и Вербицкому, также пансионеру; начальство даже заказывало нам торжественные приветствия и оды в честь посещений нашего пансиона сановниками, а товарищи прозвали нас "поэтами", при одобрении надзирателей. Часто, бывало, при передаче пансиона переменному надзирателю, слышится вопрос: "А где же это наши поэты? " - на что почти постоянно был ответ - " В карцере"...

    Здесь на Полтавщине Николай познакомился и подружился на всю жизнь с братом Старицкого - Николаем Лысенко. Но после гимназии братья поступили в Харьковский университет, а Николай в Киевский. Вот как пересказывает его воспоминания побратим Иван Рашевский (знаменитый художник, чьи картины вывези  в Германию по личному распоряжению Гитлера):

  "В университет св. Владимира он поступил шестнадцати лет отроду  и с благовонием смотрел на жрецов науки, излагающих, как то делал профессор Деллен, римскую литературу и древности на латинском языке, то восторгался до обожания громкими и красивыми фразами профессора Силина, то с недоумением, доходящим до головной боли, старался вникнуть в непроглядную тьму философии проф. Гогоцкого. Но скоро юноша убедился, что профессора только пугают своей ученостью. Когда он слушал лекции профессора Ставровского о великом переселении народов, где изъяснялось, что - «гунны были, так сказать, народ Северный и ели, изволите видеть, сырое мясо. Они клали его на спину лошади, сажались, так сказать, на него верхом и мясо, сдавленное, так сказать, сжатое, изволите видеть, стиснутое под ляжками, под бедрами, так сказать, под гуннскими, получало особый вкус". Или же сразу уразумевал, как профессор Гогоцкий приставив перст ко лбу, изъяснял: "Ничто есть ничто, но оный перестает быть таковым, потому мы будем подниматься к высотам явления... " то решал - нет брат, шалишь, не надуешь ... "

         В Университете вместе с побратимом - Иосифом Рыльским он создаёт рукописную газету "Помойница» (не помойка, а умывальник), в которой нещадно высмеивает всех и вся. За эту «Помыйницу” ректор попросил Андрея Вербицкого забрать чадо и перевести в Петербург "для охлаждения". Андрей Николаевич сам когда-то учился в Петербуржском университете, там теперь преподавали  его прежние однокурсники. Поэтому отвез в 186о году старший Вербицкий свое чадо в Петербург. Поселил у приятеля той мятежной юности - архитектора Штакеншнейдера, который владел большим домом как раз рядом с Академией Искусств, где тогда жил Шевченко. В квартире, которую выделили Николаю у Штакеншнейдеров, уже жили студенты. Это были его земляки и дальние родственники (почти все дворянские роды на Украине  в родственных отношениях), Иван Рашевский и Павел Чубинский. В конце лета у Штакеншнейдеров остановился знаменитый  российский поэт Яков Полонский. Он любил слушать, как ребята поют мелодичные украинские песни, интересовался Колиными стихами. А в конце осени вернулся в Россию и поселился в том же доме Афанасий Маркович. Зачастую к Афанасию приходил на "чарку чая" сам Тарас Шевченко. Любил слушать их пение, сам принимал участие, хотя уже потерял голос... Пели вместе, а затем услаждались знаменитыми настойками  Виктора Забилы...

 На Новый Год и Рождественские каникулы ребята поехали  на Бориспильщину, где был  хутор Чубинских. Павел пригласил к себе в гости и старого приятеля - Николая Лысенко. Ребята помогали ему собирать  народные песни. После тех каникул Николай Лысенко  выпустил большой  сборник народных песен...

    А затем было возвращение в Петербург. Праздник провозглашения царского Указа об отмене крепостного права затмила смерть Шевченко. Было участие в похоронах и студенческих беспорядках. Был перевод польского гимна "Мать-Отчизна не погибнет, пока мы живые"... Было закрытие университета и персональное исключение из студентов. Вернулся в Киевский университет вольнослушателем. Стал опять издавать  свою "Помойницу"... Вот одно из  стихотворений в ней:

    "ДУМА СОВРЕМЕННОГО ГРОМАДЯНИНА

Так бывает - размышляешь,

Размышляешь целый час,

И никак не понимаешь,

Что творится здесь у нас –

Вдруг тебя средь размышленья

Этак холодом проймёт,-

Что как вдруг тебя Стоянов

На Третейский позовёт.

А над ухом Давиденко

«Протестуюсь!» закричит,

Иль тебя в деяньях подлых

Юзефович обличит.

Иль с тобой Иван Новицкий

Все сношения прервёт,

Иль Курлюк перед тобою

Умилительно рыгнёт.

Или…или……или-

Да взгляните лишь кругом,

Господа, от этих или

Голова пойдёт вверх дном,

И в душе своей смятенной

Ты покоя не найдешь

И родителей покойных

Крепким словом помянёшь…»

          На время учебы в Киевском университете племянника приютили сестры Голицины. На вакации выезжал в родительский Чернигов. О тех его регулярных посещениях Чернигова сохранились воспоминания известного общественного деятеля, члена Государственной Думы, Ильи Людвиговича Шрага: «Наибольшее с влияние на меня во время гимназии имел Николай Андреевич Вербицкий. Он в то время находился в Киеве, где учился в университете св. Владимира, но очень часто приезжал в Чернигов к своим родителям. Он рассказывал нам о своих встречах с Шевченко в Санкт-Петербурге, где он также учился в университете и жил неподалеку от Шевченко. Рассказывал о похоронах Тараса и студенческих беспорядках, из за которых был уволен из Санкт-Петербургского университета. Рассказывал о Громаде, давал книги, читали мы его "Помыйницу"; под его влиянием сложился кружок, который собирал и записывал слова для "Словаря", читали "Основу", "Записки о Южной Руси". У Вербицкого в Чернигове я впервые увидел Павла Игнатьевича Житецкого и Ивана Петровича Новицкого, которые приезжали гостить в Чернигов... "

    Но Николай Вербицкий так и не создал в Чернигове Громады, основал лишь культурно-просветительский кружок. А «Громаду» создал осенью 1861 участник Крымской войны и знакомый самого Пирогова, врач Степан Дмитриевич Нос, к получивший назначение в Чернигов. Черниговская «Громада» называла себя «куренем». В этот курень входили: Леонид Глебов и его жена, Афанасий Маркович и его побратим с Немировских времен, учитель гимназии  Илья Дорошенко, заведующий уездной школы Карвасовский, историк Александр Лазаревский, ст. учитель гимназии Александр Тищинский, студент университета Николай Вербицкий, член земской управы Николай Константинович, братья Белозерские, гимназист Федор Волк и другие...

    Недовольные тем, что Петербургская "Основа" не спешит печатать их материалы, Черниговские громадовци в том же 1861 году решили издавать собственную газету " Черниговский листок". Сначала за это дело взялся Афанасий Маркович. Увы, слишком скандальным было имя его жены. Отказали ему в издании. Тогда за дело взялся любимец губернаторских детей, ст. преподаватель гимназии Леонид Глебов. Он и получил разрешение на издание "Черниговского листка". С октября 1862 по август 1863 листок был единственным украиноязычным печатным периодическим органом во всей Российской империи (В конце 1862 года "Основа» прекратила существование), если не считать сатирической "Помойницы" Николая Вербицкого, которая с осени и до самого конца 1863 печаталась в типографии университета св. Владимира.

     Огромный успех в Чернигове имел кружок "Ценители своей народности", активными членами которого были  Николай Вербицкий с сестрой Марией. Кружок поставил в Чернигове "Наталку Полтавку" либретто и музыку к которой написал Афанасий Маркович. Он же вместе с Ильей Дорошенко был режиссером постановки...

http://i025.radikal.ru/0711/01/8b83266690c6.jpg

         Осенью 1861 Николай  вернулся в Киев, на следующий год хотел восстановиться в петербургском университете, но Делянов, вспомнив его перевод "Еще польска не згинела" передал ему "высочайшее повеление: возвращаться туда, откуда приехал". А затем была высылка Чубинского в Архангельскую губернию. Николай печатает в последнем, декабрьском числе " Основы" стихотворение-обращение к побратиму:

           «   НА ПАМЯТЬ ПАВЛУ ЧУБИНСЬКОМУ

Вспомяни  же  милый брат мой на чужой чужбине,

как мы жили-поживали на родной Вкраине…»(весь украинский текст,  мне трудно перевести, так что читайте оригинал в книге)

   А в 1863 на Николая и на все Черниговскую Громаду свалилось несчастье. Произошло это так. Работал в Чернигове с 1861 года землемер Иван Андрущенко. Был он членом Московского отделения герценовской "Земли и воли". В Феврале 1863 он получил задание основать по всей  Украине кружки "Земли и Воли", которые были пока только на Полтавщине. 6 июля 1863 Андрущенко приехал в Чернигов, чтобы основать здесь агентуру землевольцев. Остановился он у Степана Носа. Первыми навестил Параску Глебову, за которой приударял, и Александра Белозерского. Белозерский предложил ему провести встречу-вечеринку у него на квартире. На эту встречу-вечеринку, кроме Степана Носа пригласили  Александра Тищинского и Леонида Глебова с женой. Глебов не пришел, да и свою красавицу-жену не пустил. Так что это была чисто мужская вечеринка, как обычно, не без горилки. Разговор становился всё более громким, так как Тыщинский, отсидевший в Петропавловский крепости по делу Кирилло-мефодиевского братства, не хотел сесть вновь. Белозерский и Нос скептически смотрели на эту "Землю и Волю". Напрасно пытаясь их убедить, Андрущенко перешел на крик. В соседней комнате отсыпался после обеденной попойки сосед Белозерского поручик Герасимовский. Те вопли и черта могли разбудить. Он поневоле услыхал конец разговора. Когда крики совсем допекли, высунул опухшую физиономию в полуоткрытые двери и попросил всех убраться вон. Все успокоились и Перешли на квартиру Носа. Белозерский, утром, не заходя к себе, выехал в командировку по району.

     Просыпается утром Герасимовский, идет в комнату Белозерского, чтобы выяснить причину тех криков. Хозяина нет, зато на столе лежит надорванный пакет с бумагами. Герасимовский начал читать эти  открытые бумаги, и что же видит - воззвание: «Свобода №1" с печатью "Земли и Воли", еще  десяток прокламаций и брошюрок с призывами к свержению власти. Герасимовский схватил пару листов  этих бумаг и побежал к жандармскому полковнику,  жившему рядом. У того тоже раскалывалась голова после чрезмерной дозы рома. Прихватил  жбаны с огуречным рассолом и так, попивая рассольчик, стали разбираться в агитках "Земли и Воли". Полковник сразу протрезвел и помчался к губернатору с докладом о ЧП. Губернатор приказал арестовать Андрущенко, Белозерского и всех, кто был у него в гостях. Жандармы, в отличие от нашей СБУ, свое дело знали. Быстро выяснили, что ни Белозерский, ни Тыщинский никакого отношения к "Земле и Воле» не имеют. А вот что касается  Носа, то он спьяну заехал в нос жандарму, а это уже терроризм! За это он и был выслан на Север Росии. В дальнейшем вся работа жандармов свелась к допросам Андрущенко. Но он упорно молчал. Тогда подсадили к нему в  камеру  18 летнего семинариста Григория Альфонского, отбывавшего срок за мелкую кражу, который скоро должен был выйти на волю. Вот с этим Альфонским и передал Андрущенко прямо в руки жандармам письмо к Глебову, в котором просил обо всём сообщить московским знакомым и передать им секретное письмо. Эти письма полностью разоблачали деятельность Андрущенко, ставили под удар почти всех землевольцев из его московского кружка. В добавок они показали  Леонида Глебова в роли соучастника. Немедленно произвели обыск  у Глебова и у всех участников кружка "Почитателей своей народности".Всё равно опоздали. Глебов и остальные  давно сожгли всё компрометирующее.

    Произвели обыск и у сестер Голициних в Киеве, где тогда жил Николай Вербицкий. Хоть его и признали невиновным, но после того обыска, тети отказали ему в доме. Пришлось перебраться в полуподвал в Назарьевском переулке по соседству. Отец отказал в  денежной помощи. Жил теперь Коля исключительно на гонорары, которые в те времена были такие же, как и в настоящее время на Украине... Приходилось ограничиваться завтраками, обедами и ужинами  трёхкопеечными булочками-«жуликами" и полукопеечными стаканами молока... (знаете, у меня и сейчач сильнейшая ностальгия по тем киевским  треугольным ржаным "Жуликам", наполненных изюмом, цукатами и медовым привкусом и за тем прохладным молоком из автоматов в Пассаже.)

    Не смотря на те тяжелые условия жизни, а может именно из-за того, что хотелось забыться, Коля опять стал издавать "Помыйницу", а Павел Житецкий обеспечил ее печатание в университетской типографии. А как же знаменитый Валуевский Указ, запретивший всё украинское? Хотите верьте, хотите нет, а такого Указа вообще не существовало. Было письмо от Министра внутренних дел Валуева к Министру народного просвещения.  Цитирую это письмо  от 18. 07. 1863 за № 364 полностью:

    "Давно уже идут споры в нашей печати о возможности существования самостоятельной малороссийской литературы. Поводом к этим спорам служили произведения некоторых писателей, отличающихся более или менее замечательным талантом или своей оригинальностью. В последнее время вопрос о малороссийской литературе получил иной характер, впоследствии обстоятельств чисто политических, не имеющих никакого интересам собственно литературным. Прежние произведения на малороссийском языке имели ввиду лишь образованные классы южной России, ныне же приверженцы малороссийской народности обратили свои виды на массу непросвещенную, и то из их, которые стремятся к осуществлению своих политических замыслов, принялись, под предлогом распространения грамотности и просвещения, при издание книгах для первоначального чтения, букварей, грамматик, географий и т.п. В числе подобных деятелей находило множество лиц, о преступных действиях которых производилось следственное дело в особой комиссии.

     В Санкт-Петербурге даже собираются пожертвования для издания дешевых книг на южнорусском наречии. Многие из этих книг поступили уже на рассмотрение в с. - Петербургский цензурный комитет. Немалое число таких же книг представляется и в Киевский цензурный комитет. Сей последний в особенности затрудняется пропуском упомянутых изданий, имея в виду следующие обстоятельства: обучение во всех без изъятия училищах производится на общерусском языке и употребление в училищах малороссийского языка нигде не допущено; самый вопрос о пользе и возможности употребления в школах этого наречия не только не решен, но даже возбуждение этого вопроса принято большинством малороссиян с негодованием, часто высказывающемся в печати. Они весьма основательно доказывают, что никакого особенного малороссийского языка не было, нет и быть не может и что наречие их, употребляемое простонародьем, есть тот же русский язык, только испорченный влиянием на него Польши; что общерусский язык так же понятен для малороссов, как и для великороссиян, и даже гораздо понятнее, чем теперь сочиняемый для них некоторыми малороссами,  в особенности поляками, так называемый, украинский язык. Лиц того кружка, который усиливается доказывать противное, большинство самих малороссов упрекает в сепаратистских замыслах, враждебных России и гибельных для Малороссии.

    Явление это тем более прискорбно и заслуживает внимания, что оный совпадает с политическими замыслами поляков и едва ли не им обязано своим происхождением, судя по рукописям, поступившим в цензуру, и по тому, что большая часть малороссийских сочинений действительно поступает вот поляков. Наконец, киевский генерал-губернатор находит опасным и вредным выпуск в свет рассматриваемого ныне духовной цензурой перевода на малороссийский язык Нового Завета.

    Принимая во внимание, с одной стороны, настоящее тревожное положение общества, волнуемого политическими событиями, а с другой стороны, имея ввиду, что вопрос обучения грамотности на местных наречиях не получил еще окончательного разрешения в законодательном порядке, Министр внутренних дел признал необходимым, впредь к соглашения с Министром народного просвещения, обер. прокурором св. Синода и шефом жандармов относительно печатания книг на малороссийском языке, создать по цензурному ведомству распоряжение, чтобы к печати позволялись только такие произвендения на этом языке, которые принадлежат к области изящной литературы; пропуском же книг на малороссийском языке как духовного содержания, так учебных и вообще, предназначенных для первоначального чтения народа приостановиться. О распоряжении этом было повергаемо на высочайшее Государя Императора воззрение, и его Величеству благоугодно было удостоить оное монаршего одобрения.

    Сообщая Вашему превосходительству о вышеизложенном, имею честь покорнейше просит Вас, г. г., почтить меня заключением о пользе и необходимости дозволения к печатанию книг на малороссийском наречии для обучения простонародья.

    К сему неизлишним считаю присовокупить, что по вопросу этому, подлежащему обсуждению в установленном порядке, я ныне же вошел в сношение с генерал-адъютантом кн. Долгоруковым и обер-прокурором св. Синода,  с представлением

   Не лишним считаю присовокупить, что киевский цензурный комитет вошел ко мне с представлением, в котором указывает на необходимость принятия мер против систематического наплыва изданий на малороссийском наречии".

    Как видите, то "дело Андрущенко" и  принудило графа Валуева заняться украинским языком и запретить новые издания. А как же Колина "Помойница"?  Ведь печатали ее уже после того Валуевского письма?  Всё дело в том, что "Помойница" печаталась в университетской типографии, печаталась как студенческая газета. Университет в первую очередь подчинялся Министру Просвещения Головину, а тот считал: « Сущность сочинения - мысли изложенные в оном и вообще учение, которое оный распространяет, а отнюдь не язык или наречие, на котором оный написано, составляют основание к запрещению или дозволению тот или другой книги, и старание литераторов обработать грамматически каждый язык или наречие и для сего писать на нем и печатать - весьма полезны в видах народного просвещения и заслуживают полного уважения. Посему Министерство народного просвещения обязано поощрять и содействовать народному старанию. "

         Собственно говоря, Валуевский указ - это письмо Валуева к Министру Просвещения, который от него просто-напросто отмахнулся!

     Так вот и стал Николай печатать свою "Помойницу" и вмещать в ней свои украинские стихотворения. Самое смешное, что членом редколлегии был сын того наибольшего гонителя украинофилов Михаила Юзефовича - Владимир. Вот состав  редакции 1863 года: Павел Житецкий, Николай Вербицкий-Антиох, Александр Лоначевский-Петруняка, Иван Косенко, Петр Косач, Василий Семиренко, Семен Полетика, Александр Стоянов, Владимир Юзефович, Николай Константинович, Тадей Рыльский, Иван Новицкий...

 И эта веселая украинская студенческая газета выходила "раз в неделю (если редакторы трезвы)» Вплоть до конца 1863 года. Выходила, по-видимому, и в 1864 году, но я не смог найти ни одного экземпляра за этот год. А ведь Вербицкий и его друзья-соредакторы именно в 1864 году заканчивали университет. Николаю, с оглядкой на дядю-губернатора, позволили екстерно сдать все необходимые экзамены и распределили преподавателем в Полтавскую гимназию, где его ещё не забыли, как постоянного постояльца карцера. Именно, благодаря этому, он сразу же завоевал симпатии гимназистов и гимназисток. Он, по его словам: «Блаженствовал наподобие птицы, весело ходившей по тропинкам бедствий". Не долго длилось это блаженство. Вскоре он вмешался в конфликт гимназисток с директрисой. Произошло это так - гимназистка выпускного класса опоздала на урок, а директриса приказала швейцару вытолкать ее на улицу и закрыть двери. Подруги оскорбленной девочки  все вместе "подали в отставку". К ним присоединились все гимназистки выпускных классов. «Когда нас много, нас не одолеть!» Вопрос вынесли на педагогический Совет, который постановил, чтобы директриса извинилась перед гимназисткой, а всех девочек восстановили в гимназии. Такое решение педсовет принял под воздействием Вербицкого. Но директриса, а она считалась светской львицей  в Полтавском бомонде, отказалась извиняться и  подала в отставку. Этим дело и закончилась, но у Николая Вербицкого появился влиятельный враг. А затем произошел другой случай. Было решено ликвидировать пансион при гимназии. Как водится, назначили ревизию  имущества. При этом обнаружили недостачу серебряных ложек. В их исчезновении обвинили переведенного из Варшавы инспектора-поляка. После такого удачного для директора гимназии завершения ревизии, он устроил званый ужин, во время которого Николай  обнаружил на поданных к столу серебряных ложках штемпель ПБП, о чём и заявил во весь голос. На следующий же день его обвинили в злонамеренности, и в разлагающем влиянии на учеников. Решили перевести для пользы дела в Чернигов..

Далеко за город его  провожала вся молодежь Полтавы...

    Черниговский период был пиком педагогической деятельности Николая Андреевича. В 1875 он сфотографировался с Киевскими громадовцами  http://i035.radikal.ru/0711/e9/4c6e58e93e60.jpg

         ( В семейном альбоме Вербицких под этим фото стихи Николая:»Собирались Малороссы в просветительском кружке,но решали все вопросы лишь на русском языке).

Именно здесь он стал Первым учителем-наставником Машеньки Адасовской. Вот что пишет в" Биографии Марии Заньковецкой" Н. Г. Лазурская:

"Заметив как-то одаренную девочку, Вербицкий уже не спускал с нее глаз никогда: дружба Мари с Николаем Андреевичем продолжалась и в старших классах... Н. А. Вербицкий за личным признанием Г. Заньковецкой, оказал решающее влияние на ее духовное развитие. Место Вербицкого в ее биографии тем более почетно, что этот учитель словесности не только верно почувствовал общую одаренность своей ученицы, ее любовь к поэзии, тягу к книге, но и чутко увидел ее настоящее призвание: сам актер-любитель, он указал своей ученицы ее настоящий путь - в искусство..."

      Педагогика была основным призванием Николая Андреевича, но она не мешала его общественной деятельности. Ведь это именно Вербицкому пришлось возрождать Черниговскую Громаду после высылки куренного Степана Носа и Белозерского, после отъезда в Нежин Глебових... Вообще то это ему было совсем нетрудно, ведь вместе с ним в Черниговской гимназии преподавали его побратимы по "Жиляндии" и "Помойнице" Константинович и Хижняков. К тому же он был любимцем Черниговских гимназистов, которые и составили костяк новой черниговской Громады. Его ученики и друзья Илья Петрункевич и Илья Шраг вывели Черниговскую Громаду на новый, всероссийский уровень. Впоследствии  Петрункевич вместе с орловским учеником Вербицкого - Николаем Милюковым создаст Констуционно-демократическую партию Российской империи. Мощнейшую ее партию.

   Но оканчивала гимназию Машенька Адасовская уже без своего любимого учителя. Зацитирую воспоминания  Ивана Рашевского:

   " В 1875 г в Мглынском и Сурожском уездах случился голод, а затем и волнения, потребовавшие административных мероприятий. Было в это время перехвачено письмо какой-то дамы, в котором говорилось об участии Вербицкого в организации возмущения крестьян в с. Любещаны. Возникло целое дело и на Вербицкого посыпались обвинения в украинофильстве, в подговоре крестьян к бунту... Результат - бумага из Министерства просвещения о переводе Николая Андреевича для пользы службы в Рязань, но в этой же бумаге было объявлено, что " если он не пожелает воспользоваться предложением, то будет отправлен в Рязань вообще этапом"

    Та административная высылка растянулась на целых 25 лет. (10 в Рязани и 15 в Орле. Почти ничего не знаем о том его прозябании в России. Разве то, что был любимым учителем будущего писателя  Леонида Андреева и будущего общественного деятеля,  экономиста Николая Милюкова.

      Вернулся он http://i015.radikal.ru/0711/54/4a8ab941fb05.jpg в Украину в 1901.Большинство друзей отошло в  мир иной. Молодежь забыла и о нем, и о Громаде. Дружил с Михаилом Коцюбинским. Привел к нему пугливого семинариста Павлика Тычину. Но не ищите упоминаний о нем в воспоминаниях знаменитого поэта. Могли  ведь навредить...

   Даже друг Коцюбинский на похоронах Николая Андреевича в декабре 1909 вспомнил его, как "замечательного русского народного учителя". Ничего не вспомнил о его стихах, хоть и сам отсылал их  не в один сборник. Он считал, что главным в жизни Николая Андреевича Вербицкого была его подвижническая педагогическая деятельность...

Никогда не были напечатаны ни сборники стихотворений Вербицкого, ни воспоминания о  дружбе с Шевченко, Забилой, Марковичем, Глебовым. Обещал ему, уже полуслепому, разобраться с бумагами и опубликовать, что можно, его зять Николай Вороной. http://i004.radikal.ru/0711/75/220ec05209cf.jpg Но не рассчитал времени и не учел  обстоятельств. Увидев, что делают большевики с взлелеянной в его мечтах  революцией, эмигрировал на Запад. Но долго не смог жить без Родины. Вернулся на Украину. За те бумаги засел лишь в 30-х, когда жил в Киеве. Но вскоре пришли  чекисты и забрали со всем, что было. Вначале ссылка в село Вороное на, затем расстрел и общая могила. Где она, никто не знает, как никто не знает, где его огромный архив с материалами Забылы, Кукольника, Марковича, Вербицкого…

         Не осталось даже могилы Николая Андреевича. Похоронили его рядом с могилой Афанасия Марковича на Болдиной горе. Еще через три года, рядом похоронили и его младшего побратима Михаила Коцюбинского. А затем вспыхнули революции и  гражданская война. У людей появились совсем другие ценности. Стало не до захоронений предков. А в 1922 году  за убийство евреем-эсэром какого-то важного жида – инспектора из ВЧК, схватили и расстреляли 10 самых видных представителей Черниговского общества. Среди них был и сын Николая Вербицкого. Имущество семьи реквизировали. Исполняя приказ Ленина о реквизиции церковных ценностей, вскрыли захоронение Вербицкого, в поисках драгоценностей. Не найдя, разрыли всё до основания, выбросив прах. Со временем дожди размыли разрытую могилу и проложили на её месте яр-дорожку с Болдиной горы в урочище  «Святое»…

         Еще со времен Кирилло-мефодиевского братства потомки рода Вербицких-Билозерских-Рашевских, вступая в совершеннолетие, приносили Присягу Рода  возле Родовых могил. Я уже приносил ту Присягу возле надгробия Марковичу. ..

          Не вечно у нас будет длиться это безвременье. Когда Украина перестанет быть  Уркаиной, а станет Великой и прекрасной Державой, она вспомнит о своих светочах. Вспомнит и создателей своего Гимна. А пока день начинается и кончается исполнением «Ще не вмерлы Украины». И продолжаются в звуках Гимна жизни Шевченко, его юных друзей Николая Вербицкого и Павла Чубинского священника Михаила Вербицкого, мятущегося Пантелеймона Кулиша и украинско-польского поэта Паулина Свенцицкого, передавшего слова Гимна Ксенофонту Климковичу и Львовского епископа Полянского, выплеснувшего Гимн на улицы Львова. Вечная им память!

         Владимир Сиротенко (Вербицкий)