С чего начинается Родина

«...С картинки в твоем букваре»

 В нашей школьной хрестоматии по украинской литературе был приведен

отрывок из поэмы Шевченко «Гайдамаки» со словами «Бий ляха, бий жида!»

Учительница Нина Петровна заставляла это выучить напамять, и вызывалавсех к доске. 

Все евреи в классе отказались, и она всем поставила двойки. Только одна 

Роза Шварцман вышла к доске, и краснея и запинаясь, прочла текст. Нина Петровна 

поставила ей четверку.

Недавно я Розу встретил. Она работает в отделе пропаганды еврейского

агентства Сохнут.

Меня в Сохнут на пушечный выстрел не подпускают. И я их понимаю. Если

меня туда возьмут, что будут делать многочисленные Розы, устроенные

туда по блату?

«С хороших и верных товарищей,

Живущих в соседнем дворе».

 В соседнем дворе на Подоле жили пацаны, которые приходили в наш двор

отнимать у нас, малышни, игрушки. Все это продолжалось до тех пор,

пока я не начал пересказывать прочитанные книги. Я быстро понял, что

адаптация к современным условиям приносит оглушительный успех. Меня не

только перестали бить, но даже угощали - вначале мороженым, а потом

пивом и сигаретами.

 Граф Монте Кристо бежал из Лукьяновской тюрьмы,

переплывал Днепр в районе Труханова острова. Пираты нашли клад как раз

под пивным киоском на углу Волошской и Нижнего Вала. (Через пару дней

я обнаружил, что киоск был сдвинут, а там где он стоял — выкопана

яма). Необитаемый остров Робинзона находился прямо посреди Днепра. А

все вещи он брал с проходивших мимо грузовых барж. Конечно, я понимал,

он был никакой не Робинзон, а Раввинзон. По нашему — Рабинович. Но об

этом я никому не говорил. 

Приехав в Израиль, я узнал, что, Крузо,

Карузо, Круз — популярная фамилия среди сефардских евреев. В

иерусалимском телефонном справочнике я нашел 23 Крузо. Кстати, еще

более популярные сефардские фамилии — Кастро, Франко, Пикассо.

Лучшими друзьями трех мушкетеров были подольские авторитеты Паця и

Чурочкин. А роль миледи играла Динка — продавщица из молочного на

Волошской, жена мясника Зюни. Потом они уехали в Америку. Волшебный

театр Буратино располагался в подвале нашего дома, за мешками с

картошкой. А ключ от был у сумасшедшей Мани, которая жила рядом с

уборной, воняла и тряслась.

За успехи в деле пропаганды мировой литературы меня даже взяли в

компанию к Витьке, который недавно вышел из тюрьмы и учил пацанов

виртуозному искусству карманного воровства. У него была татуировка на

пальцах.  

Я благополучно унаследовал приобретенные у него признаки. Я и сейчас мог

бы выудить у фраера из заднего кармана «лопатник» при помощи

рыболовного крючка и лески. Задний карман брюк подрезается заточенным

пятаком. 

Но я по этой специальности работать не стал, у меня были

другие интересы. Я хотел прочесть все книжки. Но потом я понял, что

это нереально. Если я прочитаю все книжки, что я буду делать дальше?

Дорогие слушатели и читатели! У меня к вам большая личная просьба — не

держите ничего в заднем кармане брюк!

«С чего начинается Родина?

С заветной скамьи у ворот,

С той самой берёзки, что во поле,

Под ветром склоняясь, растёт»

 Березки у нас во дворе не было. Ее заменяла дворовая уборная, из

которой днем и ночью, зимой и летом текла вонючая жижа. Над этой жижей

круглосуточно кружились стаи откормленных жирных переливающихся мух.

Запах этой вонючей жижи и есть для меня запах родины. Почему не

выпускают таких духов для эмигрантов? Уборная была одна на весь двор,

где жило полсотни семей. Так что строки Высоцкого «На 38 комнаток

всего одна уборная» воспринимались бы нами как описание

фантастического комфорта. 

Когда заходишь в уборную, нужно было

постучать дверью, чтобы крысы разбежались. И они бегали прямо по

ногам. А зимой нужно было сидеть с голой жопой при минус 30. По

квартирам тоже бегали крысы. Маленьких детей нельзя было оставлять —

крысы могли напасть.

В каждой комнате висели липкие ленты-мухоловки, которые нужно было

менять несколько раз в день. Перед приходом гостей мухоловки снимали.

 «С чего начинается родина?

С той песни, что пела нам мать.

С того, что в любых испытаниях

У нас никому не отнять».

Не знаю, какие враги хотели бы отнять нашу дворовую уборную. Но если

что, я бы им ее охотно продал, вместе с крысами.

Родина начиналась с теплых байковых кальсон, которые все мужчины

носили зимой. В этих кальсонах целый день находились на работе в жарко

натопленных помещениях, в них же спали, в них же занимались сексом под

ватным одеялом. Женщины носили байковые трико до колен. Белье меняли

раз в неделю, в бане на ул. Спасской. 

Видимо, все люди сильно пахли,

особенно зимой, да и летом, в 30-градусную жару, но это мог заметить

только человек из другого мира. 

По субботам мы с отцом ходили в баню.

Мать завертывала белье в газетку и тщательно следила, чтобы на ней, не

дай бог , не было портретов руководителей партии и правительства. Наш

дед ушел в баню с бельем, завернутой в газетку с портретом Кагановича.

Родина забрала его прямо в бане. Больше его никто не видел.

Родина начиналась с дома. Жили мы 8 человек в маленькой комнате в

коммуналке. Спал я на раскладушке, уроки делал за обеденным столом,

накрытым газетой. Если бы кто-то попытался нам объяснить, что так жить

плохо, неудобно, его бы не поняли. Так жили все вокруг. 

Один мальчик

из нашего класса все время проводил на улице или у одноклассников. Я

как-то зашел к нему. Жить ему было просто негде. Его комната была

узким пеналом, куда вмещалась кровать и стол. Их там жило четверо —

родители и его сестра. Квартиры от родины они так и не дождались.

Теперь у них просторная пятикомнатная в Мюнхене.

Разумеется, вы, дорогие читатели, жили совершенно иначе. У вас была

отдельная квартира с душем и туалетом. Так что извините меня,

пожалуйста, за мои неправильные воспоминания. Но ушли мы с этой

квартиры только, когда мне исполнилось 21 год , и я вернулся из армии.

В 1971 году. Отец стоял у родины в очереди на квартиру 30 лет. Если бы

он за это время уволился или умер, хрен бы он что от родины получил. А

многие в нашем дворе остались там до сноса дома в 2000 году. И по

-прежнему стучали дверью в дворовой уборной, разгоняя крыс. И им было

отнюдь не легче от сознания того, что у вас, дорогие слушатели, была

отдельная квартира со всеми удобствами.

 «С чего начинается Родина?

С окошек, горящих вдали,

Со старой отцовской будёновки,

Что где-то в шкафу мы нашли».

Буденновки у нас, слава богу, не было. В шкафу я нашел какую-то

пожелтевшую скатерть с полосками и кисточками.

- Это талес, - сказал отец, - спрячь и никому не показывай.

Отец работал в артели, выпускающей посуду, и приносил домой тарелки,

чашки, блюда. Все это мы обменивали на Житнем базаре на сало,

картошку, творог, мед и другие общественно- полезные продукты.

- Запомни — учил отец — родина богатая, не обеднеет. Сколько у родины

не возьмешь, своего все равно не вернешь. Если ты сегодня ничего у

родины не взял, значит, день прожит зря. Кто не ворует у родины, тот

ворует у своей семьи.

Родина начиналась с поллитровых бутылок спирта, которые мать приносила

с работы. Она работала на химфармзаводе им. Ломоносова. Ломоносову и

не снилась химическая реакция превращения спирта в деньги. Хочешь жить

— умей вертеться, как говорят балерины. Иисус Христос превращал воду в

вино. Я превращал спирт в деньги. Спирт я продавал в классе ребятам,

чьи отцы выпивали. Я не знаю, какой навар имел Иисус со своих фокусов.

Я продавал поллитра спирта за три рубля, а у родины бутылка водки

стоила 2.87 и 3.12. Так что у нас брать было вдвое выгодней, чем у

родины. Родина при этом не обанкротилась. О моих коммерческих

операциях узнала директор школы, вызвала меня к себе, заперла дверь, и

жутко краснея, сказала, что маме нужен спирт для компрессов, а в

аптеках родины он дорогой. 

С тех пор моя успеваемость резко

повысилась. На праздники учителя получали от отца сервизы.

Все это я потом записал в рассказе, опубликованном в журнале «Костер».

Это был рассказ о тяжкой жизни американских рабочих, которые, чтобы не

умереть с голоду, таскали с завода посуду и продавали. А их ловила

полиция и бросала в капиталистические застенки.

Спустя 50 лет я встретил в Израиле свою редакторшу из «Костра». Узнал

я ее по фамилии, ей было под 80.

Вот что она рассказала:

- Однажды в журнал пришло письмо от мальчика из Питера: «Уважаемая

редакция! Я хочу, когда вырасту, пойти работать в КГБ. Что для этого

нужно?»

Ее вызвал главред:

- Маша, надо ответить этому придурку, а то он на нас настучит.

Патриотическая лирика в нашей семье успехом не пользовалась. Услышав:

«Я хату покинул, пошел воевать, чтоб землю в Гренаде крестьянам отдать»,

отец комментировал:

- Идиет! Сиди дома, у той Гренаде без тибе разберутся. Хотя, если

привезти оттуда пароход апельсин, и продать на Житнем базаре...

Родина начиналась с очередей. Огурцы и помидоры продавали только в

сентябре, нужно было отстоять несколько раз, давали по три кило в

руки, чтобы закрутить в банки на зиму.

Родина начиналась с разговоров про жидов. «І як отим євреям не стидно,

що вони усі жиди». Статья в газете «Вечерний Киев» - «За хищения

привлечены

И. Иванов, А. Петров и Абрам Соломонович Шейтельман».

Родина начиналась с вранья в школе. Учительница Полина Ароновна,

сильно картавя, говорила, что в царской России ничего не

производилось, даже иголки завозили из-за границы. А в подвале школы

стоял токарный станок производства Путиловского завода, 1913 года, так

в 60-х он еще работал.

Поцреоты могут сказать – «какая сволочь этот Беленький. Родина ему все

дала, а он на нее гадит».

Ни хрена мне ваша родина не дала. Все, что мне было нужно, я брал у

нее сам, без спросу. Зато я хорошо знаю, что у меня родина отняла.

Она отняла у меня язык, историю и культуру моего народа. Она не давала

мне читать книжки, которые я хотел; смотреть фильмы, которые я хотел;

слушать музыку, которую я хотел.

Тупая невежественная Родина даже не подозревала, что что кроме

кобздонов, есть еще блюз, спиричуэл, госпел, рэгтайм, ритм энд блюз,

рок-н-ролл, кантри энд вестерн, блюграсс, свинг, боп, хард боп,

реггей, хард рок, кул, буги- вуги, скэт, фьюжн, прогрессив джаз, рэп,

хэви металл, рок-опера, и многое другое. Вместо всего

вышеперечисленного родина упорно подсовывала мне «песни советских

композиторов» с еврейскими фамилиями.

Родина усиленно пыталась впихнуть в меня мысль, что я раньше должен

думать о ней, а потом о себе. Я же всю жизнь полагал обратное. Если

будет хорошо мне, будет хорошо и родине. Ubi Bene, ibi patria — где

Бене хорошо, там и родина, - как говорила Бенина мама. К ней я и

посылал всех кобздонов.

Родину я представлял в виде грязной обосранной старухи с седыми

всклокоченными космами и безумным взглядом. Родина выпихнула меня безо

всякого сожаления, без прощальных слов, отняв напоследок квартиру, и

заставив заплатить немалые деньги за расставание.

 «А может она начинается

со стука вагонных колес

И с клятвы, которую в юности

Ты ей в своём сердце принёс».

Это была клятва свалить с родины при первой возможности.

Я ее выполнил.

И никогда об этом не жалел.