Про Филю...

Жила-была одна собака. Конечно сволочь она была еще та, никого не
любила, ласки не признавала и была на редкость злобным существом.

Как в такой доброй семье как наша, могло вырасти такое?! Но что
выросло, то выросло. Когда они было щенком, его назвали Филя. Филя
обещал вырасти в прекрасную по своей красоте и характеру собачку.
А выросло…

А выросло нечто в полностью белую как снег, лохматую как мамонт и что
удивительно с розовым носом собаку. Болонку. Нет, ему слово болонка не
подходило. Вот болон - это будет правильно. Шерсть свисая на морду
закрывала вечно злобные глазки, а пушистый белый хвост служил для того,
что бы периодически из под него, что то выпадало на ковер.

Филимон был настолько лохматым, что где голова, а где зад определялось
только экспериментальным путем - подношением пельменя. Поднесешь
пельмешек к окончанию этой собаки, а оно разворачивается и ты
понимаешь, пельмешек то ты сначала заднице евоной предложил.

Харктер был до невозможности скверным. Например оно кусалось. По поводу и без повода. Хорошо, хоть в силу своей маленькой пасти оно просто кусалось, а не откусывало, а то
бы я до совершеннолетия был бы на четверть сгрызен. Филя мог, просто
проходя в задумчивости мимо тяпнуть тебя за ногу, только потому, что
ему показалось, что твоя нога отозвалась о нем некорректно. Потом,
своей пустотой вместо мозга он понимал, что накосячил, и рвал когти
куда нить под диван. Там он от волнений и переживаний, удивительно
громко для такой маленькой собачки, вонял и через некоторое время
выползал наружу. Через пару лет диван стал пахнуть Филиными
переживаниями, и мы мебель выкинули.

Но и у этой скотины были слабые места. Он до умопомрачения любил
семечки и пельмени. Иногда со стола ему перепадало несколько
деликатесов, и тогда его глазенки становились добрыми-добрыми,
насколько это возможно у вурдалака.

Периодически наступали трудные для нас и крайне тревожные для Филимона
моменты. Он рос, начинал пованивать и обрастать шерстью. И тогда
принималось решение – мыть и стричь! К этому событию готовились
заранее, потому как глупое но необычайно хитрое животное чуяло приход
по его душу песца и мгновенно пряталось под диван.

Так было и в этот раз. Где то мы слошили и Филимон, жопой почуяв
приближение нехорошего сквозанул под диван.

Фиииляааа, ласково запел я под диван, иди сюда Филимоша... Ага, у
Филимоши хоть мозги и отсутствовали как класс, но инстинкты были
развиты как у Стивена Сегала. Поэтому на мои позывные оттуда
доносился только животный рык.

Ну не хочешь так, сделаем по другому. Я пошел на кухню, взял пельмень и
вернулся назад.

Из под дивана послышался стон окруженного партизана у которого и пули
то последней не осталось.

- Филенька, пельмешек на! Я показал под диван чудный, благоухающий
пельмень надеясь что инстинкты выгонят кровопийцу наружу.

Из под дивана раздался захлебывающийся в слюне рык и жалобный стон.
Видно Филя вспомнил как пару раз его вот таким образом выманили наружу
и подстригли как последнего лоха. Короче инстинкт самосохранения
оказался сильнее чувства голода.

Вобщем животина по хорошему отказывалась выходить из укрытия дабы как
все приличные собаки принять ванну и быть остриженным умелыми
матушкиными руками.

- Филя! – сказал я ему строго – я пошел за шваброй. Их под дивана
раздалось яростное рррррр, и нестриженные когти заскребли по паркету
вдавливая лохматое тело глубже в угол.

Швабра, это был последний способ вынуть Филимона на свет божий. Это
знали все, а лучше всех это знал сам Филимон. Поэтому запустив когти в
щелки паркета он ждал развязки, втайне надеясь что вот в это то раз у
нас ничего не получится.

Иди сюда, собачка этакая – проговорил я осторожно запуская швабру под
диван. «Собачка этакая» страшно зарычала и вцепилась в швабру.
Перебирая древко я попытался вынуть эту тварь наружу пока она
вцепилась зубами в швабру, но она сообразив на пол пути, что
происходит что то не то бросила инструмент и опять закогтилась в
своем углу.

Из под дивана завоняло.

- Ах ты, скунс недоделанный – возмутился я и повторил попытку.

- Выйди, собака, выйди – гундел я под диван. Из под дивана слышалось
рычание и летели щепки от швабры. Это маленькая болонка раскладывала
швабру на атомы.
- Ну все, писец – сообщил я Филимону. Рррррррр – прогундел со шваброй
во рту Филя.

ААААААА!!!! – заорал я под диван. Офигев от удивления Филя открыл пасть
и выпустил швабру. Я сделал отвлекающий маневр и пока животное сквозь
заросшую челку пыталось рассмотреть что там делается, я поддел его
шваброй и под истошные вопли Фили поволок его в зал. Этот паразит
упирался чем только мог, но на скользком паркете это было бесполезно. Я
толкал перед собой швабру, которая в свою очередь толкала собаку.
Собака голой жопой скользила по паркету, скребла лапами и отчаянно
материлась.
Волки позорные! – визжал Филимон – не возьмете!!! Зарулив в зал он
увидев матушку и понял – это писец.
А на чеоорной скааамьеее, а на скамьеее паадсудимыыыыых…!! – заверещал
он прощальную песню.

Через час он был помыт, побрит и накормлен пельменями.

Ну гады! – думал Филимон оглядывая уже пустую миску – так за дешево
купили пацана! Иэх!