Пушкин, Лейла, Левицкий, другие... Россия! Гол!

ПУШКИН, ЛЕЙЛА, ЛЕВИЦКИЙ, ДРУГИЕ...
РОССИЯ! ГОЛ!!!
Команда была не ровного возраста — от одиннадцатилетнего чеха Виктора Савельева до взрослого капитана команды Сергея Левицкого и старше. Было ещё три взрослых чеха, а также эсэсэсэровцы братских народов Азербайджана, Белоруссии, Грузии, России и Украины. Возможно, ещё кто-то. Вспоминаю... По числу игроков — двойной комплект футбольной команды полным составом, судьи, наблюдатели в зале и на других концах телекоммуникаций. Число понятно. Не густо, но беглым взглядом игровое поле Хрустального зала РЦНК в Праге 21 октября было заполнено. Начало игры — 18 часов. Продолжительность тоже понятна. Полтора часа с небольшой растяжкой.
Сценарий и режиссура Сергея Левицкого. Заглавную комбинацию «Пушкин и религия» разыграла Лейла Джафарова, устремившая внимание зрителей не только на своём герое, но и на желании продолжить ходы к намеченной цели другими игроками. Солисты и зрители слились воедино. У меня было такое ощущение, что всё перенеслось в пушкинские времена и Пушкин был доволен, ибо не было фальши типа наигранных вздохов: «Пушкин — наше всё». Тогда не понятно, а как с остальным делами у таких сентименталистов? Спят, едят, в туалете облегчаются? Неужели с поэтом?..
Но во вчерашней игре Александр Сергеевич был на ты с понятием ВСЁ, ибо всё крутилось вокруг него. Вместе с нами и его современниками — нашими соотечественниками. Их опекали сыщики Гольдберг, Свинцова, Пастухова, Роман Романович из Тбилиси, обнародовавшие мало известную информацию.
Например, о графе Воронцове, как выдающемся государственном деятеле, герое Отечественной войны с Наполеоном, «слуге царю, отцу солдатам». Именно том графе, который, в битве под Бородином командовал 2-й сводно-гренадерской дивизией, получил рану в штыковом бою и, отправляясь на излечение в своё имение, пригласил туда же около 50 раненых офицеров и более 300 рядовых, пользовавшихся у него заботливым уходом.
Или ещё, к примеру, кто помнит лицейского директора Пушкина Энгельгардта, который подарил всем лицеистам первого выпуска на память особые чугунные кольца — символ несокрушимой дружбы и памяти.
Характеристика, выданная им Пушкину, была интересной и остро критической.
Пушкин стал ещё понятнее нам и ближе, а Воронцов с Энгельгардтом восхитили меня.
Юбиляр октября, 200-летие рождения которого состоялось 15-го, великий Лермонтов тоже был помянут:
«Есть звуки — значенье ничтожно,
И презрено гордой толпой —
Но их позабыть невозможно:
Как жизнь, они слиты с душой;
Как в гробе, зарыто былое
На дне этих звуков святых;
И в мире поймут их лишь двое,
И двое лишь вздрогнут от них!»
Да, это великое счастье, когда тебя кто-то понимает. Мы продвинулись в своём понимании не только Пушкина, но и времени, в котором он жил. Каждый из нас хотя бы про себя вздрогнул, мозг оживился, прибрав в память кое-что новое.
В нас ожили звуки, которые мы раньше просто не слышали. И только сейчас я понял, что опер-бас Евгений Попов и класс-пианистка Татьяна Цигнадзе были здесь, чтобы окунуть нас в глубины подсознания поэта через мостки слов, объятых музыкой классиков.
Всё вместе это было Россией. И все вместе мы забили гол в ворота ЕЁ клеветников. Но какой гол! «Длиной» полёта в два столетия! За каких-то 90 минут футбольного матча! Вот это скорость! Вот это мощь удара!
За окном было темно, кокетство серёжек хрустальных люстр разбойчило меня до озорства...
Сегодня я не выдержал:
- Александр Сергеич! А как Вам моя стенограмма вчерашнего?
- «я перечел её вслух, один, и бил в ладоши, и кричал, аи да Пушкин! аи да
сукин сын!»
- Спасибо!
- Постой! А это:
- «Вы, черни бедственный набат,
Клеветники, враги России!
Что взяли вы?.. Еще ли росс
Больной, расслабленный колосс?
Еще ли северная слава
Пустая притча, лживый сон?»
ИгВаС.
22.10.2014.
Комментарии
Какой ни есть, а он - родня!
Сама намазана, прокурена...
Гляди, дождешься у меня!
А чем болтать, взяла бы, Зин,
В антракт сгоняла в магазин.
Что? Не пойдешь? Ну, я один.
Подвинься, Зин!"
Сребрит мороз увянувшее поле,
Проглянет день как будто поневоле
И скроется за край окружных гор.
Пылай, камин, в моей пустынной келье;
А ты, вино, осенней стужи друг,
Пролей мне в грудь отрадное похмелье,
Минутное забвенье горьких мук.
Печален я: со мною друга нет,
С кем долгую запил бы я разлуку,
Кому бы мог пожать от сердца руку
И пожелать веселых много лет.
Я пью один; вотще воображенье
Вокруг меня товарищей зовет;
Знакомое не слышно приближенье,
И милого душа моя не ждет.
Я пью один, и на брегах Невы
Меня друзья сегодня именуют...
Но многие ль и там из вас пируют?
Еще кого не досчитались вы?
Кто изменил пленительной привычке?
Кого от вас увлек холодный свет?
Чей глас умолк на братской перекличке?
Кто не пришел? Кого меж вами нет?
Он не пришел, кудрявый наш певец,
С огнем в очах, с гитарой сладкогласной:
Под миртами Италии прекрасной
Он тихо спит, и дружеский резец
Не начертал над русскою могилой
Слов несколько на языке родном,
Чтоб некогда нашел привет унылый
Сын севера, бродя в краю чужом.
Он как душа неразделим и вечен -
Неколебим, свободен и беспечен
Срастался он под сенью дружных муз.
Куда бы нас ни бросила судьбина,
И счастие куда б ни повело,
Все те же мы: нам целый мир чужбина;
Отечество нам Царское Село.