Сибирские корни. Глава 13.

С детских лет, приезжая в гости к родителям отца, Танюшка не давала покоя деду и бабушке:

- А давайте посидим, поговорим. Я ваши сказки люблю.

-Какие Наши сказки?

-Ваши – это про тебя и деда.

Бабушка улыбается…Сидеть - болтать особо некогда, но если между делом, пусть слушает.

- Деду гречневую кашу приготовим? Тогда садись, перебирай, черные зернышки отделяй, – усаживает внучку и сама рядышком. И начинает бабушка вспоминать молодость, да так порой увлечется, что лишь запах гари на кухне возвращает к реальности: «мамочки-рОдные, обед горит».

Надя Карпова родилась в Новосибирске, который тогда называли еще по-старому – Новониколаевск; город длинной лентой опоясывала могучая река Обь – гордость сибиряков.

-А как ею не гордиться? Во-первых, красавица, во-вторых – кормилица. Рыбы в ней видимо-невидимо, успевай только вытаскивать, - говорила Надежда Степановна.

Наш домик был близко от реки - рукой подать, - вспоминала бабушка. - Отец причал для нашей лодки смастерил, а заодно и огорожу сделал, чтобы белье стирать-полоскать.

- Да, внученька, в речке стирали. Вода холодная, руки в пупырышках, зато белье пахло настоящей свежестью, а не химией всякой…

С детства отец меня на рыбалку брал, я к нему как банный лист пристану, куда денется? Для меня названия рыбы звучали как песня: сиг, ленок, ряпушка, стерлядь. Зимой щуку на жерлицу ловили. Щука - рыба бандитская, она взрослого карпа сожрет дочиста. Домой принесем, выпотрошим, посолим - и в погреб на несколько дней. Это самая вкусная щука, которую я ела…

В семье жили дружно. Батя на работе, мама по хозяйству. Все, как положено. Я в школу пошла, она хоть и старая, деревянная была, но учителя знающие, строгие. И все было хорошо, да только недолго.

Заболела мама и умерла в одночасье. Спустя время, отец привел в дом женщину, и пошло все кувырком. Мачеха работящей была, но злющей, как овод. Падчерицу невзлюбила с первого дня, прямо, как в сказке, про Золушку.

Изменился отец, стал молчаливым, неласковым; из дома поутру уходил, возвращался заполночь. Мачеха лютовала, на девочке злость вымещала. И довела ее – на реку топиться Надя побежала, да люди добрые вытащили из воды. Отцу ничего не сказала, но твердо решила уйти из дома: сдаст выпускные экзамены и уедет.

И тут началась война...

Новосибирск зажил иной жизнью. Мужчины уходили на фронт, женские руки потребовались везде: на фабриках, заводах, предприятиях.

Надюшу Карпову определили официанткой в военную столовую. Девушка серьезная, собой хороша: стройная, голубоглазая, с ресницами-метелками. Строга не по годам, это начальством приветствовалось. Надю уважали, хороший была работник, порой сутки на ногах, и ничего, выдерживала; наградил ее Бог отменным здоровьем.

Девушка никогда не жаловалась и не хныкала, как другие девчата. Плакала только один раз – зимой 1942 года, когда похоронка на отца пришла. Забрала проклятая война единственного родного человека. Надя любила отца, всю жизнь его вспоминала, ругала себя, что хороших слов ему на прощанье не сказала. Там, на вокзале, отец обнял ее и тихо на ухо: «хорошая моя, прости меня…». У нее ком в горле, только и смогла выдавить «папочка-а…» и крепко прижалась к его шершавому подбородку, пахнувшему табаком. Этот запах помнился долго...

А похоронки шли и шли, из окон домов все чаще раздавалось горькое женское рыдание.

Надя работала в столовой для летного состава. Военный аэродром имел свои казармы, хозяйственные службы, даже теплицу с огородом. Столовая работала круглосуточно. По разрешению начальства, здесь кормили и «перегонщиков лошадей» - небольшой отряд красноармейцев, сопровождающий состав с лошадьми; груз считался чрезвычайно важным.

Вторая мировая была не только войной моторов, но и войной кавалерий - последней в истории.

Лошади в буквальном смысле слова тянули на себе войну, причём по обе стороны фронта.

К 1 сентября 1941 года в нашей армии было 1 324 676 этих четвероногих копытных. Один миллион триста двадцать четыре тысячи шестьсот семьдесят шесть! Считается, что за время Великой Отечественной войны на полях сражений погибло более миллиона лошадей.

Погибший красноармеец у погибшей лошади. 1941 год.

Где брали лошадей? В Монголии. Она стала единственным сторонним источником лошадей. Полмиллиона лошадей за годы войны дала нам Монголия.

Это были дикие стада, пасущиеся в степях. На них совершали гигантские охотничьи облавы (как во времена Чингиз-Хана) и гнали прямо к железнодорожным станциям. Лошадей нужно было объезжать, а уж затем грузить в состав.

Монгольский ленд-лииз…лошади, овчина, продукты. Это была большая помощь для фронта.

Кавалеристы 2-го гвардейского корпуса генерал-майора Доватора проходят через деревню в Подмосковье, 1941 г.

Уже после войны, те, кто воевал в конно-механизированных группах, рассказывали, как неприхотливая монгольская лошадка рядом с советским танком дошла до Берлина.

Сибирь во время войны имела две магистрали ленд-лииза (что означает «давать взаймы»): воздушную (самолеты) и железнодорожную (лошади). Через Красноярск пролегал путь американских самолетов «Кобра». Их гнали американские летчики (из Фарбенкса до Якутии), затем наши летчики садились за штурвал и летели до Красноярска. Здесь самолеты в полуразобранном виде загружали в железнодорожные составы и отправляли на фронт.

Лошадей же принимал на железнодорожной монгольской станции наш отряд, который головой отвечал за сохранность «пассажиров».

Рядовой Антон Капрал был одним из тех, кто принимал лошадей в вагоны, размещал, ухаживал за ними.

Антон с детства любил лошадей, умел с ними обращаться, и с полудикими «монголками» тоже сумел поладить. Капрал сопровождал их до Новосибирска, где ценный груз переходил под опеку других «перегонщиков».

В офицерской столовой для летного состава всегда много народу, сегодня за крайними столами устроились прибывшие два часа назад, перегонщики лошадей. И летчики, и обслуживающий персонал к этим ребятам относились с уважением: крепкие парни, с железными нервами.

В дороге нужно кормить коней, поить, разнимать забияк, и постоянно быть начеку: «пассажиры» готовы укусить, а то и размозжить человеку голову, лишившего их свободы. Лошади, при всех своих положительных качествах, зачастую мстительны и злопамятны. Это потом они приутихнут и станут послушными, но первые дни перегона для диких лошадей тяжелы, а для человека опасны. Потому брали сюда мужчин физически крепких, хорошо изучивших повадки копытных четвероногих.

Антон Капрал доедал обед. Глаза слипались, не спал четверо суток, - жеребцы с норовом попались, едва вагон не разнесли.

Вдруг веселый женский голос над головой:

–Эй, товарищ, компот-то носом не пей!

Стоит этакая фря...в передничке белом, в кудрях.

-Чего тебе? – сонно спрашивает Антон, разлепив один глаз.

- Да вот гляжу, как бы стакан на пол не уронил, у нас строго с посудой, - улыбается девица.

-Стакан он держать умеет даже во сне, - ржут соседние столики.

- Извини, после бани разморило, - протягивая девушке посуду, Антон тяжело встает со стула. Все знают, что перегонщики первым делом по прибытию в баню бегут, запах конского навоза отмывать.

В казарме, плюхнувшись на койку, Антон заснул мгновенно.

Утром опять она. Свежая, молоденькая, шустрая. Подает, убирает, деловитой пчелой носится по залу.

- Выспался мОлодец? Сейчас гуляш принесу, - и умчалась.

Познакомились они. Антон – парень видный, хоть и ростом маловат. Кряжистый, чубатый, голубоглазый. Чувствуется в нем шальная мужская сила. Пригласил Надю вечером кино посмотреть, она отказала, мол, сутки работаю. Огорчился Антон, но не отступил. У него еще денек свободный, может, на танцы сходим. Приглянулась ему эта девушка…Она улыбается:

- Может, и сходим.

Придет сменщица, поглядим…

Не получилось. Ночью его подняли и отправили к месту назначения.

Утром Надя растерянно смотрела на опустевшее за столом место. Больно кольнуло: увижу ли его еще?

Понравился ей парень: серьезный, симпатичный, немногословный. Сеном пахнет…

Появился Антон неожиданно, привез Наде подарок. Овчину и тушенку. Монголы щедро одаривали наших ребят.

- Это тебе, - смущенно протянул ей пакет, перевязанный бечевкой.

Наде ком к горлу подкатил, когда пакет открыла. Ей подарков давным-давно не дарили, с тех пор, как мамы не стало. Антон глядит в ее волошковые глаза, а в них слезинка…Это потрясло парня. А тут она и говорит:

- Спасибо за заботу, Антон. Я ждала тебя.

Взлетела душа парня к небесам – ждала! Сама призналась.

Он поверил ей. И впервые ощутил, как важно, когда тебя ждут. Родителей-то не было, сиротой рос.

Шел 1943 год. Война в самом разгаре, смерть направо и налево косой орудует. А тут любовь цветком расцветает…

Расписались они. Перед отправкой Антона на фронт пошли в загс, печать поставили. Женатым он поехал воевать на Курскую дугу, наказав Наде: роди мне сына. Надюша руками развела: как? Ведь не беременна я.

У них оставалась последняя ночь. Утром жена сказала, обнимая мужа: любимый, рожу тебе сына. Только живым вернись. Выживи!

Спустя девять месяцев родился первенец Владимир. Слабым был малыш, а тут еще воспаление легких схватил, не должен был жить. Но врачи не сдались, ночами не спали и вЫходили мальца. Надя с дитем только ступила за порог больницы, тут почтальон бежит, письмо вручает - треугольник солдатский, со штампом военного госпиталя.

Осиновым листом женщина задрожала, открыть письмецо боялась. Когда же прочла, петь-кричать захотелось от радости. Пишет Антон из госпиталя, мол, ранен был, но выжил. Так что жди, Наденька! Сына береги.

Когда Судьба тебе подарок преподносит, душа благодарностью наполняется…

Надя впервые в церковь пошла, свечу Божьей матери поставила, на коленях благодарила за спасение сына и мужа. Потом на все деньги, что были в кармане, свечей купила и в храме зажгла – за погибшего отца, за убиенных воинов, за мирных женщин и деток, погибших в бомбежках-пожарищах. Ох, и наплакалась...

Антон вернулся с войны возмужавший, с сединой на висках и пробитым легким. Сказал, что под Курском вступил в ВКПб. Принимали в ряды партии аккурат перед атакой немцев, в которой его тяжко ранили, комбата убили, а из батальона в живых остались два десятка бойцов.

Отвоевавшегося фронтовика определили на хозяйственную должность, дали комнатку в общежитии завода. Но для пробитого легкого сибирские морозы губительными оказались. Стал хворать. После окончания войны, его, как хозяйственника, партия направила в Западную Украину колхозы организовывать, сельское хозяйство поднимать. И вот уже мчится поезд во Львов, увозит семью в неизвестность. Со Львова на попутках пришлось добираться до места, которое располагалось почти у польской границы.

Эти края после окончания войны были неспокойными, опасными для чужака. Не зря сюда посылали бывших фронтовиков, эти, мол, не сдрейфят.

Всякое бывало…горели хаты активистов, стреляли из леса по мотоциклу, на котором Антон с совещания возвращался. Но Бог миловал, уцелел.

В работе помогало знание украинского языка, родом-то Антон Иванович был с Сумщины. Да и хозяйственная жилка у него имелась, люди это оценили. Но крестьяне свои морги (мера измерения земельного участка – по-польски) вливать в единые колхозные земли не спешили. Хотя понимали, что деваться-то некуда… Кстати, благодаря своим моргам народ в первом послевоенном году здесь с голоду не пухнул, как это было в Центральной Украине.

Время шло, жизнь менялась.

У Капралов прибавление в семействе. Второй сын родился, да какой бутуз! Вес новорожденного – 6 килограмм.

- Так я ничего, окромя слив, последние месяцы не ела, - удивлялась Надежда Степановна.- С чего он такой большой?

- А сколько же вы слив съели? – интересовался доктор

- Да по ведру в день, - скромно отвечала мама богатыря. – Ведь бесплатно, в нашем саду собирала.

Вскоре после родов жены, Антона Ивановича в райцентр перевели, затем на обучение отправили. Смекалки хозяйственной у него хватало, но к тому времени уже и образование требовалось, чтобы в ногу со временем идти.

Муж учился, жена детей воспитывала, огородничала, кроликов-курочек развела – семью кормить нужно.

Надежда справлялась с крестьянской работой. Трудолюбивый человек быстро учится любому делу, были бы силы.

Но главной ее заботой был муж. Скучала за ним, гнала от себя ревнивые мысли, ждала…

На праздники приехал Антон, подарки привез, детей обнял. Вроде свой, любимый, но что-то изменилось. Раньше на Наденьку смотрел с улыбкой, подшучивал, по дому помогал, а нынче взгляд отрешенный, задумчивый, без дела по дому тыняется…Сжалось сердце Надежды, беду почуяло. Неужто, баба у мужа появилась? Она к Антону и так, и этак – бесполезно, молчит, все в окошко глядит, думает. Ночью жена не вытерпела, спросила:

- Другую себе завел, а, муженек?

- Чего??? – аж привстал с кровати.

- Так не люба я тебе, вижу, - разревелась Наденька.

- Эх, дурочка ты моя, - Антон прижал к себе жену, - на кой мне другая?

- Так ходишь по дому, что туча грозовая, - продолжала всхлипывать жена.

Антон молчал. То, что держал на сердце, жене сказать не мог…

Арестовали двух его фронтовых друзей, один в Харькове на танковом заводе работал, начальниками смены. От другого, из Сум весточка пришла: «если меня арестуют, помоги моей жене. Она на сносях». В тот же день Антон выехал в Сумы, успев отвезти жену Бориса в деревню, к ее тетке. Не зря боялся за жену Борис, никому не мог довериться, Антона просил. Жены врагов для власти – тоже враги…их, не щадя, вывозили в лагеря.    

Орденоносные фронтовики, с боями до Праги дошли! А их, как щенков шелудивых, за загривок – да топить в болоте!

Страх липкой змеей обвил антонову душу. Он – следующий.

Но обошлось... Смерть Сталина круто изменила ситуацию. Через год его друзья вернулись. Однако клеймо осталось.

Уже позже, после выступления Никиты Хрущева на съезде партии «О культе личности», началась массовая реабилитация – восстановление честного имени назаслуженно осужденных, оклеветанных людей. Их насчитывались десятки тысяч…а может и намного больше.

Спустя много лет удалось Антону с Надей побывать в Москве, на Новодевичьем кладбище. Подошли к памятнику Хрущева, там двое пожилых мужчин стоят, сняв шляпы.

- Памятник странный, черно-белый, - удивилась Надежда вслух, оглядываясь на присутствующих мужчин: может они объяснят.

- Личность Никиты Сергеевича противоречивая…, - сказал один из них, надевая шляпу и собираясь уходить.

- И цветы лежат, свежие, - не унималась Надя

- Цветы мы принесли, - ответил второй мужчина. – Выразили личную благодарность Хрущеву, за то, что вернул нам честь. О реабилитации знаете?

- Знаем, - сказал Антон. – Потому и памятник черно-белый, понятно.

Мужчины ушли. Антон сказал жене: это памятник человеку. В каждом из нас есть черное и белое. А если человеку большая власть дана, то эти краски всему народу видны. Правильный памятник.

Эта встреча поразила Надежду и надолго запомнилась.

Люди, прошедшие страшные лагеря, благодарили не за освобождение. А за то, что ЧЕСТЬ и Доброе Имя вернули их Роду.