Сияние пьяных ангелов

 "У пьяных свой бог". Ну, в народе так говорят. Вот вроде понятно, а смысл-то какой брезжит! Бог-то один. Один-одинёшенек. А откуда Свой, то есть - Другой взялся? И уже мурашки по спине. Значит, и не бог вовсе?

  Ну, напрягаться не надо. Не бог, конечно. Ангел. У каждого свой ангел. Он и спасает дурака. Дичайшие ситуации я видел за свою жизнь. Неправдоподобные. Тонут, горят, взрываются, на железо пьяные падают. И - живут после. Паноптикум какой-то.

  А тут вот на днях в соседнем подъезде мужик картину вешал. Кувырк с табуретки и шесть сантимов какой-то чугунной декорации себе в голову. Только рот успел открыть. И такое удивление на лице - что за хуйня, типа? Ни печали соответствующей, ни досады. А просто - что за хуйня? Изумился парень насмерть.

  Но то трезвый. У них всякое бывает. А Колька со второго этажа упал прямо в окно, когда курил и заснул. Упал на асфальтовую отмостку, и видеть его никто не видел, ибо он за куст сирени свалился. Утром проснулся и то же вопрос - что за хуйня, типа? Где я?

  И начинается тут Великая Загадка Пьяного Человека. Не решенная по сию пору. Почему эти сукины дети не мрут, как все.

  Академики говорят - у пьяного мышцы полностью расслабляются. Мало того, он не координирует своих действий. Не готовится к плохому. Поэтому, когда, к примеру, падает - он как медуза падает, расслабленно. Или как коврик. Вы много ковриков разбитых падением видели? Я тоже ни одного. Но это-то понятно. Это физика и против нее не попрешь.

  Сэнсеи говорят - у пьяного гармония с внешним миром и примирение с миром внутренним. Оттого он ни с чем не конфликтует и, мало того, все, с чем он соприкасается, приобретает плюшевый характер детской обслюнявленной игрушки. Ну вот, например, кирпич. Летит прямо в голову. Долетает. Видит - цель пьяная в говно. И падает на землю, слегка только подправив жертве макияж. А почему он не разбивает алкашу все на свете? А потому что кирпич плюшевым становится. Соображать надо, говорят сэнсеи. Налейте-ка нам еще по стакану - пора медитировать.

  Объяснений много. Еще у пьяных, говорят физиологи, нет нормального человеческого шока и нормальной человеческой реакции на раздражители. Поэтому ты ему ебсь - а ему похую. Помню, в экспедиции рублю дрова столярным топориком. Вы вот все в жопу городские и интернетовские и не знаете, что столярный топорик бреет. Вообще, им дрова, конечно, не рубят - это нонсенс. Но это мой топорик, я что с ним хочу, то и делаю. Рублю. Мимо проходит Миша Боголюбов. Уже одна фамилия его значит, не правда ли? В плепорцию. То есть - пока стоит. Но, видимо, не надолго. А дальше следует финт мелких событий. Я рассекаю последнюю чурочку и вонзаю топорик в рядом лежащее бревно, чтобы перекурить. В это же самое мгновение Миша ставит ногу почти на то же место. И это почти приводит вот к чему. Топорик по траектории, все же, вонзается в бревно. Но при этом на лету рассекает ему самую, что ни на есть вену. Ну вот разуйтесь, встаньте - видите, набухла? Здоровая такая, толстая, как карандаш. Вот ее я рассек.

  И фонтан крови, само собой.

  Вот что должен делать в таком случае трезвый человек? Упасть в обморок, заорать, подпрыгнуть. Помолиться, в конце концов. Посмотреть мне в самую, блядь, сетчатку глаза. В общем, как минимум - испугаться.

  Ага. Два раза.

  Миша просто с интересом посмотрел на фонтан и сказал примерно следующее:

  - Нда. Надо к Ленке за спиртом идти.

  Вот при чем тут Ленка? При чем тут спирт? Где тут логика?

  Фонтан вверх побил-побил и иссяк. Мишка сел на бревно, лопух какой-то сорвал, пальцем прижал к ране и добавил:

  - Или пусть сюда несет, что ли?

  В общем - торжество духа. И никакой, блядь, трагедии. И никаких последствий.

  Потом этот Мишка (тракторист он был и распиздяй, каких мало) выпал в соответствующем виде со своего боевого трактора "Беларусь" прямо, казалось издаля, под заднее огромное колесо. Трактор уебался в сельский клуб и заглох. А Мишка уебался на землю и уснул. Колесо проехало по энцефалитке распиздяя, не задев его совершенно. Ну, и где справедливость, спросите вы?

  Справедливость, однако, есть.

  И заключается она в огромном, невероятном количестве ангелов, спасающих наши души и до смерти и даже после ее.

  Крылья.

  Вот принято считать, что у ангелов белые крылья... Ну, и что это за ангел? Это бройлер какой-то, утка птицефермовская, гусь совхозный.

  Настоящий ангел должен быть с иссиня-черными крыльями. Я лично после семи бутылок вижу именно такого.

  Описываю.

  У него нет глаз. То есть - есть, конечно. Но упаси тебя Господи глянуть в них. Глаза выжжет не хуже, чем сваркой.

  Нет тела. Оно скрыто под черной бесформенными одеждами. Мне почему-то кажется, что под одеждами тоже ничего нет. Одна пустота.

  Нет ног. Он не ходит. Когда он передвигается, создается впечатление, что он просто скользит в воздухе. Впрочем - вся эта ботва тоже под одеждами.

  А вот голова есть. Она угадывается. И волосы есть. Они струятся по плечам и ниже.

  Но это все ерунда.

  Огромные, убийственной черноты крылья. Перо к перу. Блестящие, с металлическим отливом перья. Они острые на концах. Они еле слышно шелестят в покое, а когда ангел распахивает свои мерцающие крылья, пытаясь охватить полмира - они издают шорох смерти. Почти звенящий. Крылья завораживают. На них и только на них можно смотреть в этот миг. Они распахиваются, деля весь мир на две половины. Одна половина перед ним - где вы. И одна половина за его спиной - где только тени. Как летает ангел - я не знаю. Не видел. Мне кажется - когда он делает все один только взмах - начинается ураган. Не зовите ангела. Просто, когда вам плохо, представьте, что за вашей спиной стоит ангел с огромными крыльями. Его крылья на какой-то миг станут вашими. И вы взмахнете ими один только раз. И начнется ураган. Шорох смерти.

  Один священник мне сказал, что это ангел на самом деле. Но только тот - падший. Демон, то есть. Вечно одинокий скиталец. Вечно отринутый. Бездомный.

  Откуда я знаю? Где я его увидел? Как я понял, что это он?

  Вопросы эти бессмыслены. Выпейте за день семь бутылок водки. И вы увидите кого угодно.

  Если останетесь живы.

  Если.

  Останетесь.

  Живы.

  Что, в общем, сомнительно. Тут, значит, смех в зале. Смейтесь, смейтесь, чего вы?

  Не хочется? И мне не хочется.

  Но надо.

  Потому что, блядь, вся наша жизнь - это смех, ебать его в сраку!!!

  Дайте мне гитару, сейчас я вам заебеню!

  Так вот. Пьяные ангелы. Или ангелы пьяных. Они будут всегда.

  Почему, спросите вы?

  Потому что у людей все одно есть время смерти. Оно нам назначено. Нам его протатуировали где только можно. На лбу, на ладонях, на языке. Не видит его только ленивый. Не знает о нем только анацефал. Из чего следует, что все мы сплошь ленивые и долбоебы.

  И вот алкаш. До дня смерти ему - как до Луны пешком. Ну, лет 10, скажем. А делает он все, чтобы классно завернуть боты, скажем, сегодня.

  Ага. Кто ж ему даст? Кто ж ему позволит? Перечеркнуть божий промысел и все такое! А как все начнут без высшего разрешения помирать - что ж тогда будет?

  Бардак.

  И потому - ангелы. И белые. И черные. Носятся над землей и спасают недоумков. Вопреки физике. Химии. Вообще - элементарнейшей логике. И здравому, блядь, смыслу! Спасают не лучших (но не лишних, прошу заметить!) представителей рода человеческого во славу гармонии и чуть ли не вопреки матери-природе. Отчего и рождается поговорка о том, что у пьяных свой бог.

  А жизнь это раз за разом подтверждает.

  82-ий год.

  Серега Дудин или как-то так фамилия - не помню точно. Малина студенческая. Пятый этаж, двухкомнатная квартира. Танцы-манцы, выпивон. Эпицентр лета. Окна все настежь. Серега спит на широком подоконнике в совершенно анабиозном состоянии. Одет он уже не вспомню во что, но на ногах шлепанцы. Один бок он во сне отлеживает и решает перевернуться. Немая сцена. Потому что вот он был. А вот его нет. Крика тоже нет. Несемся к окну. До самого четвертого этажа - мощная разлапистая крона старого карагача. И больше, откровенно говоря, нихуя не видно. Несемся вниз. Все, конечно, понимают, что толку нет. И не будет. Но во-первых - интересно. Во-вторых - ну, типа, жаль. Немного, откровенно говоря, совсем немного, но жаль. Потому что безобидный был Серега, и жить не мешал.

  Дальше картина японскими фломастерами. Яркими такими. На втором этаже встречаемся с Серегой. В одних штанах. Царапины через все ебало, а равно и по всему торсу, босиком.

  Улыбается.

  - А эта... Тапки не видали, мужики?

  И что? Не ангел разве пролетал? Да самый настоящий!

  84-ый год.

  По городу течет речка-говнотечка в самом прямом смысле этого слова - то есть, практически канализационная кишка мегаполиса. Над ней кое-где мостики. Над ней же кое-где трубы. Разного назначения. И вот одна труба, диаметром 150 миллимов, идет вдоль мостика, над самым гнусным местом этой, с позволения сказать, реки. Внизу - две дохлых собаки, ил, состоящий наполовину из говна, и куча гниющего мусора. Берега речки довольно крутые и все поросшие густым-прегустым тальником. Висит труба, чуть прогнувшись, пролетом примерно метров 10. Ну и пусть бы висела. Двести лет. Кому она нужна. Но не все так просто. Та самая контора, которая эту трубу протянула, видимо, что-то там просчитала и решила, что ходить по ней нельзя. А никто и не думал по ней ходить. До тех пор, пока эти идиоты не нарубили арматуры кусками и не наварили ее поверх этой трубы, чтобы, значит, подонки не вздумали по ней гулять. Получилась такая колючая анаконда. Или сильно растянутый еж.

  Вот и развлечение для подонков. По голой трубе пройти - на хуй она нужна. Неинтересно. А по колючей? О! А внизу говно. О! А на спор? Экстремальное развлечение. Адреналин и все такое.

  Ну, пацаны и стали там пробежки устраивать. Через день, да каждый день. Ну, раз в неделю, знамо дело, в говно кто-нибудь валился. Это всенепременно.

  Но это пацаны. А тут, значит, студенты пятого курса. Степенные, почти специалисты. Только пьяные очень. И видят они такой народный аттракцион в исполнении подрастающего поколения. И по трансцендентальной, то есть, неизвестной им самим причине, один студент спорит на бутылку водки, что тоже пройдет, аки тверёзый.

  Ударили по рукам. Камикадзе еще сотку принял для куражу, и пошел. В белых джинсах, в белой рубашке, в босоножках и белых носках. Голубь мира, ептыть.

  Но тут одна промашка. Под тринадцатилетними уродами труба себя сносно вела. А под стокилограммовым преддипломником опасно стала прогибаться и даже раскачиваться. До середины дошел стьюдент, и не удержался. Сначала он спотыкается и падает мордой вперед на арматуру. Арматура, не будь дура, протыкает ему щеку. Руки он рефлекторно вперед выставил, в трубу уперся, и как-то живот с грудью у него не пострадали. Это хорошо. Но босоножек застревает в другой арматуре. Намертво. Стьюдент аккуратно вытаскивает железяку из щеки. Капает кровища и вообще - становится весело. С трудом артист народного цирка встает. Ему делать все равно больше нечего. И падает уже назад. На задницу. Арматура немедленно вонзается в ягодицу, причем глубоко. А труба все раскачивается и гнется. Стьюдент встает опять, железяка выходит, и из дырки льется опять же кровища.

  И что интересно - помочь, в принципе, нельзя. Как тут поможешь? Цирк продолжается. Сто килограммов пьяных малотренированных мускулов идут дальше.

Теперь им еще сложнее. Кровь стекает прямо на трубу и становится склизко. Через ровно метр стьюдент валится снова. Протыкает уже, наконец, живот и ему становится откровенно хуёво. Встает. Опять падает назад, протыкая опять ту же ягодицу (а ведь мог другую!). На этом страдалец решает шоу заканчивать. Не вставая, он валится с трубы, разворачивая себе многострадальную жопу арматурой. И падает в ил, наполовину состоящий из говна, а на вторую половину из самых злющих бактерий в мире. Нет, высота там была небольшая. Метра три. И ил мягкий. И вообще - утонуть там невозможно. Но вот выкарабкаться... Еще полчаса, как партизан, стьюдент выбирался, вытаскивая себя чуть ли не за волосы. Поочередно засасывало то одну ногу, то другую, текла кровища и как-то все сразу забыли, что он был в белом. Он и сам забыл. На берег вылезло чудовище. Пьяное, окровавленное, потерявшее человеческий облик чудовище и сразу потребовало водки на том основании, что на тот берег оно, все-таки, попало. Водки ему дали. И вызвали скорую. Как оказалось - вовремя. Щека - хуйня. И даже жопа, оказалась, хуйня. Она, кстати, быстрее всего зажила. А вот живот... что-то не совсем туда арматура попала.

  Но и в этом дурацком случае ангелы были на чеку. Иначе и быть не может. Ибо не пришло время.

  86-й год.

  Стройка какой-то херни. Кстати, тоже про железяки история. Знаете, что такое ленточный фундамент? Это когда варят, грубо говоря, периметр из арматуры, ставят опалубку и заливают бетоном. Все просто. А арматурные штыри, пока не зальют, торчат вверх. Варил сварщик в котловане такой периметр. Штыри воткнул, к ним поперечные собрался приваривать - в общем - идет работа. Курить пошел, а тут и обед. И на хуй все. А в бытовке, значит, аванец пропивают. И выходят два другана поссать. Радостные такие уже. Мимо котлована надо пройти к сортиру. Туда идут нормально. Обратно один на ходу сигарету подкуривает, оступается и летит вниз. Спиной на штыри. Приземляется уже с зажженной сигаретой, точно попадая между всех железяк и даже испугаться не успевает. Лежит внизу на мягком грунте между штырей и курит. А что еще делать?

  Не орать же благим матом. Все ж таки - гегемон.

  Ну.

  Типичный случай ангельского спасения. И не ебите мне мозги, что это случайность.

  92-й год.

  Армия. Ну, там завсегда бардак, вы ж помните. Автомобильный бокс, два сто тридцатых мордами друг к другу. Две штуки защитников родины собираются ехать догоняться, поскольку водки сколько не возьми - все равно мало. Какого хуя один между машинами стоял и что он вообще там делал - неизвестно. Второй в кабине заводился. Ну, а педалей-рычагов там же много, в сто тридцатом, вы же в курсе. Особенно, когда в дугу. И нажать не то или не туда очень просто. Вот он не туда и нажал. Рванул ЗИЛ вперед и второго защитника родины - пополам по талии, по высоте бампера. Да так, что второй грузовик в стенку жопой въехал. Ну, спрашивается, когда груз двести и все такое? А никакого груза двести не было. Травма была, да. Кой-чего порвало-лопнуло, да. Но не смертельно. Потому что в кармане у защитника родины была самопальная длинная отвертка. Делают такие из клапанов. Если его на холодную оттянуть - сносу такой отвертке не будет. Она практически вечная. И крутить ею можно не только штатные винтики, но и в жопу прикипевшие не пойми что. А также пользоваться как рычагом и холодным оружием. Вещь эта универсальная. И крепости невъебенной. Оно и понятно - клапан.

  В общем, этот кусок стали попал аккурат между бамперами, встал в распор, и не дал солдату умереть. Хотя шкуру проткнул, но это мелочи.

  Хирург-коновал удивлялся. В рубашке ты, говорит, младший сержант родился. Ты, говорит, должен был уже с переломанным позвоночником в цинке загорать.

  В какой, на хуй, рубашке?

  Ангел то барражировал.

  И не просто ангел, а с юмором.

  Да.

  Или вот, 91-ый год.

  Идет по Дому Ученых опять же - ученый. А кто ж там еще может идти? Не шахтер же! Только он с банкета идет и в неудобосказуемом виде. Скажем - вообще, чудом идет. Лежать должен светоч науки горизонтально и не отсвечивать. А он идет. А в Доме Ученых - большой такой холл. В четыре, или даже пять рядов огромных стекол в высоту. Это стекло эксклюзивное. Толщина его 8 миллиметров. Размер - два на три метра. Весит - мама дорогая. Вшестером стекольщики его вставляют. Ну вот. Как раз в этот момент и вставляют. В самом верхнем ряду. Леса мощные строительные поставили, сконцентрировались, тянут, готовят резиновые уплотнители и такие алюминиевые фиксаторы типа штапика. Все вроде нормально. Одна беда. Вертикально его держать надо. А оно, блядь, скользкое. А ученый идет внизу и ему все синусоидально. Натыкается на строительные леса и очень удивляется. Задирает ебало вверх. Дальше происходит следующий диалог.

  - Мужик, иди на хуй отсюда! - это сверху.

  - Не поэл? - это снизу.

  - Чё не понял, иди, говорю, на хуй отсюда, мы стекло вставляем!

  - Ээээ.

  - Чё "э", пошел на хуй отсюда, я тебе сказал!

  - Почему? - ученый интеллигентно так удивляется.

  Сверху начинают орать уже все, и, разумеется, стекло из пальцев выскальзывает. Оно бесшумно летит вниз, между строительными лесами и стеной прямо на голову яйцеголового. В следующую секунду происходит нечто ирреальное. Стекло пролетает половину расстояния, раздается щелчок, прозрачная пластина разваливается пополам, а сами половинки врезаются в мозаичный пол справа и слева от ученого, не причинив ему особого вреда. Правда, конечно, мелких стеклянных брызг многовато. Вверху - шок. Еще бы. Еще неизвестно, жив ли этот яйцеголовый. А внизу сказочное недоумение, выраженное все той же фразой:

  - Не поэл?

  Ангелы.

  Ангелы вокруг нас.

  Но всему приходит пиздец. И, наконец, через много лет редкостный счастливчик видит глаза ангела.

  В последний раз.

  Коля Ювелир. Поздно ночью упал так, как падал тысячи раз - навзничь. Но первый раз в жизни попал затылком на бетонный поребрик. Встал. Дошел до дома. Затылок чего-то кровил, но с кем не бывает - не придал значения. Выпил еще стакан. Завернулся в одеяло. В шкафу стояли редчайшие альбомы по ювелирному искусству - фотографии, чертежи, наброски. Потом их спиздили. Кто - неизвестно. Не в этом суть. Коля завернулся в одеяло навсегда. К утру он умер.

  Миха Хромой. Ангел посмотрел ему в глаза утром. Он обошел всех родственников - ничего необычного, просто вместо "до свидания" сказал "прощайте" - к вечеру пришел домой и повесился.

  Рахманинов Паша. Ну да, такая вот фамилия, знаменитая. Закончил вуз. Обмывали диплом. Встал, чтобы сказать тост. Сказал. Когда пил - остановилось сердце. Думали - дуркует. Нет, не дурковал он. Глаза.

  Миша Боголюбов. Говорил уже про него. Утонул. Пьяный в говно. Берег. Обь. Синь небесная, синь речная. Раскинул руки, небо обнял и ушел под воду. Через две недели всплыл. По зубам опознали. А больше - как узнаешь. Одна слизь.

  Женя Сверкунов. Алкогольный психоз. Чертей гонял. Люди в белых халатах успокоили, усмирили. Не пил два дня. Чудовищный антрацитовый депрессняк. На третий день повесился на трубе отопления, но сорвался. Снова запой. Снова черти. Снова люди в белых халатах. Снова невыносимая тошнотворная жизнь. И так многие годы. С каждым разом трезвые дни становились все более похожими на кошмары наяву. Я иногда с ужасом читаю популярные статьи об алкоголизме, где говорится о безусловной пользе трезвого образа жизни. О том что алкоголики, блядь, должны радоваться, когда они не пьют. Ну, может и должны. Но не радуются. У Жени была сломанная на хуй психика. Неизлечимая в жопу душа. И больные, страшно больные глаза. Я смотрел в них. А потом в них посмотрел ангел. И Женечка умер трезвый. Вот так вот. И пил бы - умер. И не пил - умер. Так какая разница? Глаза. Время. Точка возврата. Полжизни в ожидании смерти.

  Савченко Витя. И его жена Нина. И его ребенок. При чем жена и ребенок? А вот и именно, что не при чем должны были быть. 120 километров в час на пьяном мотоцикле. Встречный КАМАЗ. Не смотри, Витя, не смотри в глаза ангелу. Тебе руль держать надо. А Витя посмотрел. Что он увидел, что почувствовал? Да ни хрена. Поворот, доля секунды... Некогда пугаться. Лететь надо. Далеко лететь. Вместе с нерожденным ребенком. Глаза...

  Саша Зоткин. Утро. Птицы. Солнце. Сердце. Целый день впереди. Но уже - не его день. Не его.

  Сколько их было...

  Сколько их будет.

  Сколько их успокоится.

  Черные крылья ангела. Не зовите его, не смотрите ему в глаза. Просто представьте, что он стоит за вами, и его крылья на мгновение стали вашими. Взмахните ими - и начнется ураган. Шорох смерти.

  Но даже ангел над вами не властен. Ибо у него нет души.

  Вот все у него есть. Сила, власть, могущество, умение видеть прошлое, настоящее и будущее, бессмертие и равнодушие, какое угодно умение и какое угодно богатство.

  Но пуст он, и глаза его пусты.

  Нет души у ангела.

  Нет.

  А у вас есть.

  И потому - в слабости твоей есть сила твоя, человек.

  И когда ты трезвый.

  И уж тем более - когда пьяный.

  Сияние ангельское тебе похуй.

************

Эту главу-главку-главочку я вижу кончающейся так:

Я стою на залитом солцем и электрическом светом столе. Подо мной раздавленные тоской шпроты, рюмки, хрустувшие от от страха и извечное поносное оливье белого цвета. Я не пьян. Все кругом - в говно, все страшные и жующие, а я один не могу напиться, ибо наступает время, когда водка не имеет значения. А имеет значение стих-выкрик-как извергающаяся из тебя печень. И я говорю без надрыва, стараясь, не задеть уши спящих в салате, невинных и страждущих. Много, очень много написали о том, что можно пить, и что нельзя пить, и что пить надо в меру. А я слегка шатаясь, прячу ебало в ладони и шепчу:

  БЫ

  Разъединственный раз

  ты бы рявкнул:

  'Вы что там горланите?!' -

  и велением масс

  оказался бы тут же в парламенте.

  В напряженные лбы

  ты такую речугу им выдал бы,

  что хоть на зуб долби,

  хоть на мраморе

  полностью выдолби.

  Твой не выспренний слог

  изощрила бы правда-скиталица.

  Ты бы все это смог...

  Но не сможешь -

  язык заплетается.

  ...Мы из глыбы слепой

  обязательно памятник вытешем -

  всем, ушедшим в запой

  и ни разу оттуда не вышедшим!

   И ни одного аплодисмента. Потому, что это великий Евгений Лукин...

(с) Бригадир Юрий Алексеевич