Мама. Глава 8.

В стране шли реформы образования и в школе было введено 11 летнее обучение. Закончен 10-й класс, впереди- 11-й. Что в нем делать – непонятно. Год улетает псу под хвост, особенно переживали мальчики: не поступишь, сразу топай в армию.

Но Лилю это все не трогало, у нее была большая радость – мама прислала приглашение из Польши. У нее уже есть паспорт, дедушка подписал поручительство – не возражает, чтобы внучка поехала на отдых к маме. Каникулы ведь! Наскребли на билет туда-обратно, на скромные подарки и еду-питье в дорогу.

Путь был неблизкий. Переехав через границу, поезд остановился на первой польской станции-– Перемышль. Выйдя из вагона, Лиля крутила головой направо и налево- кто-то же должен ее встретить! Телеграмма была отправлена, дата приезда указана.

Но вокруг – пусто, все пассажиры разошлись и перрон опустел. Вот это да! Польских денег нет, да и рублей - всего три (на всякий случай).

Языка не знаем, страна неизвестная...и девчонка с чемоданчиком перешла через рельсы и  присела на лавочке, у входа в вокзал. Нужно было поразмыслить над ситуацией.

Не было смысла теряться, переживать или бояться.

У нее билет до Вроцлава. Адрес она знает, возьмет такси  и поедет к маме, а там уж заплатят за машину. С этим решено. Теперь расписание, его прочесть, зная английский, можно.

Итак, вечером отходит на Вроцлав экспресс, прекрасно. Подождем в зале ожидания. Расположившись в большом зале для приезжих, открыла сумку, чтобы перекусить.

- Пани з РОссии? – возле нее стояла молодая женщина с уставшим, изможденным лицом.

- Да, из Тернополя. – по-русски отвечала девушка.

- Извините, я жду своих родителей, они живут в Украине. Должны были приехать вчера, их нет,  и сегодня тоже нет,  я очень волнуюсь..., - она говорила прилично по-русски, с небольшим акцентом.

- Присаживайтесь. Вы ели что-нибудь?

– Я не брала еду, - смущенно ответила женщина.

- Так угощайтесь. Вот колбаса копченая, хлеб, помидоры. Не стесняйтесь, - Лиля сделала пару бутербродов и вручила женщине. Та с благодарностью приняла еду, шутка ли, не ела, не пила уже вторые сутки.

Они перекусили. Вот только воду  Лиля забыла взять с собой, а пить очень хотелось. Оказалось, и в туалет бесплатно не войти...Благо, женщина отвела ее, заплатив злотувку (злотый). Попутно  рассказала обслуге, что приехала девочка, а ее никто не встретил.

Вестибюль и кассы вокзала г. Перемышль

Люди заинтересовались судьбой чужестранки, к Лиле подошла, приветливо улыбаясь, монашка (в огромной белой шляпе-клобуке), дворник, убирающий на перроне, смотритель багажа, и просто ожидающие поезд люди.

Они обращались к ней по-польски или на ломаном русском:  в пять вечера ей помогут сесть в поезд, и все будет в пожондку!(порядке). Другие сомневались – не стоит ехать раньше времени, нужно подождать вроцлавский экспресс – за пани приедут, мусять! (должны).

К этой мысли склонялась и сама Лиля, - мама написала, что доцю встретит брат мамы, зовут его Чеслав. Лиля понятия не имела, как выглядит Чеслав, но у него в кармане ее детское фото! Он-то узнает ее...

Наступили сумерки, ушел экспресс на Вроцлав, а Лиля сидела и ждала. Темно, людей на перроне не видать. Неуютно.

И тут к ней подбежал один человек, другой, третий :

- Паненка! Пшибыва(прибывает) экспресс з Вроцлавья. Выйдите напшуд (вперед), на святло (свет), чтобы вас увидели те, кто за вами приедет...

Она вышла, стоит. Возле нее милициант (милиционер) – молодой мужчина. Улыбается ей:  вшистко беньже добже (все будет хорошо)

Из прибывшего экспресса выходят пассажиры, проходят равнодушно мимо, занятые своими мыслями. Лиля таращилась на идущих мужчин, пытаясь обратить на себя внимание, мол, не меня ли ищете?

Но никто на ней взгляд не зафиксировал... И вот,  совсем отчаявшись, без всякой надежды, повернулась уходить,  и тут из последнего вагона выпрыгнул мужчина лет тридцати, без багажа, с газеткой в руках. Шел уверенно, кого-то выискивая глазами. Равнодушно скользнул по Лиле взглядом и шел себе дальше. Он явно кого-то искал. И не выдержала Лилька, закричала громко "Чеслав"!!!

Мужчина повернулся и с удивлением воззрился на нее. Замешкался, остановился:  образ Лили с детского фото не укладывался в то, что он видел.

– Лиля?!

Они бросились друг к другу, обнялись, и все страхи лилькины тут же испарились.

УРА!!! Я чейная! (в детстве спросили: ты чья? Ничья? Сама гуляешь? – Нет! Я чейная!Мамина и папина.)

Чеслав с племянницей шествовали под одобрительные и приветливые улыбки вокзального персонала,

-Тебя тут все знают?! – восхитился дядя, неплохо говоря по-русски..

 Лиля помахала людям на прощание « до видзеня"!

Проговорили всю ночь, а утром сели в поезд. Скорый должен был промчать их через всю Польшу.

Вроцлав...Там на перроне ее ждет мама..

Ну потерпи еще немного, Лилька, что такое восемь часов, - уговаривала себя, почувствовав, что дрожит от напряжения.

Только шел этот поезд не восемь часов, согласно расписанию, а все десять. Такая уж была в те времена железная дорога в Польше. Долго стояли в открытом поле, электричество погасло,  кого-то пропускали. Лиля спала, как убитая. В купе имелось по три мягких кресла в ряд, напротив – еще три. Тесно!

И это вагон 1-го класса? Да у нас в общем вагоне на полке лучше выспишься,- бурчала она, забравшись с коленками в кресло.

Но вот и приехали...У Лили колотилось сердечко, когда зашли в здание вокзала- большого, ярко освещенного.

- Видишь маму? – спросил Чеслав, - ищи!

- Не вижу, - испугалась Лиля, - где она?

И тут к ней кинулась женщина с поседевшими волосами, - Лиля!!!

   -Мама!!!

Они стояли, не разжимая объятий бесконечно долго. Молча плакали, прижавшись крепко друг к другу. Толпы людей, скопившихся этой ночью под крышей вокзала, обтекали их, не смея нарушить эти объятия. Наконец, обе пришли в себя, и жадно всматривались в изменившиеся черты: за шесть лет дочь превратилась в девушку, а мама – в пожилую женщину. А ведь маме было едва за тридцать…И поняла дочь, какой ценой дались матери эти годы разлуки.

Мгновенно исчезли обиды, которые глубоко гнездились в сердце ребенка,   простила маму за детские, спрятанные от всех, слезы и боль.Полное прощение - это такой восторг. Она была абсолютно счастлива.

Такси привезло их к уютному двухэтажному дому с остроконечной черепичной крышей.

- Милости прошу в дом, - сказал Чеслав, забирая чемодан и отворяя калитку. Лиля в обнимку с мамой, не разнимая рук,  подошли к крыльцу. 

Вот он, материнский дом. Здесь живут ее мама, папа. Брат ,его дети. На втором этаже – сестра с мужем и дочерью. Большой дом Чайковских.

За домом - сад. Там же огород. А на крыльце - кот и собака.

День добрый всем!

В ответ раскудахтались куры - в предместье многие держали живность.

Дом был пуст. Все его обитатели разошлись по делам-работам. И это было очень кстати. Мать и дочь не могли оторваться друг от друга.

Лиля рассказывала о школе, о друзьях-приятелях, о родном городе, их общих знакомых. Мама жадно слушала, перебивая вопросами. Смеялась звонко и счастливо. Сколько раз она представляла встречу со своим ребенком, фантазируя, как обсыпет подарками дочку, как будет радоваться Лилька, обнимать ее…

Еще при жизни бабушки, мама смогла передать через знакомых пару посылок, в которой были красивые, модные вещи брючки, кофточки, белье. Лилька танцевала от счастья, радуясь, что мама, наконец, отозвалась, что все у мамы налаживается.  Она ничего не знала о маминых проблемах, та не упоминала о них, но сердцем девочка чувствовала -  неладно там.

Вещи в посылках были модными, но Лилька надела их всего пару раз. Яркие тона, обтягивающая фигуру одежда , все было ново и непривычно. К вещам Лиля относилась равнодушно, школьной формы и пары платьев ей вполне хватало. Выросшая в скромной семье, она предпочитала удобные, не привлекающие лишних взоров, одежды. То, что шила ей бабушка, вполне устраивало. А подружки с завистью примеряли лилькины, присланные из-заграницы, наряды. И как-то так получилось, что после смерти бабушки эти наряды были понемногу розданы тем, кто о них мечтал.

Мама на минуту вышла из комнаты, и Лиля, наконец, смогла осмотреться. Все скромно: широкая деревянная кровать, доставшаяся, очевидно, от бывших хозяев, шифоньер, небольшой круглый столик, покрытый вязаной белой скатертью, и зеркало. Окна выходили в сад, а узкая дверь вела на маленькую, застекленную веранду. В саду много цветов в горшках, фруктовые деревья, небольшой сарайчик, спрятанный за разлапистым орехом.

И запахи…Это были совсем другие запахи, непривычные. Даже воздух тут казался иным.

Вошла мама, внесла ворох тряпок и всяких безделушек. – Меряй!

Пришлось раздеться и перемерять все, что предлагалось. Удивительно, как мама угадала с размером – все было впору.

- Какая ты у меня красавица! – восхищалась мать и гордо сияла. – Фигурка что надо!

Лиля смущалась, она не привыкла, что ею кто-то восхищается: ноги как ноги, шея длинновата, груди она стеснялась – та выросла совсем неожиданно, и причиняла сплошные неудобства, в смысле покупки белья. Купить красивое и удобное женское белье в то время было проблемой, сплошное сатиново-хлопчатобумажное в цветочки безобразие.

Мама и тут оказалась молодцом, принесла ей приятный на ощупь, телесного цвета «гарнитур», нежный и шелковистый. Он Лиле так понравился, что она тут же влезла в эту «сбрую».

Чего она только не перемеряла! Совсем подустав, взмолилась – «мусенька, хватит!»

С подарками было покончено, слава. Богу. Теперь перешли к еде. Дитя нужно было накормить и напоить.

Куриный бульон с домашней лапшой, свиная отбивная в сухарях, заливной карп, картофельные «пызи», и так далее…Мама готовила восхитительно, не каждый ресторанный повар так бы сумел накормить. А пекла! Сырник убил наповал. Затем последовал рулет с орехами и маком.

–А завтра испеку тебе наполеон, - порадовала мама.

О-о! Мамин наполеон был известен многим ее одноклассникам с детства. На день рождения в младших классах не принято было приглашать детей, но мама звала всех. Их кормили, поили, играли в игры. Но дети спрашивали: - Когда же будут именины, когда будет наполеон?

Наполеон вносили торжественно, он занимал треть стола. Каждый гость получал по большому куску, который таял во рту. Двадцать тонюсеньких коржей, щедро смазанные заварным кремом, насквозь пропитавшись им, превращлись в нечто божественное.

Мамины подарки, угощения, смех, болтовня родственников – все было прекрасно в этом доме. К полудню начали сходиться домочадцы, а к четырем часам дня уже вернулись с работы. Рабочий день в Польше на предприятиях и в учреждениях начинался с 7 утра,  обед длился всего 15 минут и в три часа дня рабочий день заканчивался.Так что к четырем все сходились на семейный обед.

Лиля со всеми познакомилась. Все были очень приветливы, обнимались, целовали ее.

Внучка ждала, когда к ней подойдут бабушка с дедушкой.

Бабушка – высокая, чернобровая,  обняла ее, а дедушка – маленький, голубоглазый, сморщенный – улыбнулся приветливо и ушел. Первый и последний раз Лиля увидела, как дед Юлиан улыбается. Он оказался молчаливым, работящим человеком, ни с кем особо не общающимся. Придя с работы, сразу брался за тачку, и приступал к домашним трудам: привозил кокс (уголь), которым в Польше топили печи, увозил золу, мусор. Что-то колотил, стругал, без дела не сидел ни минуты. Бабушка трудилась в поле, где выращивала  картошку, овощи и кукурузу. Работали оба, не разгибаясь, как и все их поколение.

На следующий день, проснувшись, девчонка выглянула в окно – и такая радость всколыхнулась: она у мамы! Какой замечательный дом! Сколько в нем родственников! Даже не верится, что все они – ЕЕ, собственная родня!

Наскоро умывшись, Лиля выскочила в сад и помчалась наперегонки с огромной овчаркой, проживающей в будке под окном. Найда еще вчера обнюхала новоприбывшую, судя по утренней беготне, девчонка ей пришлась по душе. Солидная собака гоняла вместе с Лилькой как оглашенная, пока та не взобралась на яблоню – старую и плодоносную. Залезть на дерево было делом двух минут, поскольку под ним стоял деревянный стол; недавно выкрашенный зеленой краской, в обществе несколько самодельных стульев, пахнущих той же краской, вкупе они являлись предметом гордости Юлиана.

Собака, озадачено задрав голову, смотрела на приехавшую обезьяну, которая паслась, разгребая ветви яблони. И не важно, что плоды были еще твердыми и кисловатыми, молодые зубы все перемелют.

На порог дома вышла мама в переднике, в руках – макитра.

- Лиля, ты где?

- Здесь я! – она быстро спрыгнула, и заглянула в макитру - дай лизнуть. Ей дали попробовать. Найда гавкнула – а мне?

Но ей отказали.

День начался прекрасно.

После обеда Лилю повезли знакомиться с городом: большим, старым, с древними костелами, рекой Одрой, украшенной старинными мостами, с тихими уличками, где слышен был лошадиный цокот копыт.

Вроцлав… Он все еще был городом, израненным войной. Огромные черные столбы подпирали стены четырехэтажных домов, на старых заборах еще можно было прочесть русские слова, начертанные белой краской: «Проверено, мин нет». Шли 60-е годы…

В центре Вроцлава красиво и чисто, здесь Лиля впервые увидела элегантные небольшие столики под большими зонтами, вынесенные на тротуар, где сидели горожане со стаканчиком кофе, -это были летние «кавьярни» (кафе).

Кофе подавалось в тонких стаканах, а не в чашках. Полстакана - «мала кава», полный стакан – «дужа кава». К ней заказывали небольшой кусочек тортика, который следовало кушать изящной вилочкой. Женщины и мужчины курили, беседовали и могли сидеть в «кавьярне» достаточно долго. Здесь же назначались деловые встречи. Все выглядело красиво и необычно.

В магазинах одежды (и не только), нужно было дожидаться, когда к тебе подойдет экспидиентка (продавщица) и займется тобой, трогать руками товар без нее категорически запрещалось.

По городу ходили трамваи, но не было троллейбусов, кондуктор громко объявлял название остановки.

Воспитанность поляков приводила Лилю в удивление, пожилым дамам повсюду уступали место, иногда целуя им руку.

После каждого телодвижения в транспорте, граждане шептали «пшепрашам» (извините), и это производило впечатление, будто все вокруг состязались в воспитанности и галантности.

Неожиданным было увидеть кучи угля, громоздившиеся перед домами горожан. Жильцы постепенно разгребали уголь для печного отопления. Газом топить – было роскошью. Поляки жили экономно. Масло на бутербродах заменялось маргарином или смальцем, воду расходовали осмотрительно, одежду и обувь берегли.

Хлеб был невкусным, кислым. А вот мясо на отбивные было нежным, особенно то, которое с косточкой,- оно и стоило дороже, называлось «схаб». Пиво было отменным, польские пивовары работали на совесть.

Лиля впитывала в себя новые впечатления: язык, культура, быт, еда

Все домашние относились к ней как к принцессе, стараясь угодить, помочь, похвалить. Мама готовила изысканные блюда, постоянно спрашивая дочь – ты не голодна? Дядя водил ее в театр и кино, тетя приглашала к себе «на гуру» - наверх, и угощала варениками с вишнями «по украинску».

Все было хорошо, но…с мамой пока еще не состоялся самый важный разговор. И обе не могли полностью расслабиться, пока над ними висел этот домоклов меч.

Разговор произошел, неожиданно и спонтанно.

В очередной раз, накормив Лилю до отвала, мама вздохнула с облегчением:

- Ох, наконец-то меня перестал преследовать этот сон…

- Какой сон, мамуль?

- Кошмарный…Мне постоянно снится, что ты плачешь, голодная, и мне нечем тебя накормить.

Опираясь на обеденный стол, она обхватила голову руками, и смотрела в окно. Лицо ее было печальным.

-А сейчас не снится?

-Нет, с той поры, как ты приехала, не снится.

Они молча сидели, каждая думая о своем.

Лиля вспомнила слезы дедушки, когда она испекла на Пасху красивый, пахнущую ванилью и цукатами, кулич. Красиво уложив в корзинку крашеные яйца, пасочку, прикрыла их кружевной салфеткой. И позвала дедушку, собравшегося идти в церковь на богослужение.

- Дедуля, все готово, принимайте корзинку.

Илья Александрович рассеяно глянул на Лилю, - какую корзинку?

- Вот эту. Посвятить нужно кулич, верно? - и приподняла салфетку.

- Где же ты взяла эту красоту? – восхитился дед.

-Сама испекла. Должно быть, вкусно, бабушкин рецепт нашла, – и подала дедушке пальто.

Старик взял в руки кулич, склонился над ним и тихо: «Матерь Божья, благодарю тебя. За то, старость моя не одинокая, что внученька душу радует». Заплакал, слезы на кулич капают. Вынул платок, вытер слезы

– Я пошел Лилечка. И ушел. А она разревелась, сама не зная почему.

Неожиданно мать заговорила, будто продолжая разговор, который вела сама с собой.

- Я ведь просрочила визу не по своей вине. – Меня в больницу забрали через три недели после приезда сюда. Мне у печки, где стряпала, дурно стало. Запекло сердце, боль, теряю сознание. Благо Оля дома была. Она в больнице работает, быстро сообразила -  скорую вызвала. Там в чувство привели, но все равно – плохо мне было

И тут мама улыбнулась.

- Оля к главному врачу ринулась. Ты не думай, Оля только на вид такая скромная, она бой-баба! На фронте, под бомбежками в госпитале работала.

Убедила главврача вызвать сан-авиацию, и полетели мы в Варшаву. В то время там известный профессор –кардиолог оперировал. Прям с самолета Оля к нему – спасайте, у меня сестра умирает. Тот мнется, у него пациентов хватает. А Оля и говорит, - я хорунжий Войска Польского, награждена именным оружием. Оно при мне.

- А профессор ей отвечает: - так и у меня трофейный пистолет найдется. Постреляем?

- Нет, отправимся в операционную, - пошла на мировую Оля, -  моя сестра лежит в приемном покое. Мы прилетели из Вроцлава.

- Так она здесь? Чего же мы ждем? – и умчался.

Лиля смеялась , представляя себе «отважную бой-бабу» Олю( росточком ей по плечо) с грозным парабеллумом.

- Ты ее расспроси как-нибудь, она любит эту историю рассказывать, - улыбалась мама.

- Меня живо на операционный стол положили, в паховую вену что-то вводили, я почти все слышала, спать не давали. Часа два со мной возились. Говорят, тромб был, дорогу к сердцу преграждал. Спасли. Потом еще недельки две капали, наблюдали. Пришел профессор и тихонько мне говорит: у вас, пани Геля Ангел-Хранитель сильный, это ничего, что ростом мал. Мне бы такого…

Я не знала, что он болен, у него рак обнаружили.

- Моя просроченная виза не давала права вернуться обратно – порядок на границе был строгий. Поехали с Олей в Лодзь,  там советское консульство. Даю консулу справки, прошу продлить визу, чтобы без проблем через границу ехать. А он мне говорит: с вашей болезнью вам лучше дома сидеть, не рыпаться. Я говорю – мой дом в Тернополе, там дочь. А он мне бумагу протягивает, смотрю знакомый почерк – Ильи Александровича, дедушки твоего. Читаю его письмо на имя консула, и мне дурно делается.

- Что в письме было написано? – с тревогой спросила Лиля.

- Не хочу повторять…хотя ты должна знать. Написано, что я плохая мать, бросила дочь и что ты от меня отказываешься.

Лиле казалось, что земля уходит из-под ног.

- Консул мне сказал: разберитесь со стариками, помиритесь. Дед пригрозил консулу, что в Польский Сейм напишет. И требовал меня оставить в Польше. Консул и предложил – оставайтесь, гражданство не меняем, а будете приезжать , продлевать визу каждые погода…Когда наладится - к дочери поедите.

- И что ты сделала? –  спросила Лиля, уже наперед зная ответ.

- Я так и сделала. Ведь на мои письма дедушка не отвечал, и тебе мои письма не давал читать.

Все сходилось . Однажды, придя раньше времени со школы, Лиля обнаружила в почтовом ящике голубой конверт - мамино письмо.

В письме мама просила дочку получать корреспонденцию на главпочтамте, до востребования. Паспорт у тебя есть, доця,  имеешь право. В следующем письме вышлю приглашение на приезд ко мне в гости, ожидай.

Внучка предупредила дедушку, что ждет приглашения от мамы. Он молча выслушал, не сказав ни слова.

Противоречивые чувства раздирали Лилю. Она догадывалась, почему дедушка так некрасиво поступил.

А вот с мамой...что-то здесь сказано не до конца.  Ведь упрямства у матери хватало, и бороться за дочь она должна была. Но сдалась, сникла…Почему?

Только спустя многие годы, получила ответ. Но для этого нужно было прожить еще кусок жизни.

Вернувшись домой в Тернополь, Лиля с дедушкой этот вопрос не обсуждала. К чему разговоры, ссоры, оправдания. Ничего уже не исправить. Пусть все идет так, как идет...

Она опоздала на занятия в школу, приехала в середине сентября – расстаться с мамой было очень трудно. Учителя, кстати, были уверены, что Лиля из Польши не вернется.

 А дедушка знал: приедет внучка. Знал твердо, не сомневаясь. Он ждал.

Лиля приехала без предупреждения, телеграммы  не давала.

Едва открыла двери, увидела Илью Александровича, сидящего за накрытым столом. Он повернул голову, улыбнулся и сказал:

–Я ждал тебя сегодня к обеду.

На столе в ее тарелке лежала аккуратная горка жареной картошки.

- Жарил собственноручно! –с гордостью произнес дедушка. – Ты же любишь жареную картошечку…

Как она могла судить старика, весь смысл жизни которого был в ней, его любимой внучке...Вспомнилось: Не судите, да несудимы будете.