Кавказ. Глава 5.

Родившийся ребенок сотворил чудо со стариками: они помолодели, будто себе дочку родили. И понемногу все основные заботы приняли на свои плечи: жалели невестку. Галочка после родов болела, молоко пропало. Пришлось дедушке носить дитя на кормление к женщине, родившей недавно рыжеволосого красавца-мальчонку. Молока у кормилицы было много, утром и вечером кормила двоих. И убегала на работу – почтальоном. Лемешев приносил буханку хлеба в обмен на материнское молоко, женщина была довольна – за хлебом выстоять времени не было.

Галочка хворала, врачи шептались о пороке сердца. Николай переживал за жену, но мать его успокоила (шепотом, чтоб невестка не слыхала) – нет там никакого порока сердца. Это родовой стресс, даю ей успокоительное, укрепляющее. Все пройдет, не волнуйся...Так оно и вышло, постепенно невестка поправилась.

А вот что волновало Марию Петровну всерьез – это здоровье Николая. Она не спрашивала его о самочувствии, не делилась подозрениями с близкими, но чуяла,  – сыну стало хуже.

Однажды, повстречав знакомого полковника, начальника сына по службе, услышала от него:

- Пора Николая отсюда убирать, климат этот ему не в масть.

-В каком смысле? – встревожилась Мария Петровна.

- Я про его здоровье...Здесь он загубит легкие окончательно, климат тут влажный, болотный. Ему бы в горы, на Кавказ, вот где прекрасный воздух. Поговорите с ним, пусть прошение на перевод подаст.

Она поговорила. Сначала сын не хотел даже слушать. Потом «надавил» отец. И, наконец, жена попросила:

-   Коленька, у нас Лилька растет. Как ей без отца остаться? Подумай о нас, прошу.

Лильку отец обожал, это был самый сильный аргумент.

Прошение было удовлетворено и Николая Ильича Лемешева направили в город Нальчик. Так  семья оказалась в одном из самых красивых мест Кавказа. Кабардино-Балкария...

В начале 50-х полуразрушенный войной Нальчик медленно восстанавливался, на стройках в основном работали женщины, поскольку мужское население крепко было побито-искалечено войной. Кавказ дал фронту немало отчаянных воинов, - служили в кавалерии, пехоте, танковых войсках. Многие не вернулись...

Полки Кавказской дивизии перед отправкой на фронт. 1941 год

Лемешевы поселились на улице Почтовой, в центре города.

Во дворе находился узел связи, где работал Николай Ильич, а с другой стороны полукругом расположились домишки, построенные по единому образцу: крутые деревянные лестницы вели на веранду, а затем в комнату.

На большой веранде Николай смастерил самодельную кухню: стол, три табуретки, подставку под керогаз.

В комнате – большой и темной, имелось единственное небольшое окно, куда с любопытством заглядывали ветви густой яблони. В углу комнаты торжественно стоял пузатый шкаф. За шкаф можно было залезть и спрятаться, там же в большой стопке пылились старые газеты и журналы. Украшением комнаты являлся обеденный стол, накрытый самодельной скатертью до пола, чтобы не было видно ящиков, из которых он был сооружен.

Что и говорить, мебель тех времен была исключительно «ручной работы», создавалась из примитивного подручного материала: ящиков, досок, старых пружин, которые смекалистый народ превращал в столы, кровати, шкафчики... Когда Лиле купили небольшую фабричную кроватку с пружинным матрацем, в семье был праздник: у ребенка настоящая кроватка! Эх, пятидесятые…

Все неудобства и нищету послевоенного быта компенсировала красоты удивительной природы, которой отличалась эта местность. Непостижимо величавая гряда гор и шапка горы Казбек видны была из любой точки города, наполняя сердце трепетом.

Гора Казбек.

Население здесь отличалось особым дружелюбием и простотой нравов.

Во дворе, где весь день играли дети (детсады были редкостью), стоял большой деревянный стол, сколоченный дворником Степаном. Кого только это стол не собирал возле себя!

За ним летними вечерами мужчины «забивали козла» и пили красное, как кровь, кавказское вино. В праздники – на 1мая, в День Победы, или на чей-то день рождения на этом столе красовались пельмени-вареники, картошечка, овощи-фрукты. Гулял весь двор, сидя под разлапистым старым орехом.

Каждая хозяйка выставляла на стол свою еду, искусно приготовленную. Более всего ценились национальные блюда; впервые дети тут пробовали блинчики из тертой картошки – тетя Валя из Белоруссии замечательно их пекла, драники были нежнейшими с вкусной, поджаристой корочкой.

А сациви - курица в кисло-сладком соусе с орехами! Вах, грузинка Маквала готовила это блюдо так, что тарелки вылизывали!

За каменным забором располагался дом кабардинца, там же и конюшня у него была.

Из-за этого забора, сидя на высоченном жеребце, сосед-кабардинец протягивал деревянное блюдо с фруктами – ешьте, соседи! Его тут же приглашали вместе с семьей и конем – дети любили на Абреке прокатиться.

   А потом все пели. Вернее, пела семья с Украины, семья из Архангельска и грузинская семья. О, какие голоса! Бог дал им замечательный слух, и они любую песню могли спеть на три голоса с подголосками. В репертуаре – и романсы, и народные, и военные песни. Остальная публика подпевала вполголоса, стараясь не нарушить сказочное акапельное пение. И так могли просидеть всю ночь, до рассвета.

Внизу протекала река Кура, неширокая, но быстрая, полноводная. Купаться в ней детям запрещали, но разве дети слушали взрослых?

Не слушали, и не раз случалась беда. На минах, оставшихся кое-где вдоль реки, взрывались пацаны, а малыши, напуганные гибелью друзей, притихали на какое-то время. Но драка из нас так и лезла. Не припоминаю паинек-девочек, тем более мальчиков, детвора дралась кулаками, палками и обливала водой неприятеля.

Николай Ильч Лемешев работал инженером на радиоузле, и большую часть недели проводил в командировках.

В конце недели дворник Степан докладывал ему, что натворила его дочка за эти дни: Борьку-кабардинца чуть в реке не утопила, малышей повела на Казбек, приказала им палки принести (альпенштоки вроде) и в путь собираться. Дети согласились.

Поймали их по дороге в городском парке – стайка детей без родителей, куда идете?

На Казбек идем! Айда с нами, дяденька!

Тем временем Лиля научилась читать. Произошло это случайно, в гостях у соседской девочки, которую бабушка усадила учить азбуку (в школу собирались записываться). Бабушка тыкала в буквы, призывая внучку повторить, а та упрямилась, что осел – не буду.

Лильке надоела эта бестолковая возня. Ну, сколько можно ждать?! Во дворе грохот, это Витька перевернул огромный мусорник  и взгромоздился на него чтобы подсмотреть в окошко – скоро ли девчонки на улицу выйдут? Ему пончик обещали, он ждет.

Присела Лиля на стульчик рядом с бабушкой и быстренько все буквы запомнила. А заодно сообразила, как буквы соединять, чтобы читать.

Когда бабушка опять начала терзать свою внучку, Лиля ее пожалела, и выпалила буквы на одном дыхании, чтобы зловредная бабушка отцепилась. Бабушка очень рассердилась. Лиля не могла понять – почему. Ей сказали идти домой, так и не дав пончиков, из-за которого она здесь торчала.

Вечером мама спросила:

– Соседка говорит, ты буквы знаешь? Когда же ты их выучила?

- Сегодня, - буркнула Лиля.

- Сможешь прочесть, что тут написано? – мама подсунула ей первую попавшуюся книжку, ткнув пальцем в заглавие.

- Д-во-ря-нс-кое гнездо. Тур-ге-нев. – Лиля с интересом приникла к страничкам, но мама книгу отняла; она улыбалась, тихо радуясь, и смотрела на дочь лучистыми глазами.

Всю неделю девочка просидела за шкафом. Там, в тишине и пыли, на груде старых газет, Лиля осваивала Тургенева.

Ничего не понятно, но как интересно буквы в слова собирать!

Мама искала ее во дворе, на улице, но дочь исчезала как привидение в замке, никто не видел, никто не знал, где она. И только в субботу, наводя чистоту в квартире, мама нашла Лилю за шкафом. Был скандал, ей запретили читать – рано! Всему научат в школе! – такое была педагогическое указание в те времена. Но она читала все подряд и мама, наконец, смирилась.

А тут фильм вышел – «Тарзан». В заплеванном семечками зрительном зале детские души млели от восторга. Через пару дней достали веревки, привязали к старой иве – и давай раскачиваться-прыгать с безумным «и-и—хо-хо». Не утихомирились, пока не сломали ветки дерева и не набили десяток шишек на лбу.

На Новый год нарядили Лилю в синюю юбочку и белую кофточку, прицепили бант на вихры, умыли тщательно, взяли за руку и отвели во Дворец Культуры. Только не в зал посадили, а за кулисы повели. Читать стих будешь!

- Э, зачем это? Не хочу! Некрасов стих написал, пусть сам его и читает, - возмущалась Лилька, девочка четырех лет.

- Доця, если стих прочтешь – тебе красивый подарок дадут, - говорила мама.

- А если не прочту?

- Тогда не дадут...

И пошла Лилька на сцену. В зале темно, людей полно, битком забито. Все притихли, ждут…Лиля молчит, с интересом рассматривает публику. Раздались ободряющие хлопки.

Похоже, что стиха этого не знают, просят рассказать...Уйти что ли? Но на сцене интересно: светло, тетя в кружевах палку железную к ней тащит, шепчет: «сюда говори, девочка».

И громко, как привыкла кричать во дворе, заголосила Лилька стих... « и шествуя важно, в спокойствии чинном, лошадку ведет под узцы мужичок», - тут она выпятила живот, изображая мужика, который не боится лошади (коня-то соседского Лилька побаивалась). Ну и понеслось...

Зал ржал до икоты. А девочка важно топала по сцене, громко кричала - «откуда дровишки?», зал скандировал – «из леса, вестимо!», за Лилькой следом конферансье с микрофоном бегала, и это, наверняка,  был самый веселый номер концерта.

Аплодисменты она сорвала такие, что, казалось, потолок обрушится. Ну, а дальше что? А где подарок?

Про подарок тетенька в кружавчиках начисто забыла, потому Лилька отказывалась уходить со сцены.

Может, нужно еще рассказать, чтоб подарок дали? Из-за кулис выскочил дяденька в черном костюме, улыбаясь, взял малышку на руки и унес.

Да, потом ей дали пакет с конфетами. Но это был обман, потому что дяденька тащил эти конфеты в бумажном кульке из буфета. Ненастоящий подарок...

С тех давних пор у Лили отношение к искусству двоякое: сцена, это хорошо, но врут :  на публике – одно, а за кулисами – другое...