17 и 18 сонеты Шекспира

Shall I compare thee to a summer's day?

Thou art more lovely and more temperate:

Rough winds do shake the darling buds of May,

And summer's lease hath all too short a date;

Sometime too hot the eye of heaven shines,

And often is his gold complexion dimmed;

And every fair from fair sometime declines,

By chance or nature's changing course untrimmed:

But thy eternal summer shall not fade,

Nor lose possession of that fair thou ow'st,

Nor shall Death brag thou wand'rest in his shade,

When in eternal lines to time thou grow'st.

So long as men can breathe or eyes can see,

So long lives this, and this gives life to thee.

Я сравню тебя со днем лета?

Более прекрасный и более умеренный:

Грубые ветры действительно встряхивают дорогие зародыши мая,

И арендный договор лета hath слишком короткий дата;

Когда-то слишком горячий глаз сияний небес,

И часто его золотой затемненный цвет лица;

И каждая ярмарка от ярмарки когда-то уменьшается,

Случайно или неурезанный курс изменения природы:

Но ваше вечное лето не должно исчезать,

Ни потеряйте владение той ярмаркой Вы ow'st,

И при этом Смерть не должна хвастать Вами wand'rest в его оттенке,

Когда в вечных линиях ко времени Вы grow'st.

Пока мужчины могут дышать, или глаза видят,

Такие длинные жизни это, и это дает жизнь тебе

If it were filled with your most high deserts?

Though yet, heaven knows, it is but as a tomb

Which hides your life, and shows not half your parts.

If I could write the beauty of your eyes,

And in fresh numbers number all your graces,

The age to come would say, 'This poet lies;

Such heavenly touches ne'er touched earthly faces.'

So should my papers (yellowed with their age)

Be scorned, like old men of less truth than tongue,

And your true rights be termed a poet's rage

And stretched metre of an antique song:

But were some child of yours alive that time,

You should live twice, in it and in my rhyme.

Если это было заполнено Вашими самыми высокими пустынями?

Хотя все же, небеса знают, это всего лишь как могила

Который скрывает Вашу жизнь и шоу не половина Ваших частей.

Если я мог бы написать красоту Ваших глаз,

И в новом числе чисел все Ваши грации,

Возраст, чтобы прибыть сказал бы, 'Этот поэт лежит;

Такие небесные прикосновения ne'er коснулись земных лиц.'

Так должны мои бумаги (пожелтевший с их возрастом)

Презирайтесь, как старики меньшего количества правды, чем язык,

И Ваши истинные права быть названным гневом поэта

И протянутый метр старинной песни:

Но был некоторый ваш ребенок, живой то время,

Вы должны жить дважды в нем и в моей рифме.