"Легкая кровь"

«Лёгкая кровь»

или

Спасибо советскому агитпропу за моё весёлое детство

Эссе

«…Читала я всё это в детстве, читала и стала рейханутой…»

Из переписки в форуме.

Начну с цитаты. Сергей Кормилицын,  "Иезуиты империи":

«Изображать противника – настоящее искусство. Главное тут – не перейти определённую грань, не сделать образ врага слишком мрачным или слишком юмористическим. /…/

Советская пропаганда в таких «танцах на волосяном мосту», между правдой и вымыслом, преуспела чрезвычайно. Для того, чтобы убедиться в этом, стоит лишь перелистать наши газеты времён войны. Искусность изображения «фрицев» просто поражает. Классический «фриц» со страниц газеты» Правда» - безжалостный зверь и палач и одновременно персонаж откровенно придурковатый и незадачливый.»

Так было во время войны. Но потом «волосяной мост» стало раскачивать. В нашей литературе и особенно в кино выделились два сорта персонажей , обозначающих врага – безжалостный солдафон, не знающий сомнений в выполнении любого приказа занял один полюс. На другом , гораздо менее заселённом пребывали почти кристальные личности, сверкавшие благородством и начищенными сапогами, как например Генрих Шварцкопф в исполнении Олега Янковского (фильм «Щит и меч») или полковник Шлоссер (А.Васильев)  в кино-сказке про разведчиков и шпионов с Олегом Далем в главной роли – «Вариант Омега». Замечательным было там противостояние этих двух персонажей, символизирующих два начала -  «рейх» и «русскость», это противостояние можно увидеть и как спор «разума и чувства». Герой Даля  переигрывает Шлоссера именно своей нелогичностью, эмоциональностью.

Просто уникальным персонажем в этом ряду был сыгранный Владиславом Стржельчиком офицер абвера из телевизионного фильма «Майор Вихрь». Сцена с радисткой, где немецкий офицер учит советскую подпольщицу, что слово «кофе» мужского рода, просто таки достойна войти в анналы! Вот образец того, как идея рейха и русскости может слиться воедино!  Только сейчас я понимаю:  майор  Берг  несомненно белоэмигрант, бывший чин царской армии, своего рода антитеза будущему Штирлицу.

В сериале «17 мгновений весны» один персонаж – Штирлиц-Исаев --  воплощает в полной мере эти два начала, в нём «рейх» и «русскость» сосуществуют, отчасти споря друг с другом. Половинка «рейха» - это разум, орднунг, мундир. «Русская половинка» -- это чувства, дом, жена.  И, между прочим,  в этом фильме «рейх» побеждал. Может, побеждал потому, что противостояла ему не истинная, исконная, а советская русскость?  Вполне возможно.

Но такие персонажи, все-таки, исключение.  Основной массив советской литературы от таких раздвоений  был предельно далёк, в нём всё было чётко:

врагу (немцам) противопоставлялось сплочённое сообщество советских людей, которые, не будь Гитлера, горя бы вообще не знали. Каждый – от младенца любого пола до старика со старухой был уверен в победе с первого дня войны и мечтал попасть на фронт. На фронт просто рвались всеми силами, шли на обман, подделки и подлоги. Основной заботой военкомов было не пускать в ряды мобилизованных незаконных энтузиастов. В этой благостной панораме особо стояла тема плена. Слово «плен» нельзя было ни произносить, ни шептать, ни думать о нём.

«Мой муж (отец, брат, жених) не пропал без вести! (то есть не в плену), он погиб!» - фраза, с негодованием произносимая персонажем, почти без изменений кочевала из рассказа в рассказ , из романа в роман. Была даже одна история, целиком посвящённая мальчику, который ВЕРИТ в то, что его отец убит, хотя пришло сообщение о том, что он пропал без вести. Мать всеми силами поддерживает в нём эту веру…. Итог счастливый – отец действительно убит.

Удивительно, но часто от нас не отставали и другие – французы, например. Известный рассказ о том, как девушка, которая вынужденно согласилась стать любовницей немецкого солдата, потом утопила рождённого от него младенца, думаю, читали многие.

И всё-таки мы превзошли всех на этой ниве. Наверное, апофеозом патриотической жертвенности стала история, поведанная детским(!) писателем Юрием Яковлевым в рассказе (надеюсь, целиком выдуманном), который называется «Тяжёлая кровь».

(Справка: Юрия Яковлев -- советский писатель и сценарист, автор книг для подростков и юношества, отец известного израильского писателя Эзры Ховкина.)

Произведение это не забыто, его легко найти в интернете. Перескажу его вкратце (это того стоит, поверьте!) Подросший сын сельской учительницы становится подпольщиком и попадается, ему грозит неминуемый расстрел. Мать бросается спасать сына, ей удаётся уговорить немецкого майора, отвечающего за всё это дело, он задерживает исполнение приказа о расстреле и разрешает учительнице забрать одного из приговорённых. Она видит, что сын стоит среди своих одноклассников, то есть её учеников. Учительница в душе героини берёт верх над матерью, она говорит немцу, что её сына среди обречённых нет, а после приведения приговора в исполнение бросается к своему мёртвому ребёнку на глазах у изумлённого оккупанта. Вот такой выбор Софи наоборот.

Понятно, какую цель преследовали создатели подобных произведений. Но эффект достигался обратный , я уверена, для очень многих читателей. Я гораздо лучше понимала оторопь молодого немца, не успевшего стать отцом и вдруг узнавшего о поступке девушки, которую он любил и для которой делал только добро. Я отлично чувствовала потрясённость того майора, на глазах которого, в сущности, мать убила сына. И которому потом многозначительно сообщила: «Я пролила тяжёлую кровь». Не важно, что это были выдуманные истории (скорее всего), достаточно талантливо написанные, они оставались в памяти, отпечатывались на эмоциональной матрице.

Думаю, подобные примеры каждый вспомнит. Очень часто рядом с отечественными фанатичными героями представители вражеской стороны выглядели (парадокс!) более человечными. Они обыденно пугались, злились или радовались – приземлённость, которую им придавали их создатели, оборачивалась им на пользу.

Может быть, сторонний читатель спросит: неужели для автора данного эссе не имели значения шеренги врагов-изуверов, которые прокатывались по страницам военных книг и киноэкранам, оставляя за собой исключительно кровь и огонь? Отвечу: имели значение. Но значение это было с обратным знаком. Я понимала, что это пропагандистское преувеличение, даже ребёнком понимала. Не знала только, в какой степени преувеличение. Сегодня уже ясно – что в очень существенной степени. Но дело даже не в числах.

Если обратиться опять к метафоре  Яковлева  о  «тяжёлой крови», то приходит на ум мысль, что пролитая в той войне кровь разных людей действительно имеет разный вес. Например, немецкая, видимо, легче.  Иначе как объяснить, тот факт, что тысячам сгоревших в Дрездене не стоит памятник в центре города. И тысячам замученных садистами-большевиками  вроде Розалии  Землячки – на Лубянке.