Борис Богатков
(1922 - 1943)
<pre>
НАКОНЕЦ-ТО!
Новый чемодан длиной в полметра,
Кружка, ложка, ножик, котелок...
Я заранее припас все это,
Чтоб явиться по повестке в срок.
Как я ждал ее! И наконец-то
Вот она, желанная, в руках!..
...Пролетело, отшумело детство
В школах, в пионерских лагерях.
Молодость девичьими руками
Обнимала и ласкала нас,
Молодость холодными штыками
Засверкала на фронтах сейчас.
Молодость за все родное биться
Повела ребят в огонь и дым,
И спешу я присоединиться
К возмужавшим сверстникам своим!
1941</pre> <pre>
</pre> <pre>
ПОВЕСТКА
Все с утра идет чредой обычной.
Будничный, осенний день столичный -
Славный день упорного труда.
Шум троллейбусов, звонки трамваев,
Зов гудков доносится с окраин,
Торопливы толпы, как всегда.
Но сегодня и прохожим в лица,
И на здания родной столицы
С чувствами особыми гляжу,
А бойцов дарю улыбкой братской:
Я последний раз в одежде штатской
Под военным небом прохожу.</pre>
Павел Коган
(1918 - 1942)
ВЕЧЕР
Весь город вечер высинил,
И фонари разлучились,
Чуть-чуть глаза зажмуришь -
И стукнутся в зрачки.
Я шел. И мне казалось,
Что фонари те - лучшие
И лучше всех смеются
В прохожие очки.
Я шел, и мне казалось,
Что это очень здорово,
Что это замечательно,
Что на дворе весна.
Я шел, и бессознательно
Я ставил гордо голову,
Я шел, и был уверен,
И очень твердо знал,
Что жизнь - это солнце!
Что жить на свете - стоит!
Что в кровь ко мне залезла
Весенняя гроза,
Что сердце не желает
Сидеть себе спокойно,
Что у моей любимой хорошие глаза,
Что я живу в стране, где
Весна зимою даже,
Где люди, что умеют смеяться и любить.
И я иду. А небо,
Измазанное сажей,
Со мной хохочет вдребезги
И пробует запеть.
<pre>
Нам лечь, где лечь,</pre> <pre>
И там не встать, где лечь.</pre> <pre>
. . . . . . . . . . . . . . . . . .</pre> <pre>
И, задохнувшись "Интернационалом",</pre> <pre>
Упасть лицом на высохшие травы.</pre> <pre>
И уж не встать, и не попасть в анналы,</pre> <pre>
И даже близким славы не сыскать.</pre>
Бригантина.
<pre>
Надоело говорить и спорить,</pre> <pre>
И любить усталые глаза...</pre> <pre>
В флибустьерском дальнем море</pre> <pre>
Бригантина подымает паруса...</pre> <pre>
</pre> <pre>
Капитан, обветренный, как скалы,</pre> <pre>
Вышел в море, не дождавшись нас...</pre> <pre>
На прощанье подымай бокалы</pre> <pre>
Золотого терпкого вина.</pre> <pre>
</pre> <pre>
Пьем за яростных, за непохожих,</pre> <pre>
За презревших грошевой уют.</pre> <pre>
Вьется по ветру веселый Роджер,</pre> <pre>
Люди Флинта песенку поют.</pre> <pre>
</pre> <pre>
Так прощаемся мы с серебристою,</pre> <pre>
Самою заветною мечтой,</pre> <pre>
Флибустьеры и авантюристы</pre> <pre>
По крови, упругой и густой.</pre> <pre>
</pre> <pre>
И в беде, и в радости, и в горе</pre> <pre>
Только чуточку прищурь глаза.</pre> <pre>
В флибустьерском дальнем море</pre> <pre>
Бригантина подымает паруса.</pre> <pre>
</pre> <pre>
Вьется по ветру веселый Роджер,</pre> <pre>
Люди Флинта песенку поют,</pre> <pre>
И, звеня бокалами, мы тоже</pre> <pre>
Запеваем песенку свою.</pre> <pre>
</pre> <pre>
Надоело говорить и спорить,</pre> <pre>
И любить усталые глаза...</pre> <pre>
В флибустьерском дальнем море</pre> <pre>
Бригантина подымает паруса...</pre>
<pre>
</pre>
Георгий Суворов
(1919 - 1944)
Еще утрами черный дым клубится
Над развороченным твоим жильем.
И падает обугленная птица,
Настигнутая бешеным огнем.
Еще ночами белыми нам снятся,
Как вестники потерянной любви,
Живые горы голубых акаций
И в них восторженные соловьи.
Еще война. Но мы упрямо верим,
Что будет день,- мы выпьем боль до дна.
Широкий мир нам вновь раскроет двери,
С рассветом новым встанет тишина.
Последний враг. Последний меткий выстрел.
И первый проблеск утра, как стекло.
Мой милый друг, а все-таки как быстро,
Как быстро наше время протекло.
В воспоминаньях мы тужить не будем,
Зачем туманить грустью ясность дней,-
Свой добрый век мы прожили как люди -
И для людей.
Мы тоскуем и скорбим,
Слезы льем от боли...
Черный ворон, черный дым,
Выжженное поле...
А за гарью, словно снег,
Ландыши без края...
Рухнул наземь человек -
Приняла родная.
Беспокойная мечта,
Не сдержать живую...
Землю милую уста
Мертвые целуют.
И уходит тишина...
Ветер бьет крылатый.
Белых ландышей волна
Плещет над солдатом.
Михаил Кульчицкий
(1919 - 1943)
Мечтатель, фантазер, лентяй-завистник!
Что? Пули в каску безопасней капель?
И всадники проносятся со свистом
вертящихся пропеллерами сабель.
Я раньше думал: "лейтенант"
звучит вот так: "Налейте нам!"
И, зная топографию,
он топает по гравию.
Война - совсем не фейерверк,
а просто - трудная работа,
когда,
черна от пота,
вверх
скользит по пахоте пехота.
Марш!
И глина в чавкающем топоте
до мозга костей промерзших ног
наворачивается на чeботы
весом хлеба в месячный паек.
На бойцах и пуговицы вроде
чешуи тяжелых орденов.
Не до ордена.
Была бы Родина
с ежедневными Бородино.
<pre>
</pre>
Всеволод Багрицкий
(1922 - 1942)
Уходило солнце. От простора
У меня кружилась голова.
Это ты та девушка, которой
Я дарил любимые слова.
Облака летели - не достанешь,
Вот они на север отошли...
А кругом, куда пойдешь иль взглянешь,
Только степь да синий дым вдали.
Средь прохлады воздуха степного
Легких ощутима глубина.
Ветер налетал... И снова, снова
Ясная вставала тишина, -
Это ночь. И к нам воспоминанья
Темные раздвинули пути...
Есть плохое слово: "расставанье"-
От него не скрыться, не уйти.
Одесса, город мой!
Я помню,
Мы вставали на рассвете.
Холодный ветер
Был солоноват и горек.
Как на ладони,
Ясное лежало море,
Шаландами
Начало дня отметив.
А под большими
Черными камнями,
Под мягкой, маслянистою травой
Бычки крутили львиной головой
И шевелили узкими хвостами.
Был пароход приклеен к горизонту
Сверкало солнце, млея и рябя.
Пустынных берегов был неразборчив
контур.
Одесса, город мой, мы не сдадим
тебя!
Пусть рушатся, хрипя, дома в огне
пожарищ
Пусть смерть бредет по улицам твоим,
Пусть жжет глаза горячий черный дым,
Пусть пахнет хлеб теплом пороховым,-
Одесса, город мой,
Мой спутник и товарищ,
Одесса, город мой,
Тебя мы не сдадим!
Ожидание
Мы двое суток лежали в снегу.
Никто не сказал: "Замерз, не могу".
Видели мы - и вскипала кровь -
Немцы сидели у жарких костров.
Но, побеждая, надо уметь
Ждать негодуя, ждать и терпеть.
По черным деревьям всходил рассвет,
По черным деревьям спускалась мгла...
Но тихо лежи, раз приказа нет,
Минута боя еще не пришла.
Слышали (таял снег в кулаке)
Чужие слова, на чужом языке.
Я знаю, что каждый в эти часы
Вспомнил все песни, которые знал,
Вспомнил о сыне, коль дома сын,
Звезды февральские пересчитал.
Ракета всплывает и сумрак рвет.
Теперь не жди, товарищ! Вперед!
Мы окружили их блиндажи,
Мы половину взяли живьем...
А ты, ефрейтор, куда бежишь?!
Пуля догонит сердце твое.
Кончился бой. Теперь отдохнуть,
Ответить на письма... И снова в путь!
Николай Майоров
(1919 - 1942)
Мы
Есть в голосе моем звучание металла.
Я в жизнь вошел тяжелым и прямым.
Не все умрет, не все войдет в каталог.
Но только пусть под именем моим
потомок различит в архивном хламе
кусок горячей, верной нам земли,
где мы прошли с обугленными ртами
и мужество, как знамя, пронесли.
Мы жгли костры и вспять пускали реки
Нам не хватало неба и воды.
Упрямой жизни в каждом человеке
железом обозначены следы -
так в нас запали прошлого приметы.
А как любили мы — спросите жен!
Пройдут века, и вам солгут портреты,
где нашей жизни ход изображен
Мы были высоки, русоволосы,
вы в книгах прочитаете, как миф,
о людях, что ушли, не долюбив,
не докурив последней папиросы...
Нам не дано спокойно сгнить в могиле —
Лежать навытяжку и приоткрыв гробы, —
Мы слышим гром предутренней пальбы,
Призыв охрипшей подковой трубы
С больших дорог, которыми ходили.
Мы все уставы знаем наизусть.
Что гибель нам? Мы даже смерти выше.
В могилах мы построились в отряд
И ждем приказа нового. И пусть
Не думают, что мертвые не слышат,
Когда о них потомки говорят.
Я не знаю, у какой заставы
Вдруг умолкну в завтрашнем бою,
Не коснувшись опоздавшей славы,
Для которой песни я пою.
Ширь России, дали Украины,
Умирая, вспомню... И опять -
Женщину, которую у тына
Так и не посмел поцеловать.
Комментарии