Стромиловское шоссе, 5 — мне назвали адрес общежития, где размещены 400 беженцев с юго-востока Украины. Открываю «Яндекс-карту», потому что такой улицы в Самаре не знаю. И правильно, в общем, не знаю, потому что Стромиловское шоссе, административно принадлежащее Куйбышевскому району, не является ни достопримечательностью, ни просто приятным местом. Нужная остановка общественного транспорта называется странно: «Расширение». Остановка располагается в стратегическом месте: справа дымит нефтеперерабатывающий завод, слева — как раз общежитие. Завод дымит не в метафорическом смысле, а совершенно натурально, а еще много шума и гари производят большие грузовые автомобили, натруженно ползущие по трассе. Бетономешалки плюются бетоном.
«Общежитие завода отделочных материалов» — большая вывеска на двухэтажном кирпичном здании, похожем на ящик комода. К общежитию интимно примыкает автозаправочная станция, и можно непосредственно с шоссе увидеть, что 95-й бензин стоит 34 рубля с копейками. «Есть места для проживания! — бодро сообщает другая вывеска. — Уютно жить, вкусно есть, мало платить».
С торца здания — въезд в промышленную зону. Крашенные в синий ворота, на воротах — желтые гигантские буквы «ПЕНОПЛАСТ». Газовые трубы ветвятся, еще какие-то трубы, диаметром покрупнее и неопрятно утепленные. На разбитом асфальте подсыхают лужи. Поверх толстой трубы сидят люди. Одеты по-домашнему, не все по погоде (прохладно). Между автомобилей с украинскими номерами бегают дети. Есть совсем маленькие, они под наблюдением матерей развлекаются в более безопасном месте — на крыльце общежития. Ползают по ступенькам. Смешно шагают, толкая впереди собственные коляски.
Из общежития выходит светловолосая женщина в цветастой юбке. Ее сопровождает сын — хмурый подросток в камуфляжной куртке. Они из Славянска. Сначала попали в лагерь для беженцев под Донецком, лагерь был переполнен — втрое больше народу против расчетного количества. Поэтому стремились быстрее уехать, было уже все равно — куда. Предложили Самару. Никогда раньше здесь не были, не очень даже знали, где этот город расположен. Оказалось — на Волге. С работой неплохо: устроилась на «Стройфарфор», ездить только далеко. Сын в техникум пойдет. Вот сейчас как раз отнесут документы. С одеждой хорошо, женским и детским просто завалили, просто завалили! А вот мужского почти ничего нет, но все равно спасибо. Просто люди приезжают, обычные люди, приносят все. Спасибо!
Пожилая женщина с красивым морщинистым лицом настроена не так оптимистично. «Нина Степановна», — представляется она. Из Луганска. Сын — ополченец, воюет, ранен в руку.
В левую руку, рана загноилась, положили дренаж. Он дренаж вытащил и выбросил. На колени становилась, просила поехать в Керчь, сделать операцию. Сказал: «Не время». Одним днем в город вошли танки, на другой начались зачистки. Их с мужем, как родителей бойца, вывели из дома и повели. Говорили, что пытать. Из дома все вынесли — даже мужское белье, даже старые компакт-диски. Они бежали. Теперь вот здесь.
Сначала велели переводить документы с украинского на русский за свой счет. Стоит 5 тысяч рублей. Откуда взять 5 тысяч? Пока не дозвонилась до губернатора и главы района, так и требовали. Но после звонка приехали, ничего, сейчас переводят, и документы будут готовы. Кормят-поят, врачи смотрят. Принесли вчера список сел, где могут принять беженцев, чтобы изба, чтобы поселиться и работать. По селам нужно звонить. Денег опять-таки нет. Как совершить звонок, не совсем ясно. Хочется устроиться на каком-нибудь месте. Предлагают летние домики на турбазе. Но ведь зима же впереди. Будет холодно в летнем домике. В общежитской комнате двухъярусные кровати, вмещают шесть человек.
«Это у вас шесть, а у нас вообще 13», — говорит женщина с милым встревоженным лицом. Тринадцать человек в комнате, две семьи. Еще повезло, потому что семьи родственные — сестра с детьми, мама. Мама вот тут, рядом, нянчит на руках младенца в голубом костюмчике и самовязанных носках. Женщину зовут Алла, они приехали из Стаханова, Луганская область. У Аллы двое детей, старшему сыну тринадцать. Устроился на работу, помогает. Пятьсот рублей в день приносит. С 1 сентября, конечно, школа. Тут, неподалеку, 115-я, что ли. Сама Алла тоже поступила на завод, на линию по производству пластиковых стаканчиков. Двенадцать тысяч в месяц зарплата; маловато, конечно, снять собственное жилье не получится. Памперсы и детское питание выдают, прививки на днях делали. Воздух только здесь грязный, дети кашляют, все разболелись буквально. Уехать бы в деревню какую, сами бы отремонтировали избу, сами бы все. С другой стороны — говорят, работы там нет, в деревнях. «Мы, украинцы, любим работать, так же как и вы, русские, — говорит Алла, улыбаясь. — Мы же братья».
Аллин муж еще на Украине. И Аллин брат. Боеспособные мужчины. Рады, что их семьи теперь в России. «Хотели Донбасс поставить на колени, — говорит Алла с неожиданной яростью, — так мы не позволим!» Ее милое лицо пылает. Кто это сказал, что в гражданской войне никогда нет правых и неправых? Просто ты в один момент присоединяешься или к белым, или к красным. Или к черным, или к коричневым.
У подъезда тормозит автомобиль, выходят люди, несут в руках пакеты, набитые чем-то ярким. Пачки печенья, чай. «Гуманитарка приехала», — говорит Алла. Она уже успокоилась. Разгладила лицо. Дети с визгом падают с крыльца, сразу все, сверху коляска самого мелкого и трехколесный велосипед. Аллина мама с младенцем на руках наводит порядок, младенец удивительно молчалив. Пожилой мужчина закуривает, поднимаясь с трубы. Второй остается сидеть, занеся карандаш над кроссвордом. У автозаправки недлинная очередь из «Мерседесов». Преимущественно темных тонов.
Автор: Наталья Фомина
Комментарии