Асимметрия польско-русских отношений: исторические причины и современные проявления

Заметила сейчас, что тема Украины муссируется  постоянно и везде . Однако, за пространными размышлениями о москалях, финно-уграх и прочей красоте от наших западных соседей скрывается совершенно другая нация. И нация эта настолько для нас незаметная, что мы даже не воспринимаем, в большинстве своем, ее серьезно. Впервые столкнулась с этой статьей по учебе. Возможно, кому-то она также покажется интересной. Привожу здесь в усеченном виде. Полное исследование можно прочесть по ссылке

Асимметрия польско-русских отношений: исторические причины и современные проявления

Автор: Олег Неменский

Россия и Польша – страны, для которых отношения друг с другом – важнейшая сторона всей истории. Однако этим взаимоотношениям свойственна одна странная особенность – они очень несимметричны. Так или иначе, это свойство сводится к констатации: Россия для Польши значит несопоставимо больше, чем Польша для России. Такая ситуация сложилась издавна и воспринимается как самоочевидная в обеих странах. Но есть и другая асимметрия, замечаемая реже, – поляки в этих отношениях всегда активнее. Это проявляется и на международном уровне, это же можно заметить в любой сфере контактов, в том числе и на всевозможных круглых столах представителей двух народов. И дело не столько в инициативе, организации и проведении мероприятий, сколько в том, что тон, проблематику и нормы политкорректности польско-русских контактов задаёт именно польская сторона. Сам дискурс наших отношений традиционно формируют поляки, русские же лишь участвуют в нём.

Наверное, более глубокая и действительно важная причина такого характера польско-русских отношений кроется в исторической памяти и идентичности наших народов. Именно в историческом самосознании Россия для Польши означает гораздо большее, чем Польша для России. Собственно, для русской идентичности Польша не очень-то и важна: её может и не быть, она лишь некоторая историческая помеха для государственного развития, и то скорее из учебников истории – такая же как, например, Швеция. Ну, сейчас вот тоже вроде как мешает – отношениям РФ с Евросоюзом. Однако русскому человеку не надо думать о Польше, чтобы быть русским – русские вообще редко о ней что-либо думают. Это, кстати, понимают и многие поляки: «Россия нас не замечает», – банальное утверждение для польских рассуждений об отношениях с Россией. Для поляков же Россия – важнейшее Другое, через образ которого строится всё самоопределение и всё восприятие истории. Сама польская идентичность ставит поляков в активное отношение к России и всему русскому.

Опять же, когда говорят о польском самосознании в его отношении к России, традиционно характеризуют его только с одной стороны – как страх. Страх «перед агрессором». И это чувство, несомненно, так или иначе свойственно полякам. Однако страх по природе своей пассивен и не он определяет направленность польского самосознания к России. Есть и другая сторона, о которой в России почти не говорят, но которая имеет для польской культуры, польской идентичности гораздо большее значение: это мессианизм. Польский культурный комплекс мессианизма в отношении всего пространства на восток от Польши.

Всё это пространство – русские земли – в польской культуре получило наименование «Востока». Это понятие сыграло  принципиальную роль в  формировании образа России и имеет ключевое значение для традиции польского мессианизма. Оно же важно и для понимания восприятия России на Западе, ведь столетиями Западная Европа получала информацию о России главным образом через польское посредство.

Отношение польской культуры к территориям на востоке складывалось долго, но в целом сложилось в XVI веке и после этого лишь воспроизводилось в новых условиях. В первую очередь оно было связано с процессом инкорпорации территорий Великого княжества Литовского, Русского и Жмудского: от неудачных попыток объединения в начале века при короле Александре до аннексии большей его части в 1569 г. и заключении вслед за этим государственной унии с его остатком. Также стоит упомянуть и политику религиозной экспансии, закончившуюся к концу столетия запретом православного вероисповедания посредством Брестской церковной унии. Непосредственной стороной всех этих событий было втягивание Польши в почти постоянный военный конфликт с Московским государством, стремившимся к воссоединению русских земель. Когда в начале XVII века Польша вторглась в его территорию и даже смогла временно подчинить столицу, у неё уже было очень цельное представление о том, что за народ здесь живёт, чем являются все эти земли и каково должно быть их отношение к Польше.

Именно в XVI веке все русские земли получили в польской культуре наименование «Востока» («Wschód»).

«Восток» для поляков понятие, применимое только к ним. Для обозначения исламских или дальневосточных стран требуется добавление вроде «Ближнего Востока» или «Дальнего Востока». «Восток» просто, без конкретизации – это только русские земли, то есть Украина, Белоруссия и Россия – так сложилось в XVI веке и так сохраняется до наших дней. Такое наименование имеет большие культурные корни и вовсе не отражает географическое положение Руси на восток от Польши. «Востоком» могут быть и южные страны. Не связано оно и с определением «восточного христианства».

Восток – понятие не географическое, а культурное, основанное на «неискоренимом различении западного превосходства и восточной неполноценности». При этом Восток – это всегда испорченное отражение Запада.

Уже с XVI века в польской публицистике и историописании о «Московии» мы можем видеть все основные черты такого «ориентализирующего» мышления. В не меньшей степени оно проявлено и поныне в любой польской статье или книге о России. Согласно этому идейному комплексу, западные и восточные люди различаются тем, что первые «рациональны, миролюбивы, либеральны, логичны, способны придерживаться реальных ценностей, лишены природной подозрительности; последние не обладают ни одной из этих черт». При этом все эти описания имеют крайне мало отношения к самим культурам «Востока», в данном случае к русским и России – но они нужны для самоопределения Польши и польскости.

К XVII веку поляки резко отделили Россию от Европы, изобретя идеологию её азиатскости, т.е. ориентальности. Интересно, что прежде на европейских картах Европы Московское княжество обыкновенно обозначалось на европейской территории, как одна из европейских стран, но с конца XVI века появилась граница Европы по восточным пределам Речи Посполитой – далее шла Азия, совокупная Тартария. Впрочем, для поляков существовал и Восток в границах своей страны – это Кресы, восточные территории, то есть старые русские земли, ставшие территорией польской колонизации и населённые теми же «схизматиками». Восточные Кресы – это пространство польской экспансии, пространство распространения польской культуры. Захват власти в Москве в начале XVII века был лишь дальнейшим расширением колониального господства на Востоке.

Во второй половине XIX века к прежним понятиям о России как «Востоке» добавляются новые, связанные с постепенным утверждением в польской и западноевропейской культуре расовых теорий превосходства. Франтишек Духинский разработал подробную концепцию расовой неполноценности московитов, являющихся грязнокровками благодаря смеси славянских кровей с финно-угорскими и татаро-монгольскими. При этом он отказал русским в принадлежности к арийцам-славянам, определив их в «туранские народы», которые, вследствие своей расовой природы, ведут кочевой образ жизни и слабо подвержены воздействию европейской культуры. С цивилизаторских задач польская мысль всё более переключалась на необходимость противостояния России как миссии по защите Европы.

Этот комплекс идей снова был актуализирован уже в ХХ веке, когда «Польша дважды спасла Европу от российского коммунизма» (имеется в виду польско-большевицкая война 1920 г. и события 1980-х гг.). Для межвоенного периода был характерен своего рода консервативный ренессанс, когда старые польские политические доктрины о Востоке получили новое воплощение в реалиях независимости от России и контроля над Кресами. Появляется осознание «благородной ягеллонской идеи» как основной характеристики восточного направления польской политики: освоение Востока, цивилизаторская миссия введения Кресов в лоно европейской культуры, жёсткое противостояние с Москвой. Эта концепция противостояла «пястовской идее» спокойных границ на востоке и противостояния с Германией, которую отстаивали национал-демократы.

Очень важно отметить, что традиция польского мессианизма, жёстко ориентируя Польшу на «Восток», одновременно фактически блокирует адекватное восприятие России в польской культуре. Россия для поляков – это антипод Польши, это выражение всего того, что осознаётся негативно и осуждается. Такой образ глубоко укоренён в сознании и к реальности отношения почти не имеет. В каком-то смысле жители отдалённых от России стран (возьмём, к примеру, Францию) знают её культуру и чувствуют её своеобразие гораздо лучше, нежели поляки, для которых реальная Россия всегда закрыта Россией собственной, то есть той Россией, которая существует в польской культуре как негативный образ себя. Этот образ имеет основания только в польском самосознании и с реальностью никак не соотнесён. Зато именно такой образ России как анти-Польши Варшава транслирует на Запад, претендуя на роль «эксперта по России». На самом деле в Польше Россию знают гораздо хуже, чем в других странах Европы, и причиной этому – сложный культурный комплекс понимания России как «Востока» в польской культуре.