Их унизили...

Лев Шлосберг. Фото: «Псковская губерния»

— Вы — человек очень яркий и публичный. Депутат «Яблока» и журналист. С одной стороны, вы активно участвуете в политической жизни, а сейчас — и в избирательной кампании в Псковской области. С другой — именно вы одним из первых узнали о гибели псковских десантников в Украине, первым сообщили об этом, затем получили доказательства — в виде записей разговоров бойцов 76-й псковской дивизии ВДВ — о боях на территории Луганской области и потерях. Вы все-таки связываете с этим нападение, совершенное на вас 29 августа?

— Всегда нужно говорить о версиях. Это важно, даже когда есть версия, которая выглядит наиболее вероятной, всегда нужно учитывать, что может быть и другая.

В стране создана атмосфера высочайшего уровня ненависти и вражды. Совсем исключать вариант, что просто объявились бандиты, которые на фоне этой благоприятной среды сами приняли решение и сами его исполнили, я тоже не могу. Но — на мой взгляд — он маловероятен. Потому что все выглядело достаточно подготовлено и не спонтанно. Эти люди не просто меня случайно встретили, они были хорошо подготовлены к исполнению своей задачи. Они, безусловно, знали, кого они ждут. Знают, как бить людей. Я сразу потерял сознание, не оказал никакого сопротивления и никого не видел. Я не думаю, что когда-нибудь в жизни я вспомню, как это было. Даже если этих людей найдут, и мне их покажут, и они укажут точно место, где это произошло, едва ли в этой части моя память что-то выдаст.

Основная версия нападения остается прежней — это реакция людей, которые непосредственно связаны с организаторами тайных отправок российских военнослужащих в Украину. Это люди, которые занимались не только организацией отправок, но и отвечали за режим закрытости этой информации. Безусловно, то, что мы опубликовали, нанесло по этим людям очень сильный удар. Но я не могу предположить уровень принятия решения. Или это круги, связанные с нашей 76-й дивизией? Или круги, связанные с командованием ВДВ? Тот человек, который принял в данном случае политическое решение, — это не исполнитель. Я даже думаю, что исполнителей искали посредники того человека, который решил сделать именно так, а исполнителей он мог и не знать. Это моя гипотеза.

— Позвольте возразить. Даже сейчас, здесь, в больничной палате, видя, насколько вы вовлечены в избирательную кампанию, заняты политической работой, а по всей стране «Яблоко» сейчас пытаются не допустить до выборов, не исключено, что и вас таким образом выкинули из этой борьбы. Устранили физически.

— Нет, это никакие не выборы. Выборы губернатора давно уже закончились, не начинаясь. И людей, которые были бы заинтересованы таким образом влиять на бывших участников избирательной гонки, — нет. В этом нет никакого смысла. Я думаю, что версия, наиболее предполагаемая всеми, — ближе всего к действительности. Скорее всего, это политический ход, и на него решились люди, которые по определению, в силу своих должностей и статусов, являются политиками. И это опаснее. Нет защиты от дурака. Но спланированная политическая акция — это еще печальней.

Я не верю ни в какой заговор непосредственно среди военных. Рядовые военнослужащие знают правду, знают, что идет война, что их боевые товарищи находятся в Украине, совершенно неподготовленные к войне, и гибнут не только потому, что там военные действия, но и потому что у них — большие проблемы с боевой готовностью. Их накрывают просто на месте расположения. Они несут колоссальные потери. Понимают, что их обманывали, говоря о каких-то учениях. Этим военным нужна правда. Им нужна защита. Им нужно, чтобы, если — не дай Бог — что-то угрожает их жизни и они погибают, — то быть уверенными, что они погибли на войне, как солдаты, и что государство заплатит их родным все положенные компенсации. Честные вояки не могли быть организаторами нападения. Им, наоборот, нужна была политическая открытость военного действия. Я объясняю многим неармейским людям одну простую вещь: армия готова воевать честно где угодно. Представим себе безумный вариант развития событий, но честный: Россия объявляет Украине войну. Официально. Президент, Совет Федерации принимают решение. И 76-я псковская дивизия получает боевое задание: взять Киев, взять Донецк. Несет потери, но чувствует официальную поддержку — для армии это правильно. А в данной ситуации их не просто обманули — их унизили. Очень многие общающиеся со мной офицеры возмущены именно этим. Они — военнослужащие. У них есть главнокомандующий, есть министр обороны, есть командующий войсками ВДВ, есть командир дивизии. И когда они воюют, а всё, что над ними, публично лжет, — это унизительно. Все уже понимают, что произошло. А командующий ВДВ Шаманов заявляет, что «в  нашей 76-ой дивизии никаких боевых потерь нет». А парни, похороненные в Выбутах, какие потери? Случайные? Или все это можно списать на то, что лес рубят — щепки летят? Это что у нас — щепки?

—  Но при этом мы знаем, что сами десантники звонили женам и просили: «никому ничего не говори» или «всем говори, что все хорошо, я жив, здоров», просили удалить страницы в соцсетях. Это как объяснить?

— Это действует страх. Когда бойцы оказываются в зоне боевых действий, они находятся в опасности. Я думаю, что с ними работают особисты. Они объясняют военнослужащим юридическую незаконность их нахождения там, вне зависимости от того: подписывают они липовые контракты или вообще перестали уже об этом думать. Я охотно верю, что может сидеть кто-то и ставить подписи за 25 человек о том, что они уже вышли из состава российских вооруженных сил и стали добровольцами, их нанял какой-нибудь условный Стрелков для того, чтобы защищать псевдогосударственные образования. Бойцы узнают, что они оказались в неправовом поле и что любые доказательства их нахождения там могут нанести им вред. Они в общих чертах знают Уголовный кодекс и знают, что участие в боевых действиях на территории иностранного государства без законного приказа — это уголовное преступление, срок — до 7 лет лишения свободы. Я думаю, что так их «заинтересовывают» исчезнуть из поля общественного внимания.

Такое ощущение, что какой-то «военный» штаб получает информацию из какого-то Путин-ТВ. Смотрят Первый, второй канал, НТВ, и из этого у них складывается картина мира. Не только политическая, но и военная. Они считают, что там, на стороне украинцев, воюют 15 бандеровцев, вооруженных винтовками Мосина, и все, что нужно сделать для осуществления боевой задачи, — проехать 20 км на БМД. При такой ошибочной оценке ситуации люди гибнут. Командующие словно не понимают, что украинская армия — какая-никакая, но армия, она защищает свою страну и законно действует на своей территории. Им это все, похоже, неизвестно.

Кроме того, ценность жизни российского военнослужащего остается ничтожной. Для меня совершенно очевидно, что суммарные потери России на Украине велики. Но политики и командиры считают, что возможно залить огонь войны кровью наших солдат и попытаться это скрыть.

В советское время пытались скрыть Афганистан, Вьетнам, что-то еще, и то не очень получалось. А с сегодняшним глобальным развитием информационных технологий, когда люди в любом случае без общения не останутся, это как? Ну отняли мобильные телефоны, заставили удалить страницы «ВКонтакте» — но это ничего не гарантирует. Однако командующие искренне считают, что интернет полностью контролируем. Они не понимают, что информация сейчас, при таком количестве источников, абсолютно всепроникаема. Ее невозможно остановить.

— Когда вы узнали о первых погибших псковских военнослужащих?

— Первое псковское подразделение, которое оказалось в Украине, — военнослужащие спецназа.

Первые боевые потери были в июле, я о них услышал в первой половине июля: тогда в Псков пришел первый «груз 200». Это был знак — война началась. Закончились маневры. Война начинается с погибших. Пока нет погибших — это маневры. Зная специфику спецназа, я понял, что их направили туда для выполнения специальных функций. Но тогда еще не шла речь об отправке дивизии. Дивизия — это другие силы.

Первая сводная бригада 76-й псковской дивизии в составе 1000 человек была отправлена в Ростовскую область 15—16 августа. Прямо с учений. Им даже не дали зайти домой. Некоторые подразделения дивизии находились на учениях на территории других областей и были отправлены сразу оттуда.

Слухи об отправке дивизии поползли по Пскову в те же выходные — 16—17 августа. Отправить 1000 человек из города, где живет 200 тысяч человек, и думать, что все поверят, что они поехали в лес за грибами, — это надо быть полными идиотами. Над Псковом постоянно летают самолеты. Если что-то делается вне обычного цикла — скажем, полетели не на полигон в Кислове, а в другую сторону — весь город об этом тут же знает. Да и как надеялись замаскировать самолеты Ил-76? Скрыть это было невозможно. Не было никаких официальных подтверждений. Но люди почуяли войну. Никакими приказами Минобороны народное чутье уничтожить невозможно.

А через несколько дней пошли слухи, что есть погибшие. По информации от офицеров, дивизия получила список невозвратных потерь 20 августа. Это было очередное секретное сообщение: дивизия понесла потери. Очень большие. Мы не можем сейчас назвать точное число, но речь идет о десятках погибших. Эти люди — со всей России.

Первое, что сразу пришло в голову, — март 2000 года, Чечня, гибель 6-й роты 104-го полка. Из 90 военнослужащих тогда погибли 84. Из них из Псковской области — 30. При таком количестве погибших скрыть масштаб невозможно. Но и тогда неделю военные молчали, однако потом признали все и полностью подтвердили списки погибших.

Сегодня совершенно другое — отрицание боев, отрицание потерь, отрицание самого факта нахождения российских военных за пределами России. Масштаб лжи за 14 лет вырос на несколько порядков. Если тогда это была ведомственная ложь, основанная на страхе чиновников за свои должности, то сейчас это глобальная политическая ложь. Люди, которые организовали это безобразие, понимают: все, что делается на Украине с российскими вооруженными силами, — это с юридической точки зрения преступление.

Информация о потерях рано или поздно все равно распространилась бы. Можно было скрыть гибель одного, двух человек, но не десятков. До какого-то момента командиры искренне считали, что все скрыли. А потом пошли информационные сбои. Когда жена Леонида Кичаткина опубликовала в Сети информацию о месте похорон, ее быстро нашли, страницу супруга  уничтожили, ее страницу «ВКонтакте» заставили переписать, телефон отобрали и передали посторонним людям, которые распространяли ложь.

— Как вы узнали о гибели и похоронах Леонида Кичаткина?

http://issuu.com/novayagazeta/docs/novgaz-pdf__2014-095n?e=3174214/9188571
^{Репортаж «Новой» с похорон десантника Леонида Кичаткина. Номер от 27 августа 2014}

— Во-первых, мы успели увидеть информацию «ВКонтакте» на странице жены Леонида. Во-вторых, 24 августа мне прислал письмо мой друг — сослуживец Кичаткина и попросил быть на его похоронах. Я и так думал идти, но письмо меня убедило. Мы с журналистом газеты «Псковская губерния» Алексеем Семеновым решили туда поехать — на кладбище в Выбуты. У нас была полная уверенность, что после утечки информации изменят или место, или время похорон. Мы готовились увидеть пустое кладбище, но приехали и попали на прощание в церкви Ильи Пророка.

Я мог приехать в Выбуты и другим образом — на могилы к своим близким знакомым. У меня есть там похороненные друзья. Но я решил, что я должен приехать, не скрываясь. Я депутат, я не должен действовать тайно. Я понимал, что меня узнают. Но никто никогда не объявлял Выбуты секретной территорией. Выбуты — это историческое место. Церковь Ильи Пророка. Старое кладбище. Место, где прощаются с людьми. Как оно стало закрытым? Даже во время похорон это совершенно недопустимо.

В церкви ко мне подошел капитан. Сказал: «С вами хочет поговорить старший». Старший был в плащ-палатке, погон я не видел, но рядом с ним стояли его подчиненные — подполковники. Видимо, «старший» был полковник. Он сказал: «Я вас знаю». Я ответил: «Естественно». Показал удостоверение депутата Псковского областного Собрания. Он сказал, что семья никого не звала на похороны. Я ответил, что как депутат решил быть здесь. Старшего ответ не устроил. Он дал охране приказ: «Задержать его». Я сказал: «Вы не можете меня задержать, я депутат». Он обратился к полицейскому. Тот проверил мое удостоверение и сказал военным: «Он действительно депутат. У вас нет права его задерживать  и обыскивать без санкции прокурора области». Эта информация военным внушила доверие. Я отказался общаться с полицейским в присутствии военных. Мы отошли на 3—4 шага. Он спросил: «Как вы здесь оказались?» Я объяснил: это мое право — здесь быть, это важно для общества. Тогда он ответил: «Вы видите, они не хотят вас видеть». Это была не служебная фраза, а пожелание безопасности. Он не сказал буквально, но дал понять, что есть пределы его возможностей. Я сел в машину, ждал Алексея, подошел какой-то офицер и еще раз мне сказал: «Вам не стоит здесь оставаться».

Я заметил, что возле церкви были очень своеобразные ребята, молодые, до 30 лет, в спортивной одежде, без цветов. Они не были похожи на бывших десантников. Они все были кавказской наружности. Они вели себя очень агрессивно. Они явно ждали какой-то команды. Но команды не поступило.

Агрессивная реакция военных, понимание, что сюда попал чужой человек, который увидел то, что увидел, и понял то, что понял, — для них это был прокол. Их реакция совершенно понятна: они допустили свидетеля, который был для них невозможен. Даже то, что я увидел за эти 7—10 минут, было для них недопустимо.

— Как к вам попали шокирующие аудиозаписи разговоров непосредственных участников боевых действий на территории Украины из 76-й дивизии ВДВ? Насколько вы доверяете им?

http://issuu.com/novayagazeta/docs/novgaz-pdf__2014-096n/3?e=3174214/9188635
^{Выпуск «Новой» от 29 августа 2014. Справа — разговор с женой пропавшего десантника 76-й роты.}

— Полностью. Они абсолютно подлинны и достоверны. Я это знал достоверно и точно. Аудиозаписи разговоров бойцов мне передали действующие военнослужащие 76-й десантно-штурмовой дивизии в надежде на то, что это поможет остановить войну или хотя бы предотвратить новые жертвы среди наших бойцов на Украине. Это люди, которые ТАК воевать не хотят. Они не могут не выполнять приказ, но они не хотят воевать ТАК.

Участники разговоров сказали прямым текстом: если мы это опубликуем, возможно, мы кому-то спасем жизнь. Я очень надеюсь, что обнародование и распространение этой информации кому-то действительно спасло жизнь. 29 августа не состоялась отправка новых 1000 военнослужащих из 76-й псковской дивизии в зону АТО. Хотя люди уже сидели и продолжают сидеть на чемоданах.

— Судя по этим записям разговоров военных, возможно определить потери 76-й дивизии в Украине?

— Мы не знаем точное число погибших, и они (участники разговоров. — Н. П.), судя по всему, не знают, но это, без сомнения, — десятки военнослужащих. Один из участников этих разговоров после боя помогал собирать и грузить тела погибших товарищей. Из этих записей я старался понять масштаб случившегося. Записи свидетельствуют, что командования полка на месте боя не было, бой не управлялся, у десантников не было связи…

Стенограммы аудиозаписей, выложенных в Сети и опубликованных в последнем номере «Псковской губернии» от 2 сентября, сокращены. В оригинале они подробнее, и там, конечно, называются все имена. На основании этих записей, фактически — документальных свидетельств, я готовлюсь 8 сентября направить обращения в Главную военную прокуратуру и министру обороны.

Псков

P. S. Фото предоставлены редакцией газеты «Псковская губерния».