Августа вторая половина, вторая половина дня,
Залитая солнцем луговина, комарино-стрекозья толкотня.
Медленно скользящая лодка, мелкая теплая вода.
Если что-то значит слово «кротко», то это да, ему сюда.
Будто все затем и рождалось, чтоб долго и тихо увядать,
А я, смешавши зависть и жалость, явился все это увидать.
Жизнь моя, позднее лето, тающий запас, тихий час!
И если я так люблю все это, чувствуя ваш прицельный глаз,
Чуя вонь вашего расцвета и видя весь ваш иконостас, —
То как бы я любил все это, если бы не было бы вас!
И я бы умолк на этом месте, будь мне, к примеру, двадцать шесть —
Вокруг и тогда хватало жести, но это была другая жесть.
А если б вошел я, против правил, в ту же реку десять лет спустя —
Тогда бы, наверное, прибавил, слезою невольною блестя,
Что этот миг теплого покоя — всего запятая перед «но»,
А дальше начинается такое, которое любить мудрено:
Дробный бег поезда за лесом, осеннее «налетай, братва»,
Идиллия сперва сдана бесам, потом укрыта снегом и мертва.
Ветер по пустому перрону свищет все громче, все лютей.
Поистине, как любить природу, если бы не было людей?
Я всю эту книжку-раскраску из охры, свинца и синевы
Нахваливал только по контрасту: угрюмо, но все-таки не вы.
Я вряд ли бы так любил все это, не помни я, какие вы есть.
И это реверанс от поэта, которому стало тридцать шесть.
А нынче, когда вы так горазды везде распространяться, как газ, —
Я думаю: все-таки без вас бы. Лучше бы все-таки без вас.
А то, вспоминая вашу лажу, я даже на этом берегу,
Даже и дачному пейзажу по-прежнему верить не могу.
Идиллию видишь? Разуверься. Все маска, искусное вранье.
Мне видится теперь изуверство в юродивой кротости ее.
Все маска, цветущая ловушка, и даже серебряная нить
Летит над кустами, потому что иначе тебя не приманить.
И все эти отмели и плесы на сонной августовской реке
Похожи на пьяные слезы убийцы в ночном кабаке.
Не жалко никого. Потому что, где раньше была благая весть, —
Мне видится ловушка, ловушка. Так я говорю в сорок шесть.
Через десять лет, вероятно, — граница не так уж далека, —
Все уже мне будет понятно! Подумаешь, река — и река.
Я в ней постепенно растаю. В эту рыжину и свинец
Я уже полвека врастаю — должен же врасти наконец.
С годами, к несчастью или к счастью, — смирение, охра, рыжина —
Я стану, как и все, твоей частью. А часть дара речи лишена.
Комментарии