Тихий час...

Платье висело в шкафу, вернее, даже не висело, а «стояло» на вытяжку, каждой своей отутюженной складочкой проявляя готовность рвануть из тесного шкафа навстречу долгожданному празднику. Оно и куплено было к случаю. К встрече однокашников, выпускников второго медицинского института. Несколько лет не ходила она на эти встречи - не складывалось. А тут решила: пойдет. Если, конечно, ничего не помешает... Она знала, что может помешать, но гнала от себя черные мысли. И платье купила этим черным мыслям назло. Назло черным мыслям белое платье. И мысли отступили как будто, и праздник уже совсем приблизился к ее истосковавшемуся в буднях сердцу. А в самый канун встречи позвонили. Уже протягивая руку к телефонной трубке, она знала, что услышит. И услышала:
- Это дежурная сестра. Настенька умерла. Родителям уже сообщили.
Она отключила телефон, накинула на дверь цепочку и - заплакала. Нет, сначала еще несколько минут продержалась, пока заталкивала свое белое платье, уже приготовленное для торжества, обратно в шкаф. Заталкивала торопливо, подальше от глаз, между серым повседневным костюмом и давно вышедшим из моды, но почти новым плащом. Теперь она его уже никогда не наденет, это платье. Отныне смерть Настеньки впечаталась в него, в его белый цвет. Как ругала ее потом и, наверное, была права давняя подруга по институту:
- Ну, ты даешь! Ты же врач, да еще какой, гематолог, у тебя работа такая: спасать тех, кого можно, а кого нельзя... Кого нельзя спасти, Надежда! Ты же знала, что этот ребенок приговорен, знала же, знала! Это, если хочешь, непрофессионально. Ты очень хороший врач, это все говорят, но ты должна, обязана отделять себя от работы. Если ты будешь оплакивать каждую в твоей жизни Настеньку, то загнешься. В кои-то веки собрались, так весело было, разошлись уже под утро, так ты много потеряла. Знай: на тебя все обиделись, обещала прийти и не пришла.
-------------------------------------
Она слушала, как кричала в телефон взбудораженная ее вероломным поступком однокурсница, и соглашалась с ней. Да, так нельзя, да, она детский гематолог, и в ее практике такие случаи неизбежны, да, она загнется, если будет оплакивать каждого умершего в отделении ребенка, да, это непрофессионально, да, да, да... Но она не может по-другому. Пробовала, убеждала себя, а кончалось всегда одинаково: пузырьком с валерьянкой, головной болью, пустотой в душе, а еще злостью на себя, что вот уже сколько лет, а она не может привыкнуть...
---------------------------------

Она зашла утром в палату к Руслану, привычно достала из-под одеяла его ладошку, нащупала пульс.
Но, взглянув на мальчика, поняла: до вечера не доживет. Через два часа на громыхающей каталке накрытое простыней тело увезли в анатомичку. Это был первый умерший в ее отделении. А под сердцем бился и заявлял свои права тоже первый. Наутро он испугался Надиной беды и раздумал встречаться с жизнью. Пожилая акушерка только руками развела:
- Вам бы, милочка, поспокойней быть. Разве можно все принимать так близко к сердцу...
С тех пор эти два события завязались в один тугой узел. Память не отделяла их один от другого и сослужила недобрую службу в будущем. Спустя время у нее в отделении умирает ребенок, а ночью она вновь повторяет уже проторенный однажды путь: скорая, врач, вразумляющий быть поспокойнее, отчаяние, рвущее на части сердце, потому что вновь только что зародившаяся жизнь обрывается, не выдержав чужой смерти. После нескольких попыток прорваться к материнскому назначению, она понимает, что ей эту вершину не одолеть. Понимает как врач, что надеяться ей уже не на что. И еще понимает: надо уходить из отделения. Ей не привыкнуть к грохоту каталок, стремительно уносящих детей в вечность, ей не одолеть науки «быть поспокойнее», не отделить себя от работы, не отделяется почему-то. Напротив, нити ее личной жизни и ее работы переплелись так премудро и так насовсем, что только рвать их, рвать с болью и окончательно. И она рвет.
-----------------------------------
- Тетя Надя, все говорят, я умру скоро, а как это, что такое "умру"? - бледная девочка на больничной койке доверчиво смотрит в ее глаза.
- Понимаешь, - она присаживается на краешек кровати, - у нас в отделении есть тихий час. Это когда дети обязательно должны отвернуться к стенке и поспать. Ты же знаешь, что такое спать? Знаешь. Вот и здесь так же. Ты уснешь, это такой тихий час. Очень тихий час...
- Понятно, - девочка облегченно улыбается, - это просто тихий час.
---------------------------------
Тихий час. Маленький ангел дождется своего тихого часа, и ничто не изменится на земле. Великие катаклизмы и великие подвиги, великие интриги и великие предательства - все будет идти своим чередом, в спешке, в неразберихе, в календарном калейдоскопе будней и праздников. Только место маленькой любознательной девочки в больничной палате займет другая маленькая девочка и тоже обратит к тете доктору свои доверчивые глаза. И доктор станет бороться за ее жизнь, забыв про отдых, про собственное здоровье, про собственные силы …
Комментарии
И - всё...
Что может быть страшнее и нелепее смерти ребёнка?
А в остальном... я тоже похоронил двухлетних двойняшек, знаю, что это такое... Теперь - искупаю...
Бога нет.
--------------
Прежде всего человек портит отношения - САМ СЕБЕ, своей душе и сам с собою воюет, со своим духом, душою, а теперь еще и со своим телом.. .
Доктор...-не Господь Бог...,а
всего лишь его помощник..,
причём отнюдь не всесильный...!
Терять ребёнка, если ещё вдруг первого, в любом случае больно очень.
Испытание не из лёгких.
Первый раз читаю ваше творение. Понравилось - интересно изложено
Нет, не косноязычен.
Пока, Алексей.
От кого: Коллектив родителей и врачей РДКБ <mail@change.org>
Жалко мне таких врачей, как в статье, ох как жалко... А иначе быть не может. Иначе - это уже не Врач, а просто врач... и то, если повезет.
Про деток даже говорить не стану, нет слов у меня...
Рассказ больше фантастический. Возможна я цинична - но слишком много я их видела, да и всю жизнь медики окружают.
За много лет не видела, чтобы кто-то так убивался. Они плохие? Нет. Обычные люди...
А ей с больницы приходят предупреждения, что на нее подадут в суд, за частную врачебную практику.
Вот где фантастика