Ночные рассказы... Аркадий и Давид

Аркадий и Давид
Эпиграф
Каждый человек - хранилище и черного... и белого...и не надо забывать про это... когда его осуждаешь...
В середине 70х работал я в НИИ в техотделе. В виде общественной нагрузки, руководил я тогда художественной самодеятельностью (Об этом тоже целая история). Ну и выискивал таланты, где только можно.
В институте был отдел нормалей и стандартов. А начальником там был еврей лет 35. Звали его Аркадий. Но все звали его – интеллигент (или «вшивый интеллигент»). Кличка за то, что он никогда не матерился, не обсуждал женщин, не пил пива и бормотухи, а употреблял исключительно коньяк или ликер.
Отдел его звали «Крысятник». Работали там три пожилых женщины и одна девчонка лет 20. Ее звали «мышкой» или «серой мышкой» (кому как нравилось). В свой коллектив они никого не допускали и жили как-то обособленно.
Пили тогда много, но исключительно в своей среде. В каждом отделе по 20-30 человек и гуляли на праздники в своих отделах. (Да еще на ключ закрывались).
Решил я эту систему поломать и устроить на Новый год бал-маскарад. С большим трудом нашел женщин – певуний. Кто-то читал стихи, кто-то рассказывал юмористический рассказ. Репетировали мы упорно и дело понемногу шло. Концерт обещал быть неплохой.
А тут, будучи членом партбюро, узнаю из анкеты, что наш интеллигент - бывший балерун (правда балет он бросил, закончил народный университет и стал патентоведом). Думаю – бывший артист, что-то он умеет! Стал я к нему клинья подбивать, а он нет и все!
Заманил я его на репетицию. Поерзал он там, в зрительном зале, но ничего не сказал. Он же с музобразованием и видел наши ошибки.
Приближался день бала. Я вижу – клиент «дозревает», но терпеливо жду. Наконец он приходит ко мне и приносит пластинку. ( Какой-то королевский вальс). Договорились, что я во время танцев по его телефонному звонку отключу музыку. А пластинку запущу, когда увижу его в дверях. Я удивился, но пообещал сделать в точности.
Концерт прошел удачно, но его и серой мышки не было. «Гнилая интеллигенция» - подумал я, и забыл про это в суматохе.
Начались танцы. По-моему, всем было весело. Но вдруг у меня на сцене звенел телефонный звонок. Я вспомнил, и стал лихорадочно искать пластинку. Наконец-то она нашлась, я поставил ее в тюнер и стал ждать.
Вдруг в дверях появляется принцесса. Нет! Не принцесса, а королева. В черном вечернем платье и с двумя нитками жемчуга на лебединой шее, в маске «Летучая мышь». А ведет ее одетый во фрак наш интеллигент. Но его не видно, он только при ней… Царственной походкой прошла она на середину зала, и в этот миг я включил музыку.
Боже, как они танцевали!...

Когда музыка кончилась, наступила мертвая тишина. А потом все стали хлопать в ладоши и кричать. Причем оборачивались ко мне и показывали большой палец!
Они ту же исчезли, но бал продолжался.
А наутро за столом опять сидела та же «серая мышка»…
Вот я и думаю...не нужно от людей скрывать свои таланты...
Не нужно судить о человеке... не узнав его целиком...
Каждый человек - хранилище и черного... и белого...и не надо забывать про это... когда его осуждаешь..
***
Интеллигент

Было это в конце семидесятых годов прошлого века. Послали нас, институтских служащих, на сбор хлопка.
Большая часть работников жила на месте сбора, а женщин, имеющих малолетних детей, возили автобусами за сто километров от Ташкента.
Разместили нас в колхозном детском саду, но куда детей дели, не знаю.
Однажды вечером захожу я в общежитие, смотрю, ребята сидят около ведра, колют и едят грецкие орехи.
Молоток был один на всех, и они кололи поочередно.
Что до меня, то я не стал ждать своей очереди. Просто положил поварскую доску на стол и стал колоть орехи ладонью.
Олегу Марченко это не понравилось, так как я успевал съесть раза в два больше орехов, чем он. Тогда он заявил, что не стоило мне выкаблучиваться своим каратэ, просто орехи тонкокожие.
Я предложил ему расколоть несколько штук, но он только ладонь отбил и других повеселил.
Тут его занесло и он предложил расколоть орехи, которые он привезет из дома. Если я десять штук расколю, то он поставит литр водки. Я согласился, но предложил спорить на два литра, к большому удовольствию окружающих.
Через несколько дней он привез с полкило орехов. Я сразу определил, что орехи горные, и что он на то и рассчитывал, что их толстую шкуру я не проломлю.
Вечером все собрались около нас и ждали с интересом продолжения.
Принес я с улицы массивную толстую железяку и положил на стол. Потом стал колоть эти орехи.
Короче, из всего количества я не расколол штук двенадцать, и все признали, что он проиграл подчистую.
Выложил он двадцать рублей, и мы стали думать, как их отоварить.
Тут я вспомнил, что мой хороший товарищ, Аркадий Гольденберг, едет в Ташкент на штабной машине, и завтра должен к вечеру вернуться. Я его нашел, вручил деньги и попросил купить два литра водки и консервы на сдачу.
На следующий вечер мы все с нетерпением ждали его приезда. Наконец он вошел, но предчувствие мне подсказало, что сейчас что-то будет…
В руках у него кроме маленькой сумки ничего не было.
Стараясь сдержать волнение, я спросил: Что, в штабе отобрали?
Он удивился и сказал, что все привез. И с этими словами вынул из сумки бутылку марочного коньяку и банку шпрот!!!...
Мы все чуть на пол не попадали, и стали на него орать, что какие мозги надо иметь, чтобы на восемь человек купить бутылку коньяку. Там денег было на четыре бутылки водки или на пол-ящика вина. Он оправдывался, и говорил, что он свои пять рублей добавил. Что просто хотел, что бы мы хоть раз попробовали, что такое марочный коньяк.
Заварили мы кофе, влили коньяк и выпили… и ни в голове, ни в ……
Все-таки решил я ему отомстить. Работали мы рядом на поле, и вот я ему говорю: Я знаю, ты честный человек, и давай мы с тобой поспорим о том, что ты не сможешь два часа не думать о «желтой обезьяне»…

Зная мои штучки, он сперва опасался спорить, но когда я сказал, что спор на интерес, то со смехом согласился, сказав, что моя обезьяна ему не нужна, и думать о ней он не намерен.
И вот работаем мы рядом, он шутит, смеется, и, вдруг, его буд-то колодит. Замрет, а потом на часы смотрит.
Вечером подходит он ко мне и заявляет, что проиграл, и просит снять с него эту чертовщину…
Ладно, говорю, так и быть, не думай о желтой обезьяне…
Утром он мне говорит, что у меня ничего не получилось, и он опять думает…
В конце концов, я его пожалел, и сказал, чтобы он два часа не думал о том, что водка хуже коньяка…
Он и сам про это знал, поэтому все обошлось. Напасть эта от него отстала….
***
Красная тряпочка

А это эпизод, когда нас послали в Дарверзин за более чем за сотню километров от Ташкента.
Из всех снастей у меня была так называемая «жереховка». Это сто метров лески 0,4, намотанной на дощечку с привязанной блесной и красной тряпочкой на тройнике.
(Не могу удержаться, чтобы не рассказать историю этой тряпочки. Как бывает всегда, такой тряпочки мы с Сашкой Ивановым найти не могли нигде, пока он не увидел красные трусы на нашем интеллигенте. Предложил он ночью отрезать с них лоскуток. Я, было, отказался, но тряпочка была все-таки нужна. А этот змей предложил к тому же ради хохмы отрезать на самом интересном месте. На мое возражение, что интеллигент может проснуться и надавать по шее не по интеллигентски, он ответил, что тот спит без задних ног, а резать будем ножницами, а их сопрем у нашего добровольного парикмахера, когда тот тоже спать будет.
Так и сделали. Отрезали ночью кружок, а наутро пережили бурю негодования. Причем все шишки достались парикмахеру, так как было очевидно, что резали ножницами. Он божился, что не причем, что ножницы у него сперли. Не знаю, поверил ему интеллигент, но Сашка, чтобы его успокоить, отдал ему свои новые трусы в упаковке. Потом интеллигент увидел тряпочку на моей блесне, и тут мне уже пришлось божиться, что нашел я ее на полу, под его раскладушкой, когда оставался дежурным….)
***
Давид

У моего друга Аркадия Гольденберга новый сотрудник. Давид Моисеич Гринблат. Если Аркадий был большим оригиналом, то Давид был на порядок больше…
В конце семидесятых годов послали сотрудников нашего НИИ в первый раз на сбор хлопка. На хлопок ездили мы все давно, будучи студентами, и поэтому сперва очень обрадовались. Главное – не работать!
Послали нас в Дарверзин. Это километров на 150 восточнее Ташкента. А через пару недель все запели по другому. Весь день простоять, согнувшись – не каждому дано…
Был я в это время в отпуске. Но мне показалось, что там отпуск провести будет намного веселее. Поэтому я поехал на хлопок, рассчитывая там устроить дискотеку для сотрудников института.
Вместе с музыкальными инструментами приехал я в колхоз, но там быстро у меня инструменты отобрали, а самого отправили на сбор хлопка, так как план по ежедневной сдаче хлопка институт хронически не выполнял. Так я и загремел в рабство…
Махалля была небольшой, но нас рассовали по разным дворам и в разных концах поселка. Когда привозили почту, то «почтальону» приходилось перебирать письма в каждом доме, где обитали сотрудники. Это занимало много времени. И очень нервировало, так как каждый хотел получить письмо по быстрее.
Решил я изменить положение и поэтому дал каждому месту, где обитали сотрудники, свое название.
Мы жили в конце поселка, и наше обиталище называлось «Тихая обитель». Женщины жили в большом, почти достроенном доме, с деревянными полами и без хозяев. (Они жили у родных на этот период). Поэтому их подселение называлось «Женский монастырь».
Основная масса мужиков жила в центре поселка в хлевах и сараях у одной семьи. Они много пили, и поэтому их обиталище называли «Отель бормотель».
Штаб называли «серпентарий», но руководство про это не знало , к нашему счастью…
Зато с другого края села поселили трех женщин. И это место прозвали «Публичный дом», так как поселили их в хлеву, а за загородкой были бараны…(с большим трудом удалось их оттуда вызволить, потому что штабисты не хотели, чтобы они видели, как в штабе бухают). Потом их перевели в комнатку при штабе, только вход сделали с другой стороны…
Теперь письма разбирались заранее и тут же доставлялись на места.
Однажды ночью мы услышали грохот и ругань. Это Давид кого-то ругал. Вставать никто не хотел, поэтому мы спросили, в чем дело…Оказалось, что ему спать не давала мышь и он метнул в нее сапогом. И это в кромешной темноте....
Утром, проснувшись, мы увидели валяющийся на пороге сапог, а рядом дохлую мышь. И заимел наш Давид кликуху – «Мышколович»!
Однажды шел сильный дождь, и нас на поле не послали. Мы обрадовались и решили идти на рыбалку. Идти было довольно далеко и через поля.
И решил Мышколович идти с нами. Как я его ни уговаривал, он стоял на своем.
Ну, пришли мы на место, дали ему дрын вместо удилища, самую толстую леску и огромный крючок. Нацепил он на него корку хлеба и закинул в воду. Все разбежались, чтобы не угореть со смеху…
Через час он промок и замерз. Я подошел к нему и спросил, помнит ли он дорогу домой. Он ответил, что не помнит.
Тогда я показал на большую дорогу и объяснил, как добираться вкруговую. И предупредил, чтобы он никуда не сворачивал, а то шакалы бродят стаями, а у него сапоги яловые, да маслом намазаны. (Аллергия на крем).
Пять раз переспросил, и наконец, он ушел…
Практически ничего не поймав, мы тоже решили идти домой. По грязи через поля идти не охота было. Решили идти по дороге, по которой ушел Мышколович.
Дорога подходила к оросительному многоводному каналу. Но обширная территория была залита водой (что-то вроде озера) и поросла камышом. Водились там кабаны, и птицы было масса.
Ну, так вот…идем мы по дороге, и вдруг, видим грязный яловый сапог, а от дороги след, как-будто кого-то тащили в сторону камышей.
Мы страшно перепугались и полезли в эти камыши. Поорав с полчаса и промокнув до нитки, пошли домой, на ходу соображая, как будем докладывать в штабе об этом ЧП.
Но зайдя в помещение, увидели, что наш Мышколович лежит на раскладушке, укрывшись с головой одеялом, а рядом стоят вымытые и смазанные яловые сапоги…
продолжение следует...
<form></form>
Комментарии
И все таки он добился своего. Женился на ней. Двух дочерей родила. Жила неплохо, так как он быстро с"орентировался и фирму открыл в свое время...