Как еда опять вернулась в сферу сакрального

Еда в советское время была чем-то почти сакральным, почти как власть, – чтобы приобщиться к ней, нужно пройти испытания. Холодом, борьбой со стражами – хитрыми продавцами или соседями по очереди. Хорошо, если у тебя был волшебный помощник – сотрудник магазина, например. От ЕДЫ должно было веять чем-то загадочным и потусторонним, что толку горевать, что нет трески и картошка гниловата, и тем более требовать от власти улучшений, лучше сразу помечтать о белуге и белых грибах, гулять – так с королевой, а если не гулять – так тем более с королевой. Партсоставу, работникам комитетов, артистам, журналистам, директорам предприятий и учреждений, их замам и начальникам отделов жилось попроще – были спецраспределители, так что их мечты обычно исполнялись, но, конечно, не каждый день – нехорошо ведь лишать людей мечты ради полного желудка. Такие мучения брало на себя только высшее партийное руководство.

Запрет на ввоз импортного продовольствия показал, что советские представления никуда не пропали – ни у «оппозиционеров», ни у «охранителей». «А-А-А-А, куда же мы без итальянской пасты, без пармезана, без хамона? Как же норвежская семга, устрицы?» – обычная форма возмущения половины почтенной публики. Дальше сакральных роскошных продуктов ахи и вздохи не пошли. Другая половина с разной степенью квасного оптимизма заявила: да мы всегда и брали русское, заглянули в холодильник, так и есть, а креаклы бесятся с жиру, пусть поживут без хамона! И выкатывают ответный список сакральных продуктов: существует же липецкий или калмыцкий стейк-рибай, дальневосточный лосось, армянская форель. Как жили – так и будем жить. 

 

При этом большинство горевавших о святых деликатесах (есть же, по мнению Александра Проханова, святой танк и атомное православие, почему бы не быть и таким продуктам) и отвечающих им охранителей каждый день с хамона не начинали и устрицами не заканчивали. Иногда, по праздникам, а то и на корпоративе раз в год. О фруктах и овощах, которых может не случиться зимой, каждодневном «русском» молоке и кефире, производимых из импортного сырья, отечественных колбасе и замороженных полуфабрикатах из него же, камбале и треске никто не вспомнил. Потеряли они сакральный статус – все прилавки забиты, покупай не хочу, и стоят вроде приемлемо. Неинтересно, короче, обыденно и пошло. 

А поле для размышлений большое: на сколько подорожает квазиотечественное, почему?  От чего откажется средний житель районного или областного города – от выросшего в цене молока или подорожавшего мяса, потому что доход у него дай боже 20 тысяч? Да мало ли о чем можно поразмышлять – хоть о том, как будут теперь вести с нашими закупщиками производители из стран БРИКС: «Не хотите по такой цене брать, ну не берите, у нас же свободный рынок, потом, может, придете». Сколько у нас существует фермерских хозяйств и небольших предприятий, которым, по мысли единороссов, запреты только помогут? Ирина Яровая так и сказала: удовлетворена запретом на рыбу, запретили бы воздух с Запада, порадовалась бы, наверное, и тому. Не появилось пусть даже на скорую руку состряпанного материала об агрохолдингах, близких к губернаторам и федеральным чиновникам, которые жрут фермеров на местах. Не тот масштаб, не русский.

 

Таланты, конечно, есть. Публицист и колумнист уважаемого делового издания «Известия» Егор Холмогоров выступил с духоподъемным материалом под примечательным названием «Хруст русского апельсина». Слог автора ярок, как мозаики на ВДНХ, кругозор широк, как просторы выставки достижений: с надеждой встречают запреты «крестьяне и фермеры, комбайнеры и владельцы страусиных ферм, доярки и мясники, кондитеры и виноделы». Немногочисленные фермеры, кажется, плюются, но кому есть до этого дело. «Наладить нормальное разведение баранины у нас в стране труда не составит», – заверяет доктор сельхознаук Холмогоров, верь, читатель, – скоро прочтешь рецепты в книжечке – значит, наладили производство. Выросли в полях Нечерноземья, на проплешинах в тайге и тундре чудесные цветы-баранцы. А сказитель продолжает.

 

«Очень люблю тамбовский окорок, карбонаты – все от российских производителей. В последнее время все шире на наш рынок выходят продукты из кабанины, оленины, косули и так далее – удивительно вкусная замена поднадоевшему уже традиционному мясу. Если я очень захочу побаловать себя фуагрой или стейками, то в том, что можно поиметь с гуся, наши фермеры давно разобрались; они даже страуса подковали», – исповедуется автор. Смотришь на фото и снова веришь – окорок любит, фуа-гра себя балует – значит, они существуют.

Егор Холмогоров вполне мог бы написать новую книгу о вкусной и здоровой пище, разбирается же человек в «разведении баранины» (что бы это ни значило), значит, рецепты уж точно составит. Ошибется – не беда, «продукты из оленины, кабанины и косули» выходят на наш рынок так широко, что их не видно, а значит, ничего не найдешь и не приготовишь. Можно ввернуть в книжку модный имперский дух, что-нибудь из бабушкиных секретов. Далее в колонке автор, кажется живший при царе Горохе, вспоминает ассортимент петербургских лавок начала прошлого века: «Американка Сюзанна Масси, автор книги «Земля Жар-Птицы» – завороженного очерка жизни старой России, описывает Санкт-Петербург как страну свежайших овощей и фруктов. Русские довели тепличное хозяйство до совершенства, и «к середине марта спелая клубника и черешня появлялись в витринах лучших фруктовых магазинов Невского проспекта, правда, в эту раннюю пору столь же дорогие, как жемчуг. В конце марта поспевали бобы и абрикосы, а после того, как сходил лед, суда завозили в российскую столицу инжир и апельсины». Вывод такой: «100–150 лет назад в России существовали аграрные технологии, позволявшие питаться свежими фруктами практически круглогодично». Ради такой мечты колумнист даже завирается – Масси говорит о ввезенных цитрусах, а Холмогоров уверен, что «уж точно над петербургскими теплицами раздавался хруст русского апельсина».

 

Этот фрагмент будет, пожалуй, почище сталинской книги «О вкусной и здоровой» – такие мифологические и сакральные глубины тогда и не снились. Если подсуетиться и выпустить книжку о широко вышедших на рынок оленине и кабанине, она имеет шансы стать бестселлером. Зажгутся настольные лампы и бра, зашелестят страницы – интернета, похоже, к тому времени уже не будет или будет только по талонам, самое время взяться за книгу.

 

Ровно до тех пор, пока в сакральные продукты не превратятся постылые кефир, докторская и печень – дорого и по праздникам. Тогда замкнутся кольца около мэрий и областных администраций, перекроются трассы – было такое во время монетизации льгот. Вместо шелеста страниц захрустят по всей стране «русские апельсины», а что мы будем понимать под этим словосочетанием, тогда и узнаем. Или не узнаем: пока запрет на ввоз товаров попал в одну из точек нашего самосознания, вернул нам сакральную пищу. Будут молоко и мясо в меру доступными – ограничения окажутся только в радость, без мечты жилось как-то неловко.