Тупик № 300

На модерации Отложенный

Просыпаюсь оттого, что мы стоим. Вагон больше не мотает и не подбрасывает на раздолбанных стыках. В полусумраке купе вижу внизу неподвижную фигуру своей спутницы, по-вчерашнему выпрямившуюся над пустым столиком и смотрящую прямо перед собой застывшим взглядом из-под низко надвинутого платка. Не ложилась она, что ли...

За дверью тихо. Спустив ноги с верхней полки, спрыгиваю вниз, отодвигаю незащелкнутую дверь и выглядываю в проход. Пусто. Пусто и в обоих тамбурах. Приехали, стало быть.

- Людмила Яковлевна – негромко зову я. – Нам выходить!

И вот мы на пустынной насыпи. Вагона больше нет – он выполнил свою функцию и исчез. Прямо из под ног обрывается крутой склон, подножие которого теряется в рассветном тумане, сквозь который едва виднеются редкие кусты. Нам туда, вниз.

Спрыгиваю первым, закрепляюсь каблуками в податливом пылеватом грунте и подаю женщине руку. Она неловко ступает, не удерживает равновесия, я подхватываю на руки неожиданно легкое старушечье тело и некоторое время еду на каблуках, глубоко зарывающихся в рыхлую - ни травинки - почву, пока не успеваю ухватиться за подвернувшийся куст. Та-ак... Странно, откуда тут лёссовые обрывы, вроде не Китай – мелькает и тут же исчезает мысль. Интересно, и долго еще так корячиться, хорошо хоть багажа нет (а почему, собственно?)...

Но вот мы внизу. Перед нами узкий проход между двумя ограничивающими огороды поскотинами из грубых жердей. На огородах лиловато зеленеют какие-то всходы. По этому проулку выходим на деревенскую улицу – недлинный порядок покосившихся серых домишек. А впереди, за чахлой рощицей расстилается широкая водная гладь – Байкал, однако. Так... Железка должна проходить здесь прямо по берегу. Оглядываюсь назад. Странно – вместо нависающей стены только что преодоленного обрыва – плоская равнина, над которой поднимается низкий еще и туманный красный шар солнца.

Улица пуста. Ни собачьего лая, ни мычания, ни свиньи под забором, ни бредущей по обочине коровы... Нет, не совсем пуста – вон на забор облокотился небритый дядька в телогрейке. Кого-то он мне напоминает...

- Слышь, мужик, станция в какой стороне?

- В стороне? А тут тока одна сторона. Тупик. – Глаза совершенно пустые.

Мне становится слегка не по себе. «Местный придурок какой-нить. Или с бодуна.» - успокаиваю себя.

Мы на станции. Дощатая платформа, слева – небольшое строение, грубо побеленное облупившейся известкой. Справа, в отдалении, рельсы уходят в какие-то заводского вида ворота, над которыми выгибается железная крашеная вывеска. Что там написано, не разобрать, да и какая разница – нам на станцию.

Полутемный зальчик с поблескивающими никелированными подлокотниками хитро изогнутыми желтыми скамьями по стенкам - пуст, если не считать неясной приземистой фигуры, стоящей у входа в узкий коридор, ведущий, очевидно, в служебные помещения. Усаживаю свою подопечную (почему подопечную? За все это время она не произнесла ни слова, но это так и надо) и направляюсь к фигуре. Это сумрачная тетка в железнодорожном кителе с большой билетерской сумкой на животе.

 - Здравствуйте. Нам два на ближайший до Иркутска.

- До Иркутска – в 17-15. Ежедневно. При наличии свободных мест. – «Так, это что – целый день тут торчать?» - думаю. – Москвы. – «Еще того не легче... Стоп!»

- Как это – ежедневно? Тут что, только один поезд? А проходящие?

- Они не останавливаются.

Обычно. При наличии свободных мест, сказала. Брать будете? Восемьдесят четыре.

Хм, что-то совсем недорого...

- Да, буду...

Подойдет, думаю, поезд – там разберемся. Тут я вспоминаю, что при мне нет денег – не положено. Возвращаюсь к попутчице, кондукторша (или кто там она) неспешно плетется следом.

- Людмила... (ой, забыл...) Яковлевна! С нас восемьдесят четыре рубля...

Она поднимает из-под своего платка доброе морщинистое лицо с пронзительно ясными голубыми глазами и растерянно говорит:

- Так не велели же денег с собой брать... Но я сейчас посмотрю... – достает откуда-то потрепанное портмоне, извлекает из него потертую мятую сотню. Я расплачиваюсь с теткой и получаю два твердых картонных прямоугольничка с буквами – надо же, сто лет не видел таких билетов, а они еще есть, оказывается. Мало того, они еще пробиты допотопным компостером – сквозь дырочки можно прочитать какие-то цифры, все честь по чести.

- Вы отдохните пока, а я пойду пройдусь.

Выхожу на платформу, дохожу до левого ее края, спускаюсь по шаткой лесенке с полусгнившими ступеньками и иду вдоль путей. Солнце взошло уже довольно высоко, туман рассеялся, а слева от меня – веселая опушка тайги, косо уходящая вверх по склону. В траве краснеют какие-то ягоды. Эва, земляника, да много! На некоторое время забываю обо всем, опускаюсь на колени и жадно ем ягоду за ягодой – они крупные, с фалангу пальца, удлиненной формы, глянцевитые у основания – такая земляника обычно растет только на садовых грядках, но меня это не удивляет. Иногда попадаются и кустики колючей малины, почему-то несообразно маленькие - немногим выше земляничных. Тоже не удивляюсь – рот наполнен кисло-сладкой слюной, земляничный аромат забивает ноздри. Хорошо! Но, однако, надо вернуться и привести сюда... как ее... пусть тоже порадуется напоследок (почему «напоследок»? А, неважно). Делаю симпатичный букетик из земляничных веточек и неспешно иду обратно – уже прямо по путям.

Передо мной обшарпанная дрезина, к ней прицеплена несуразная платформа со свежим щебнем. Три загорелых раздетых по пояс мужичка вяло ковыряют кирками промазученную щебенку между шпалами. Запах нагретого мазута и креозота – неизбывный запах железной дороги – становится острее. На рельсах валяются оранжевые жилеты.

- Здорово, мужики, Бог в помощь! Что – ремонт?

Тишина. Один мужичок закуривает и надсадно кашляет, затянувшись. И я понимаю, что меня не видят. И не слышат. Нету меня тута. Ах-га... Вопрос на засыпку - а где ж я тогда есть? Обогнув бригаду по дуге, иду дальше, прохожу мимо станции и дохожу до железных ворот, которые разглядывал с платформы. На мятой, когда-то белой вывеске с ржавыми потеками – крупными, прямоугольными, какими-то очень советскими когда-то ярко-оранжевыми буквами по трафарету: «ТУПИК № 300». Как – тупик?! Что там тот придурок говорил про тупик?.. За воротами видны какие-то длинные одноэтажные строения барачного типа, какие-то полуразобранные ржавые механизмы, но главное – рельсы! Они обрываются прямо посреди замусоренного двора...

И вдруг я четко вспоминаю о своем контракте. Не будет сегодня никакого поезда. И завтра, скорее всего, не будет. Но она – будет его ждать, должна ждать. Ежедневно. В 17-15. По Москве. День за днем, неделя за неделей... И я вместе с ней. Пока не появятся свободные места. Где? Я не знаю. Ведь я – только Провожатый. Такая у меня теперь работа, мать ее...