Что дальше?

Я не знаю, что будет дальше. А может, просто не хочу откровенно отвечать самому себе на такой вопрос, поскольку чувствую, что ничего приятного ответ не сулит. А раз не отвечаю себе, то, что я могу сказать вам? Мои прогнозы и раньше не были оптимистичны. Но до сих пор они касались судьбы путинского режима, перспектив сохранения России, а теперь… Нет, не буду об этом. Давайте просто разберемся, что изменилось, попробуем понять, какими изменениями за пределами России это чревато в ближайшее время и как это повлияет на ситуацию в российской власти. А чем это чревато для нас — решайте сами.

До трагедии с малазийским лайнером все происходящее в России и Украине было на периферии мирового внимания. Это у нас «путин» — самый распространенный звук и буквосочетание. У них оно трогает горстку специалистов. Россия давно находится в тени общественного равнодушия, а Украина — в зоне неведомого. С тех пор как Буш-младший «заглянул в глаза Путину и увидел…», прошло много времени. Теперь для западных лидеров Путин — заноза в заднице. Но их избирателей мало заботят задницы своих лидеров, пока они не выкидывают что-нибудь экстравагантное. Тамошним избирателям нет дела до дискомфорта, который создал для их лидеров Путин своим беспрерывным враньем, неисполняемыми обещаниями, самонадеянным хамством и прочими прелестями вынужденного общения с «законно избранным». Потуги западных СМИ разбудить интерес читателей и зрителей к событиям в России и Украине проваливались, даже несмотря на Зимние олимпийские игры, даже тогда, когда появился «затокрымнаш», а к власти в Киеве после драматических событий пришел новый президент. Что уж там об опостылевшей России. Равнодушие избирателей делало западных лидеров относительно независимыми в политических играх с Путиным. Предпринимая расчеты в этих играх, они могли, например, плевать на ценности, милые их избирателям, ради не менее милого тепла, приносимого из России вместе с газом. Ведь холодная Европа будет больше думать о тепле, нежели о ценностях европейской цивилизации.

Сбитый российской ракетой малазийский самолет взорвал ситуацию. Сейчас наиболее отчетливо это подтверждается заголовками мировой прессы. Традиционно политкорректные, нынче СМИ не ждут результатов работы самоочевидных комиссий, а крупно, во всю первую полосу, и громко, не стесняясь в выражениях, объявляют Путина виновником гибели людей. Дело не в убедительности тех или иных обсуждаемых версий. Просто всем своим предшествующим враньем Путин сделал невозможной любую версию, если она выдвигается Россией или в защиту России. Немецкая пресса более сдержанна, но это компенсируется тем, что она обладает огромным влиянием на политику и политиков в свое стране. Но даже она не сомневается в однозначности версии, согласно которой роковой выстрел произвели «незаконные военные формирования».

Но самое главное состоит во взрывном изменении общественного мнения. Один нелепый и трагический выстрел спрессовал воедино нелепость, бессмысленность мгновенной и ужасной гибели сотен людей; сочувствие страшной смерти детей; низость и трусость виновников, судорожно пытающихся заметать следы; мародерство на дымящемся и кровавом поле; удар по цвету биологической науки и многое другое. Наконец, как ни цинично это звучит, но немаловажно, что подавляющее большинство жертв трагедии — европейцы.

Довольно очевидны ближайшие эффекты происходящего. Прежде всего, шоковая реакция людей на трагедию поменяет оптику, через которую будут смотреть на все происходившее на постсоветском пространстве последние несколько лет. Тут уж эксперты и журналисты, занятые этой тематикой и ранее мало слышимые, отыграются по полной программе.

Вслед за этим начнется переоценка отношения людей к своим лидерам и к их российской политике под девизами «А куда же вы раньше смотрели?!» и «А как же вы это допустили?!».

Уверен, что это прекрасно понимают и сами западные лидеры. Многим из них скоро избираться, и их конкуренты не дадут угаснуть теме. Прежде всего, республиканцы в США. В 2000 году они сделали претензии к российской политике демократа Клинтона одной из главных тем своей кампании и выиграли. Сейчас будет то же самое. Демократу Обаме припомнят предательство «западных ценностей» и циничный прагматизм его «перезагрузки». В Европе эти мотивы будут переплавлены на огне газовых горелок, что выдвинет на первое место очевидный лозунг: «Лучше мерзнуть, чем гибнуть». Трагедия в небе над Донецком создала новую ситуацию. Ее суть: разрушено представление о мирном благополучии обитателей западных стран и явно обозначен источник постоянной и непосредственной угрозы на границе зоны благополучия. В такой момент средний обыватель западного мира вспоминает о том, что он — избиратель и что он обязан спрашивать с тех, кого он избирает. И ему будут помогать спросить с лидеров и СМИ, и оппозиция.

Вряд ли нынешние лидеры будут пассивно ждать, когда с них спросят за их политику, приведшую к таким жертвам. Они вынуждены будут менять все: риторику, способы взаимодействия с Путиным, содержание политики влияния на Россию. Будет существенно подорван и прагматизм западного бизнеса, который и в США, и в Европе был недоволен ограничениями на деловые связи с Россией, вводимые властями западных стран. Здесь также окажется решающим воздействие общественного мнения. Достаточно вспомнить, к примеру, о неуклонно растущей роли нематериальных активов в капитализации крупных компаний и о росте доли социальной репутации в нематериальных активах. В этих условиях в ближайшей перспективе главным фактором станут не действия политиков, а стихийно формирующееся движение по отгораживанию от России, по выталкиванию из западной жизни всего, что связано с нашей страной.

Ясно, что грядущие перемены кардинальным образом скажутся не только на внешней политике России, толкая ее к изоляционизму, но в еще большей мере на деловых связях отечественного бизнеса с западными странами, на образе жизни всех, кто в той или иной степени ориентирован на Запад — от большей части истеблишмента до среднего класса. Как уже отмечают комментаторы, трагическое попадание российской ракеты в мирный пассажирский самолет резко ударило по действующей антиукраинской и экспансионистской политике Путина, обрекая ее на провал. Неслучайно в западной риторике, ранее обходившей тему Крыма, в списке требований появляется возврат полуострова Украине. Путин оказывается в неудобной и неустойчивой позиции между ястребами, теряющими теперь влияние на президента, и прозападной частью истеблишмента, уже потерявшей ранее свое влияние, но рассчитывающей его вернуть в новой ситуации. Это позиция цугцванга, также уже отмечавшаяся в публикациях.

Нетрудно сделать вывод, что мы сталкиваемся с неожиданным ослаблением позиций Путина, что усугубляет неустойчивость его режима и приближает его крах. Но это не повод для оптимизма. Ведь защитные усилия его режима привели к тому, что в нашей стране были разбужены и приведены в действие силы самого реакционного толка, тоже готовые воспользоваться падением статуи Путина. Их приход к власти не сулит ничего хорошего ни самой России, ни тем более Западу. Отсюда не следует, впрочем, что сохранение Путина у власти спасает нас от подобной угрозы, поскольку мы не можем предсказать, какой ценой будет оплачена подобная стабильность. А цену его нынешнего президентства уже почувствовали и мы, и весь мир.

Это и называется цугцванг. Но уже не для Путина, а для нас и нашей страны.