Ерминия

Жданко Ерминия Александровна 
(1891–1914?)

 Участница экспедиции Г. Л. Брусилова на шхуне «Св. Анна», планировавшего пройти Северо-Восточным проходом. Жданко – первая русская женщина, участвовавшая в высокоширотном дрейфе. 

Она родилась в семье генерал-лейтенанта А. Е. Жданко (1857–1917), известного своими прогрессивными взглядами. Ерминия Александровна росла человеком решительным и смелым. Еще когда ей не было и 14 лет, она едва не укатила к отцу защищать Порт-Артур.
На «Св. Анну» она попала совершенно случайно в качестве пассажирки на период перехода из Петербурга в Архангельск, но во время плавания вокруг Скандинавии, увидев проблемы экспедиции, в частности отсутствие врача, отказавшегося от участия перед самым отходом, она приняла решение остаться.

По сохранившимся свидетельствам дело обстояло так. Во время промежуточной стоянки в Тронхейме отказался дальше плыть механик. С машиной пришлось работать мотористам.

В Александровске как снег на голову посыпались неприятности. «…Коля (Андреев. — Авт.) не приехал, — пишет в письме матери Брусилов, — из-за него не приехали Севестьянов (доктор. — Авт.) и геолог. Нас осталось: я, Альбанов (штурман) и два гарпунера. Младший штурман заболел, и его надо оставить в Александровске по совету врача...» И вот в этот критический для экспедиции момент, когда, казалось, буквально все было против Брусилова, Ерминия Жданко, молодая девушка, почти девочка, проявила поразительную решимость и твердость. Она внезапно заявила, что пойдет дальше, и Брусилов не смог устоять перед ее решимостью. Но все же настоял, чтобы она телеграфировала отцу.

далекий Нахичевань-на-Дону полетела телеграмма: «Трех участников лишились. Могу быть полезной. Хочу идти на восток. Умоляю пустить. Теплые вещи будут. Целую. Пишу. Отвечай скорей». Семья генерала А. Е. Жданко была, судя по письмам Ерминии к отцу и мачехе, дружной. Дети воспитывались в лучших традициях, отличались сердечностью, добротой. «Я верю, — пишет Ерминия в своем предпоследнем письме, — что вы меня не осудите за то, что поступила, как мне подсказывала совесть. Поверьте, ради одной любви к приключениям я бы не решилась вас огорчить. Объяснить вам мне будет довольно трудно, нужно быть здесь, чтобы понять... Юрий Львович такой хороший человек, каких я редко встречала, но подводят его все самым бессовестным образом, хотя он со своей стороны делает все, что может. Самое наше опоздание произошло из-за того, что дядя, который дал денег на экспедицию, несмотря на данное обещание, не мог их вовремя собрать, так что из-за одного чуть все дело не погибло. Между тем когда об экспедиции знает чуть ли не вся Россия, нельзя же допустить, чтобы ничего не вышло. Довольно уже того, что экспедиция Седова, по всем вероятиям, кончится печально... Все это на меня произвело такое удручающее впечатление, что я решила сделать что могу, и вообще чувствовала, что если я сбегу, как и все, то никогда себе этого не прощу... Пока прощайте, мои милые, дорогие. Ведь я не виновата, что родилась с такими мальчишескими наклонностями и беспокойным характером, правда?..»

Команда на «Святой Анне» подобралась разношерстная. Многие и не моряки, и не промысловики. Так, в надежде заработать. И сейчас, когда экспедиция неожиданно поредела, команда в Александровске загуляла, как перед большим несчастьем...

Ерминия Александровна получила от отца телеграфное «добро», хотя и с припиской, что затеи он не одобряет, и уже чувствовала себя полноправным членом экипажа. Наконец заработала машина, поплыли назад высокие берега. После полудня вышли в море и подняли паруса. Ерминия Александровна скрылась в своей каюте, пододвинула лист бумаги и написала свое последнее письмо, которое дошло до Большой земли: «1-ое сентября. Дорогие мои, милые папочка и мамочка!

Вот уже приближаемся к Вайгачу. Грустно думать мне, что вы до сих пор еще не могли получить моего письма из Александровска и, наверное, всячески осуждаете и браните вашу Миму, а я так и не узнаю, поняли, простили ли вы меня. Ведь вы же понимали меня, когда я хотела ехать на войну, а ведь тогда расстались бы тоже надолго, только риску было бы больше. Пока все идет у нас хорошо. Последний день в Александровске был очень скверный, масса была неприятностей. Леночка ходила вся в слезах, т. к. расставалась с нами, я носилась по «городу», накупая всякую всячину на дорогу. Леночка долго стояла на берегу, мы кричали «ура!». Первый день нас сильно качало, да еще при противном ветре, ползли страшно медленно, зато теперь идем великолепно под всеми парусами, и завтра должны пройти Югорский Шар. Там находится телеграфная экспедиция, которой и сдадим письма... Первый день так качало, что ничего нельзя было делать, потом я устраивала аптечку. Мне отвели под нее пустую каюту, и устроилась я совсем удобно. Больные у меня есть, но, к счастью, пока приходится только бинтовать пальцы, давать хину и пр. Затем мы составили список всей имеющейся провизии. Вообще, дело для меня находится, и я этому очень рада. Пока холод не дает себя чувствовать. Где именно будем зимовать, пока неизвестно — зависит от того, куда удастся проскочить. Интересного предстоит, по-видимому, масса. В мое ведение поступает фотографический аппарат. Если будет малейшая возможность, то пришлю откуда-нибудь письмо — говорят, встречаются селения» из которых можно передать письмо. Но вы все-таки не особенно ждите. Просто не верится, что не увижу вас скоро опять. Прощайте, мои дорогие, милые, как я буду счастлива, когда вернусь к вам. Вы ведь знаете, что я не умею сказать, как хотела, но очень, очень люблю вас и сама не понимаю, как хватило сил расстаться. Целую дорогих ребят.

Ваша Мима.

Приписка:
Если вам не жалко письма, попробуйте написать в село Гольчиху Енисейской губернии, а другое в Якутск — может, получу».

Дрейф до Земли Франца-Иосифа был трудным. Зимой многие из команды заболели. Слег и Брусилов. «...Странная и непонятная болезнь, захватившая нас, сильно тревожит», — записано в судовом журнале 4 (17) января 1913 года. Теперь мы можем предположить, что экипаж страдал от заболевания, вызванного потреблением медвежьего мяса, зараженного личинками трихинеллеза. Ерминии Александровне пришлось применить все свои медицинские познания, и лишь весной командир встал на ноги.

Последние сведения об экспедиции доставил штурман Альбанов. Брусилов передал с ним пакет на имя начальника Гидрографического управления. И еще один объемистый пакет с личными письмами — своими, Ерминии Александровны и других членов экипажа. Из записок Альбанова следует, что оба пакета находились в запаянной жестяной банке.

О пути Альбанова по дрейфующим льдам уже рассказано много. Его и матроса Конрада подберет седовский «Святой Фока», к тому времени потерявший командира. По возвращении в Россию Альбанов отдал матери Брусилова подлинную выписку из судовой книги, которую она впоследствии передала в музей Арктики.

Больше о судьбе экспедиции ничего не известно.