Они нам обещали...

В Славянск мы въехали на нескольких машинах со стороны комбикормового завода. Шел дождь. Еще пару дней назад здесь было сразу два пограничных блокпоста: сепаратистов и армейцев. Расстояние между ними — метров 300. При приближении и к тому, и к другому можно было нарваться на очередь без разговоров. Сейчас въезжаем на военный «комбикормовый» не торопясь. Солдаты проверяют документы и впускают, предупреждают, что в городе остались вооруженные дэнээровцы. Сепаратистский «Комбикормовый» проезжаем без остановки — в груде мусора там под дождем возятся только два старика. Проезжаем церковь, у которой бойцы Гиркина соорудили огневую позицию и натаскали бетонных блоков. Чуть дальше — вырытые окопы и блиндажи; в новостях российского ТВ показывали, что окопы вырыты перед церковью, чтобы отражать атаки «правосеков» на храм, но окопы почему-то вырыты сразу за храмом, который впрочем не пострадал.

Кроме тех двух стариков не встречаем по дороге в центр ни души. Окраины — с пустующими магазинами, мастерскими и автосалоном с заделанными в окна пластинами. В супермаркете разбиты дверь и витрины. Окна в частном секторе тоже закрыты ставнями, а в одном из домов — мешками с песком. Те, что не заставлены — разбиты. Но других разрушений пока не видно.

В центре Славянска — перед Горсоветом, где когда-то в апреле проходили митинги за федерализацию, выбирался «народный мэр» и на войну с Киевом призывалась Россия, — снова были люди. Сначала человек пятьдесят. Они были вообще первые, кого мы встретили в городе. Но славянцы все шли и шли под мелким дождем, выбираясь из домов и убежищ, и на секунду могло показаться, что мы снова на апрельском митинге. Но горожане пробирались к Горсовету молча — с 8 утра на крыльце раздавали гуманитарную помощь от правительства: хлеб, консервы, воду, масло и крупы.

— Кто бы сказал, будут еще стрелять или не будут, — разговаривала сама с собой пожилая женщина в полиэтиленовом дождевике. — Я так устала, очень устала. А что дают? Воды нету давно…

Рядом с памятником Ленину дежурила милицейская машина с полтавскими номерами. Небольшая группа военных отошла за здание и не выходила оттуда, пока не приехали Тарута (губернатор Донецкой области — П.К.) и Аваков (министр внутренних дел Украины — П.К.). Поодаль стояла колонна техники — несколько БМД и грузовиков. Оглядываясь на солдат, люди проходили к Горсовету и неуверенно вставали в очередь.

Поначалу они молчали и сторонились бегающих рядом волонтеров и журналистов. Но ближе к раздаче с табличкой «Правительственная помощь» толпа оживала, и начинались громкие разговоры:

— Хочу сказать, Донбасс, как и Крым, должен принадлежать Украине! — с надрывом заявила в толпу женщина в возрасте.

Люди вокруг покосились на нее, но через секунду заговорила и другая женщина:

— Путин сделал подлость, он подлый человек! Когда ослабел сосед, он ему нож вставил в спину!

— В 51-ом году Хрущев подарил Крым, и правильно сделал!

И вот уже оживилась вся очередь, высказать упрек в адрес ДНР или России хотел каждый.

— Очень плохо жилось при ДНР, очень плохо! Света не было, воды не было, зарплату не давали, ели одни косточки!

— Пенсию не плотют, а они вон там жировали, — пожилая дама показала рукой в сторону СБУ, где сидел Гиркин.

— А пьяные они какие были!

— И ДНР нам не нужно, мы хотим жить в Украине! Украина мы, а никакая не Новороссия, и не Россия, пропади она…

Я спросил, много ли народа голосовало на майском референдуме за независимость.

— Очень много, очень! — сказала женщина с мокрыми волосами. — Все голосовали!

— Нет, неправда! — перебила говорившая про подлого Путина. — Не голосовали. Я знаю! Одурманенные люди это голосовали!

— А вы сами-то ходили?

— Вообще не ходили!

— А я голосовала, — призналась с мокрыми волосами. — За ДНР ходила, ну а шо?

— Что думаете теперь? — спросил я.

— Шо тут еще думать… Даже и не знаю.

— Да ошиблися! — подсказала ей пожилая в дождевике. — Ошиблися. Они нам обещали… А сами жируют, вот эти животы!

— Никакой ДНР не должно быть, потому что это… сепаратистская организация, — выговорила нескладную фразу девушка с зонтиком.

Получив гуманитарные пайки, славянцы снова быстро расходились по домам. Пайки, надо сказать, давали всем без каких-либо ограничений. И многие вставали в очередь по второму-третьему разу. Настроения на площади постепенно стали меняться. Послушать голоса Донбасса вышел к очереди официальный представитель АТО Алексей Дмитрашковский. Офицер спрашивал, всем ли довольны люди: «рады ли, что город освобожден?».

— Сдан, а не освобожден! — закричала пенсионерка в очках. — Защитники наши ушли, а вас мы не звали! Кто нас бомбил два месяца? Кто не давал самоопределиться? Мы за ДНР голосовали, они нас защищали!

— Да от кого они вас защищали? — спросил Дмитрашковский.

— От кого, от кого… А кто мне крышу будет делать, вся посыпалась от ваших пушек. Ты сам будешь делать?

— Я буду! А кто еще — ДНР, что ли, или Гиркин?

— А мне уже не надо от тебя! С вашей этой Украиной…

— Шо вы, я не пойму, здесь тогда стоите, женщина, в очереди? — кипятился Дмитрашковский.

— А ты меня не гони, я дома и говорю, что хочу!

— И я дома! — не уступал офицер.

— Ладно, Валь, ну они продукты привезли.

— Кто тут последний за хлебом?

— Разломали весь город, ни света, ни воды, а теперь явилися и обещают! Пусть дом мне тогда сделают, стекла все повылетали!

— В апреле вы боялись, что «правосеки» будут резать вас за русский язык, а сейчас просите их сделать вам дом.

— Ну нет! Мы никого так не называли и кличек не давали. Это они нам давали клички: сепаратисты, террористы, колаборанисты, черти знает, что это слово означает…

— Хотим быть в ДНР и ЛНР. Хотим, чтоб были свет и вода, и чтобы нас не пресекали. Чтобы работа была. И ополченцы все — это наши ребята, не было тут ни русских, ни чеченцев. Свои нас защищали, на майданы эти не ходили…

— Да видела я этих защитников. Моего соседа они так забрали, мешок на голову и увезли. А сколько заложников брали…

— Хто?

— Ополченцы!

— Шлюха ты неместная, сколько тебе заплатили за такие слова? — сказала Валя. — Паспорт покажи!

На площадь въехало несколько тентованных военных грузовиков.

На мгновение люди снова притихли. Но солдаты откинули борта и внутри оказались горы хлеба. Еще в паре грузовиков были коробки с неизвестным. Голос того, кто стоял ближе, разнесся по площади: «Колбасу привезли!». И очередь за хлебом рванула к тем двум грузовикам. Люди тянули руки, но солдаты отвечали: мол, раздача будет не тут, здесь только распределение на кварталы, идите к себе и получайте. Но славянцы не слушали и тянули руки — женщины и мужчины, парень лет 18-ти бросил велосипед, чтобы дотянуться. Солдаты, переглянувшись, стали раздавать батоны. «Шо вы снимаете? — закричал кто-то на журналистов. — Сами такое сделали, и снимают!». Толпа зашумела:

— Позорят нас всех по всей Украине и загранице!

— Да шо вы возмущаетесь?! Тьфу ты елки, сейчас же не дадут ничего! — урезонил сограждан мужчина в бейсболке. — То вы против газа бастовали*, теперь против колбасы.

— Ну, пускай снимают, ладно!

Люди стекались отовсюду. «Колбасу где дают?» — спросил меня молодой мужчина в резиновых сапогах. Я показал рукой на грузовик. На нее, руку, тут же сел голубь, еще несколько семенили под ногами. Сообразили и сбегали за одной гуманитарной буханкой — хотели раскрошить на асфальт, но голодные птицы подлетали к рукам, пытаясь отхватить на ходу. Через несколько секунд птицы бросались на меня уже отовсюду. Буханку пришлось выкинуть на землю.

Когда раздача гуманитарки была в самом разгаре, к Горсовету подкатили на S-классах губернаторы Донецкой и Харьковской областей — Тарута и Балута. Момент для визита был самым выигрышным, чиновники вышли на площадь готовые к общению с народом, но обратили на них внимание только несколько пенсионеров. Тогда губернаторы вышли к самому памятнику Ленину, но и тут люди, занятые в очередях, будто не замечали их. С вопросом к Таруте подошла женщина с сумками:

— А вы правда будете делать фильтрацию?

— Никакой фильтрации не будет, абсолютно.

— А заложники, которых увели ополченцы?

— Мы работаем, но обещаем, что сделаем все. Но самое главное сейчас — это свет и вода в городе и пенсии, конечно же. Завтра заработает банк, пока один.

Постояв еще чуть-чуть у Ленина, губернаторы поднялись в администрацию, где провели совещание по восстановлению жизнеобеспечения города. Врио мэра стал секретарь Горсовета Самсонов. Со всей страны на совещание прибыли спецы МЧС и МВД. «Спасать живых», — сказали мне в окружении Таруты.

При этом власти пока даже не берутся назвать примерные цифры угнанных Гиркиным заложников и погибших от армейских бомбежек местных. Не дают цифр погибших и в горбольнице, просят подождать несколько дней. «Сепаратисты просто не считали мирных, из моргов людей увозили родственники и хоронили в огородах, — сказали мне в Донецкой ОГА. — Нам нужно время, чтобы все их найти».

С продуктами в багажнике мы — журналисты и волонтеры — ездили по всем районам, и теперь становилось понятно, что из города ушла лишь малая часть людей. У волонтерских машин тут же выстраивались длинные очереди. А крупных разрушений — какие-то единицы, и их надо искать. Все это, конечно, сильно расходилось со сводками российского официоза и кадрами из «донбасского Сталинграда». Кроме пригородной Семеновки, уничтоженной постоянными боями, самые большие разрушения мы нашли как раз в Артеме. На улице Бульварной, 4, разрушен целый подъезд, снесены перекрытия между этажами, опасно свисают бетонные плиты, а в домах по соседству выбиты стекла. Куда-то рядом, говорят местные, повстанцы прикатывали самоходку и били по Карачуну, тот давал в ответ. От снаряда, рассказывают жильцы, погибла женщина. Чуть дальше по улице снаряд угодил в 5-этажную панельку — пробил дыру в стене, не разорвавшись. Здесь умерли три женщины. Еще один снаряд приземлился на дороге — видим воронку глубиной полметра, в нескольких метрах — здание детского сада, никто не пострадал. Ударной волной разбивало окна, осыпался стеклянный потолок рынка по соседству с автовокзалом.

...Идем в здание Славянского СБУ, где Гиркин оборудовал свой штаб и одновременно тюрьму. Хотя в конторе как следует поработали мародеры, военные пропускать не хотят — требуют «письмо с отказом от претензий в случае подрыва на растяжке». Но сам вход охраняют спустя рукава и на удалении — можно прошмыгнуть — так и делаем. Совсем небольшая контора завалена офисной мебелью, разбросаны бумаги, а на полу — буклет ЛДПР, валяются наручники. Относительный порядок лишь в том самом подвале, где верховный главнокомандующий Гиркин держал своих пленных и куда его артемовские соратники хотели везти меня, но отправили на Володарку. Этих интерьеров не видел ни один российский телезритель и увидит, наверное, еще не скоро. Подвал СБУ для него, наверное, вряд ли существует вообще. А образ ополченца вряд ли связан с наручниками и засаленной брошюрой ЛДПР.

В большой комнате с окнами под потолком расстелены впритык матрасы, на тумбочке — кастрюля с какой-то похлебкой, на полу в качестве половой тряпки — украинский флаг. Еще есть одна небольшая клетушка примерно 2х2 без окон и матрасов — здесь держали Симона Островского из Vice News. Симон пришел сейчас фотографировать это место. Другой пленный — член территориальной избирательной комиссии Славянска — рассказывает мне, что в последние дни в подвале содержалось до 20 человек. В ночь на субботу они услышали, что боевики спешно собираются и вывозят вещи — как выяснилось, документы и оружие. А затем обнаружили, что исчезла и сама охрана, оставив открытым подвал. Но пленники дождались утра, опасаясь злой шутки, и только тогда выбежали из здания.

В подвале этом были особо ценные заложники — военные, альфовцы, журналисты. Также держали людей в горотделе милиции. Другой пленный, житель Изюма, — в июне он приехал вызволять отсюда сына, активиста Евромайдана, но оказался в камере сам — рассказывает мне, что этих особо ценных гиркинцы увезли с собой в Донецк.

Во дворе СБУ мы обнаружили Славу, который возился в старых бумагах — говорит, упекли в подвал за то, что гнал дома самогон. Теперь Слава — смотритель этого неприятного, но, конечно, притягивающего места. Слава показывает папки из архива с делами на цыган-наркоторговцев, предлагает посмотреть на кабинет Гиркина. Правда, ничего особенного в кабинете нет, если не считать, что, как и его жертвы, главком тоже обитал в подвале — здесь у него был сейф, стол, лежанка…

Мы поднялись снова во двор. Разговаривая с бывшими заложниками, хорошо бы услышать славянцев, санкционировавших все эти вещи. Например, поговорить с депутатом Горсовета Верой Кубриченко, предложившей выменивать «шпиона Островского на губернатора Губарева». Или с помощницей Пономарева Стеллой Хорошевой, рассказывающей, как «правосеки» разбомбили весь город и хотят вырезать детей, или — с Пономаревым, которого сами повстанцы обвинили в растрате бюджета и арестовали. Но Пономарев уже на свободе в Донецке и заявляет, что будет воевать дальше. Кубриченко и Хорошева также выехали из Славянска и разговаривать отказываются.

...Киевского «правосека» Олега Игнатюка на «лэндкрузере» я встретил в районе Артема. Багажник у него был завален консервами с килькой, фонариками, маслом и батарейками. Видя продукты, славянцы осторожно шли к Олегу, на фирменной черно-красной бейсболке у него было написано «Слава Украине». «На здоровье, — дежурно говорил «правосек» и отдавал пайки. — Я не кусаюсь, еда не отравлена». «Пожалуйста, крупы. Не отравлены». Женщина с ребенком под зонтом подошла к Олегу очень близко:

— Вы настоящий?! — сказала она. — Вы защитите теперь нас? Эти бандиты, вы знаете, они троллейбусные провода режут и сдают!

«Правосек» растерянно закивал. Мелкий дождь так и шел весь день.