Полтора часа новой «Кавказской пленницы», с восклицательным знаком на конце, оказались опытом не на шутку мучительным. Чтобы не выбежать из зала, хлопнув дверью, или от стресса не заснуть, я старался думать о чем-то постороннем. В мыслях, не смейтесь, сам собой возник Борхес. Не то чтобы высокое искусство защитило от низкого; просто именно аргентинский писатель вывел восхитительную формулу ремейка в своей новелле 1939 года «Пьер Менар, автор «Дон Кихота». Там, если помните, герой положил жизнь на то, чтобы не переделать, а именно написать заново (слово в слово) роман Сервантеса, но больше нескольких страниц не осилил. Зато сколько нового содержания в них открылось!
Каждый ремейк, сколь угодно точный, ничего не сообщает о первоисточнике или времени, когда тот был снят, зато многое говорит — намеренно или нет — о современности. Каждый, но не «Кавказская пленница!» Максима Воронкова. Перед нами знаменательное исключение из всех правил.
Мы узнаем о Леониде Гайдае, чьи восхитительные комедии новорусское кино до сих пор чудом обходило стороной, что он был настоящим гением, а не умелым мейнстримщиком и, как сейчас говорят, «крепким профессионалом». Гении же отличаются от остальных тем, что не поддаются ремейкам, сиквелам или пародиям; заниматься этим в отношении Гайдая — такая же бессмыслица, как пытаться переснять «Зеркало» или «Солярис».
Сообщается кое-что и о времени, когда снималась оригинальная «Кавказская пленница»: 1967 год был эпохой сумасшедшей творческой свободы, в некоторых случаях способной заменить свободы политические. Придуманный Гайдаем Кавказ был одновременно едкой сатирой на постоттепельный СССР, вседозволенность чиновников и тщательно скрываемую дикость нравов — и побегом с этой территории куда-то к горам, небу, морю, молодому вину и совершенно отвязному юмору, для которого, казалось, нет никаких табу. Недаром это, в общем-то, единственная комедия Гайдая о любви (не считая короткометражного «Наваждения»).
Зато о наших днях новая «Кавказская пленница» не говорит решительно ничего. А о чем говорит? Ответить на вопрос практически невозможно. Этот фильм — даже не пустота, а засасывающий тебя в черную дыру вакуум. Практически все актеры (в особенности легендарная троица, старательно, но неумело копирующая жесты и мимику прототипов) выглядят так, будто их нашли на конкурсе двойников — но конкурсе, который проводился не в крупном городе, а в случайном селе, поэтому и похожи они не слишком. За немногочисленных знаменитостей — Геннадия Хазанова в белом сталинском френче или Михаила Ефремова с акцентом и в кудрявом парике — просто стыдно. Все чудовищно кривляются и пугающе часто улыбаются, будто инопланетяне, которые пытаются прикинуться людьми. На человека чуть-чуть похожа лишь заглавная героиня, она же Анастасия Задорожная, но исключительно в силу природного дара нефальшивой улыбки. Попытка слово в слово повторить старую картину, пошутив все те же шутки, кажется полуторачасовым сеансом изнасилования — и не ясно до конца, кого именно насилуют: Гайдая или все-таки тебя, сидящего в зале. Впрочем, есть в картине и попытки пошутить что-то новое. К примеру, Трус, Балбес и Бывалый устраивают «пенную вечеринку» с огнетушителем, а Шурик сбегает из психушки по методике игры Angry Birds. Хотя и это не делает современным фильм, снятый будто бы в какой-то временной капсуле и равно неправдоподобный по меркам что 1960-х, что 2010-х.
Над этим зрелищем не хочется даже издеваться: слишком легкая мишень. Интересно лишь понять — зачем (оставим неактуальный вопрос «за что?»).
Чтобы заработать? Но можно не ходить к гадалкам — фильм с треском провалится. «Сарафан» у него будет резко негативный: ностальгирующие если и пойдут в кино, то только чтобы запустить в экран припасенным гнилым помидором, молодые вообще не поймут, что к чему. Чтобы отработать социально-политический заказ? Но тогда надо было ловить тренд и называть «Крымской пленницей», раз уж снимали в Ялте. Нет, это тоже выстрел в молоко. В фильме даже есть показанный властям кукиш, хотя и довольно беспомощный: Саахова-Хазанова в финале не сажают, а оправдывают, причем делает это его двойник в мантии судьи. А когда тот же персонаж любовно поглаживает портрет президента на стене, он всего лишь готовится открыть спрятанный за ним сейф, где хранит алкоголь.
Да, пьют в новой «Кавказской пленнице» отчаянней, чем в старой, — и это понятно: если выпить достаточно, то можно забыть, зачем ты вообще это снимаешь. Иногда кажется, что авторы получили бюджет, например, на раскрашивание «Кавказской пленницы», чтобы показать ее по ТВ, а потом вдруг вспомнили, что она и так цветная, — ну и бросились осваивать деньги. Государственные, между прочим. Вероятно, это не повод сетовать насчет «нецелевого использования», но серьезная причина, чтобы усомниться в целесообразности институтов господдержки кинематографа как таковых. Или пусть уже добавляют к господдержке полноценную цензуру, на правах страховки от такого ужаса.
Цензура не пропустила бы навязчивого продакт-плейсмента известного крымского шампанского. Не допустила бы смешения дивной и совершенно здесь неуместной — но вызывающей у зрителя, как у павловской собаки, реакцию моментального слюноотделения — музыки Александра Зацепина с хитами «Гостей из будущего» и Тимати.
Аранжировщикам песен про медведей и султана, хочется надеяться, цензура выдала бы пожизненный волчий билет. Переодела бы Хазанова, причесала бы Ефремова, выгнала бы взашей Дмитрия Шаракоиса — который, охотно верю, органичен в «Интернах», но в роли Шурика кажется ходячим богохульством. А остальной съемочной группе бы сказала: «Ребят, может, не надо? Может, вы свой сценарий попробуете написать? Включите собственное чувство юмора?»
У них бы все равно не получилось.
Росший многие годы в России этнический национализм в одночасье сменился «дружбой народов», которую так настойчиво воспевали в СССР
Выход на российские экраны новой версии «Кавказской пленницы» вызывает целый ряд разнообразных мыслей и ассоциаций. Это, конечно, дань сегодняшней общенациональной ностальгии по золотому веку советского периода и по золотой его середине: «Кавказская пленница» вышла почти через полтора десятилетия после смерти Сталина и за полтора же десятилетия до пика застоя, дефицита и повального мора вождей. Есть здесь и противопоставление: рецензии уже отмечают контраст между теми благословенными временами, когда художники в трудных условиях создавали любимые народом фильмы, и нашим временем, когда ремесленники пытаются неумело или цинично зарабатывать на голливудских или советских шедеврах.
«Кавказская пленница», конечно, одна из любимейших советских комедий, которую не одно поколение знало наизусть, но давайте не будем терять из виду, о чем она. Действие фильма (снятого, между прочим, в Крыму) происходит в некоторой условной кавказской республике. В фильме добродушно высмеиваются местные племенные обычаи, навсегда уходящие в прошлое, но все еще умудряющиеся кое-где порой поднять голову, особенно при поддержке местных чиновников — впрочем, нетипичных и быстро наказанных.
В последних сценах «Кавказской пленницы» у сегодняшнего зрителя и вовсе должны встать волосы дыбом. Главные герои фильма инсценируют «убийство чести», а на самом деле вполне себе современное судилище и казнь, устроенную исламскими радикалами. Тут уже не до смеха: главный отрицательный герой, хозяйственник районного масштаба товарищ Саахов, перед вторжением «террористов» смотрит по телевизору «Лебединое озеро», которое впоследствии станет символом судьбоносных событий в СССР: смертей вождей и переворотов.
Выбор этого фильма для новой экранизации сегодня, после двух кровопролитных войн в Чечне, на фоне непрекращающихся боевых действий, религиозной радикализации, регулярных терактов на российской территории и феноменальной местной коррупции, кажется по меньшей мере странным. В свете направленного против кавказцев расизма даже вроде бы безобидные шуточки над акцентами и обычаями в той первой «Кавказской пленнице» сегодня как-то не очень смешны.
Вообще, с советскими комедиями все не так просто. Для людей, выросших в Советском Союзе 1970-1980-х гг., возникшая после падения коммунизма Россия оказалась полной неожиданностью. Олигархи, бандиты и «лица кавказской национальности», казалось, появились из ниоткуда — уж точно не из однородной, серой советской жизни.
Но это будущее уже было описано в трех знаменитых советских комедиях, созданных в яркую пятилетку с 1967 по 1971 г.: двух снятых Леонидом Гайдаем и одной снятой Александром Серым. После «Кавказской пленницы» с ее пророчеством о межэтнических и межрелигиозных конфликтах в прокат вышла гайдаевская «Бриллиантовая рука». Эта блестящая советская адаптация легких французских и итальянских комедий той эпохи предсказала выход бизнеса из подполья в 1990-е гг. Ведь фильм поднимает тему подпольных дельцов. Да, они показаны смешными и беззубыми - иначе их показать не позволила бы цензура, — но это настоящая тайная советская мафия.
И наконец, самый пророческий фильм из этой серии: «Джентльмены удачи» (1971). Великий артист Евгений Леонов играет здесь роль директора детского сада, идеал безобидного, неагрессивного и несколько бесполого советского мужчины. Одновременно он играет похожего на директора как две капли воды вора в законе. Чтобы помочь родной милиции, «хороший» Леонов соглашается на время притвориться «плохим».
Хотя сам Александр Серый был знаком с местами лишения свободы не понаслышке, бандиты в его комедии не особенно страшны. Тем не менее по сюжету оказывается, что директор детского сада вполне себе вписывается в бандитскую шайку. Собственно, весь фильм построен на том, что советский гражданин — «ботаник» не только выглядит как профессиональный преступник, но и может в него преобразиться. Так впоследствии многие «простые советские ребята», занявшиеся бизнесом в 90-е гг., смогли вписаться в бандитскую атмосферу того времени.
Вряд ли Гайдай и Серый ясно видели линии разлома, по которым треснет казавшееся таким однородным советское общество, и рассказывали о них эзоповым языком якобы безобидных комедий. Скорее это был более сложный, подсознательный творческий процесс — интуиция больших художников, которая позволила, к примеру, германским экспрессионистам уловить дух Первой мировой войны и ее последствий в картинах, написанных задолго до ее начала.
Известно, что, когда мы чего-то сильно боимся, мы пытаемся обратить подсознательный ужас в шутку. Примечательно, что в одной из ранних сцен в «Джентльменах удачи» хороший директор репетирует с детками песенку «Нам не страшен серый волк».
В таком случае «Кавказская пленница — 2» тоже своего рода экзорцизм. Еще недавно расистские выступления, направленные особенно против «понаехавших» с Кавказа граждан России, буквально разрывали российское общество. Теперь же об этом вдруг забыто, а политику Путина в отношении Крыма и Украины поддерживает, по разным опросам общественного мнения, от 85 до 90% населения. То есть даже если ее поддерживают все 80% русских россиян, то от четверти до половины других национальностей тоже сегодня выступают за Путина и за «русский мир». В одночасье растущий многие годы в России этнический национализм сменился той самой «дружбой народов», которую так настойчиво воспевали в СССР.
Комментарии