Абсурд в отсутствие реальной идеологии становится главным способом удержать внимание масс.

Маразм — единственный допинг, на котором может держаться рейтинг власти в отсутствие явных военных успехов.

Борьба Госдумы с иностранными словами, вошедшая в фазу второго чтения, доказывает наглядней некуда, что без ежедневно крепчающего маразма Россия сейчас уже не обходится. Маразм — единственный допинг, на котором может держаться рейтинг власти в отсутствие явных военных успехов. Можно отводить войска от украинской границы под давлением (прежде всего финансовым) мирового сообщества, а можно приводить их обратно — это не заменит завоевания Киева или победоносного броска к Приднестровью; а то, что завоевания Киева не получится, сейчас уже понятно. Стало быть, нужно создавать информационные поводы во внутренней политике — хорошо бы, конечно, пересажать все живое, но тогда сразу не с кем станет бороться, и лучше осторожно продолжать травлю оппозиции, клевету на нее, раздачу непохожих портретов с фейковыми цитатами и т.д. Нужен же и позитив какой-то, нельзя одними обысками у Навального — с изъятиями все более впечатляющих ценностей — заменять отсутствие внятных целей. В России никогда еще не было периода, когда у страны настолько бы отсутствовала политическая программа: даже при Грозном, о котором теперь вспоминают все чаще, имелась религиозно-мессианская доктрина, которая сегодня невозможна, хоть ты всю РПЦ мобилизуй. Не так люди сегодня верят, чтобы видеть в президенте помазанника Божия, исполнителя Господней воли. Нужен, стало быть, маразм — или абсурд, если хотите, — поскольку именно абсурд в отсутствие реальной идеологии становится главным способом удержать внимание масс. Они, конечно, ни во что не верят — массы, чай, не дураки, — но им по крайней мере интересно. «В бессмыслице сила», — писал еще Воннегут. Конечно, люди не верят Киселеву или Мамонтову, и новости по федеральным каналам для них — давно уже новости о деградации и бесстыдстве государственной пропаганды; но все равно ведь интересно. Смотреть на чужое падение всегда увлекательней, нежели на чужое процветание. И пока Россия не решится (может быть, и вовсе не решится) открыто ввести свои танки в Донецк — надо поддерживать уровень безумия; борьба с англицизмами как раз и есть проверенный способ.

Один член ЛДПР, мотивируя подачу скандального законопроекта, аргументировал его насущность таким соображением: особенно страдают, говорит он, люди старшего поколения. Встречая в газетах слово «мерчандайзер», они в ужасе отбрасывают газету и снимают очки: что за ерунда?!

Этим, замечу в скобках, и отличаются люди, готовые к развитию и к принятию нового знания, от людей, которые немедленно требуют запретить все непонятное и потому обречены на исторический тупик. Кстати, никакой адекватной русской замены у этого нехитрого термина нет, так что под новый закон о языке он не подпадает. Мерчандайзер — всего-то представитель компании в магазине, следящий за тем, чтобы товар был адекватно представлен на витрине, привлекательно разложен и т.д. В этом смысле, например, ЛДПР — мерчандайзер президентской администрации в Госдуме, слишком инициативный, но по крайней мере не забывающий имитировать политическую жизнь. Мы-то с вами понимаем, что борьба с терминами вроде «лизинга», «мерчандайзера» или «спикера» вовсе не означает отказа от импортных товаров или консьюмеристских ценностей, поскольку других нет; можно запретить выезд за границу всем сотрудникам силовых ведомств, зафиксировать все случаи двойного гражданства и запретить НКО — но нельзя, занимая собою большую часть Евразии, изолировать все это пространство от прочего мира. Очевидно, что главной целью борьбы с иностранщиной является именно поддержание должного градуса абсурда — поскольку власть жива, пока она интересна. Не надо только этот интерес принимать за тотальное одобрение.

Что касается собственно регулирования языковой сферы — это вторжение в сферу еще более интимную, чем секс, поскольку речевая коммуникация применяется чаще сексуальной. Власть залезает к подданным уже прямо в рот, стараясь нащупать и обездвижить затаившийся там язык. Регулирование интимного — существенный признак падения, деградации, даже суицидальности власти; к этому прибегают, когда уж вовсе ничего не осталось. Понятно, что настоящим врагом власти является сегодня тот, кто владеет языком, — у нее-то с этим проблемы; опасен уже тот, кто формулирует, — поскольку хорошую формулировку народ подхватывает и делает слоганом. Очевидно и то, что истинным врагом власти является сегодня не «мерчандайзер», а слово, начинающееся на «х» и кончающееся на «ло»: если уж на него реагирует МИД — это серьезное оружие. В связи с особой опасностью этого слова, а также с атакой на англоязычные заимствования главным слоганом оппозиции должно стать «Хэлло!» — все будут понимать, что оно значит и кому адресовано. Хэлло, лидер! Фамилию называть нельзя — она по нынешним меркам еще более не комильфо, пардон, май френч...
.