Что отнято, то проклято
11
Автор: С.Х. Карпенков
В сокращении
Тяжёлый физический труд всегда утомлял крестьянина, и он стремился сделать всё возможное, чтобы его облегчить. Некоторые крепкие крестьяне ещё до октябрьского переворота и задолго до бандитского раскулачивания и принудительной грабительской коллективизации начали покупать сеялки, веялки и косилки. На смену сохе, плугу и лошади постепенно приходили совершенно другие орудия труда, которые сегодня называются сельскохозяйственной техникой. Если бы крестьянам дали возможность свободно трудиться на своей земле ещё несколько лет, то в их хорошо организованных и отлаженных хозяйствах появился бы и железный конь – трактор, приобрести который хотели многие землепашцы-хлеборобы, чтобы, как можно быстрее, освободится от тяжёлого труда. Но такому желанию ещё долгие десятилетия не суждено было сбыться. Октябрьский переворот и братоубийственная война не освободили крестьянина от тяжёлого труда, а, наоборот, набросили на его шею ещё одно тяжёлое ярмо – непосильные грабительские налоги и другие натуральные поборы. Спустя некоторое время трудолюбивых и умелых крестьян постигла более страшная беда: большевицкая мафия, разжигая неукротимое пламя зависти и ненависти у менее имущих, объявила крепких крестьян кулаками, отняла у них землю и собственное имущество. Но таким бандитским грабежом большевицкие служаки не ограничились – одних безвинных крестьян расстреляли без суда и следствия, других посадили в тюрьмы либо сослали подальше от родной земли. Оставшихся якобы на свободе более ста миллионов крестьян, как скотину, насильственно загнали в колхозы, где они лишились права свободно трудиться и получать за свой труд заработанный хлеб либо деньги. Иначе говоря, по воле большевицких и партийных вожаков крестьяне-колхозники оказались рабами, прикованными едва ли не цепями к чужой, колхозной земле, когда-то им принадлежавшей.
Спустя долгие десятилетия трактор всё же появился только не на собственных, а на колхозных полях. И во многих российских деревнях и сёлах, особенно в нечерноземье, случилась другая рукотворная, трудно поправимая беда: стальные тракторные плуги закопали глубоко в землю тончайший, плодородный слой почвы, перемешав его в одних местах с песком, а в других с глиной. Естественный драгоценный слой почвы, формировавшийся природой в течение длительного времени, на протяжении многих столетий, почти сразу после несколько вспашек был похоронен в земле вместе с богатейший опытом пахаря-сеятеля, который накапливался и передавался от поколения к поколению. Железный конь, в котором вместо чувствительного сердца пламенный мотор, стал вспахивать широкое колхозное поле на большой площади очень быстро и без больших затрат потогонного труда. Однако, вспахивали каждый год очень много и сразу, но получали от такой поспешной, непродуманной вспашки совсем мало. И со временем обрабатываемая земля, отвечавшая когда-то высоким урожаем, перестала родить, и собранного урожая на колхозном поле не стало хватать не только пахарям-сеятелям и их многодетным семьям, но и тем, кто никогда не пахал и не сеял, а с высокой трибуны без стыда и совести с ехидной улыбкой на лице твердил одни и те же, единственно верные слова: «Правильным путём идёте, товарищи!». Может быть, в такой всеобщей колхозной беде всё же виноват железный трактор с пламенным мотором, подменивший коня, которого многие века запрягали сначала в соху, а потом и в плуг? Может быть, зря каждый рассудительный крестьянин стремился иметь его в своём хозяйстве, чтобы не мозолить свои натруженные руки, держа в руках плуг, вспахивая поле? Очевидно, нет! Трактор – это всего лишь изобретённое человеком механическое орудие труда.
Чаще всего тракторист – честный, добросовестный труженик и рассудительный человек, всем сердцем и душой стремившийся сделать все, чтобы вспахиваемая им земля приносила многократный урожай. Но в то же время он был подневольным и не свободным в своих помыслах и, особенно, в действиях – он пахал не по своей воле, не по воле Божией и не тогда, когда подсказывал его ум и сердце, а когда ему приказывали. Он сеял то, что ему было велено, не опираясь на богатейший крестьянский опыт его предков. А приказывали и велели всегда одни и те же люди – партийные властители-безбожники, и им повиновались колхозные председатели, среди которых было немало достойных людей и умелых организаторов работы в деревне, но они, как правило, действовали не по зову сердца, а по партийной отмашке сверху.
Главное для партийных руководителей было вовсе не выращивать хлеб и собирать высокий урожай, а совсем другое – любыми способами скорее получить красный билет, который обеспечивал бы им безбедную жизнь на все времена вне зависимости от того, будет ли урожайный год или нет. Они подчинялись не воле Божией, а поклонялись свободно выбранным своим кумирам-безбожникам, в которых они верили и портреты которых развешивали в любом многолюдном месте.
Партийные приказы и указания были простые и понятные. И нечего тут голову морочить, рассуждать и следовать каким-то обрядам. Зачем верить каким-то народным приметам, которые передавались от поколения к поколению? Зачем молится за богатый урожай? Зачем отмечать православные праздники, когда партийные приспешники придумали новые? К этим искусственно внедряемым праздникам, изобретённым «великими» партийными фантазёрами всех времён и народов, пытались привязать все работы, в том числе и работы в поле, на земле. Скорее безоговорочно, без всяких рассуждений исполнить всё, что велено, якобы для того, чтобы быстрее приблизить светлое будущее – вот главная задача, а всё остальное – пережитки прошлого, и с ними надо раз и навсегда покончить. Главное – быстрее доложить вышестоящим партийным функционерам, что их приказы и указания выполнены вовремя и даже досрочно, а вовсе не человеческая забота о крестьянах-колхозниках и не стремление получить высокий урожай. Многие из подобных партийных приказчиков и повелителей, никогда не пахавшие, не сеявшие и не косившие, не имели даже малейшего представления о тяжёлом крестьянском труде. Некоторых из них вовсе не волновало, что колхозники за свой нелёгкий труд получают пресловутые палочки, а не выращенный ими хлеб и честно заработанные деньги.
...Для Корнея Ковалёва евангельские слова «сеять в тернии» означали бросить зёрна в отнятую у крестьян землю и ставшую колхозной, ничейной и неблаго-словенной, либо посеять всякие зёрна подряд, а не отборные лучшие, и зарыть их в сырую, холодную землю. Такие брошенные зерна будут долго лежать в земле мёртвым грузом, не прорастая, а проворные, вездесущие сорняки станут очень быстро, как на дрожжах, расти и вытянут из почвы все питательные соки, необходимые для роста благородного семени.
А когда земля хорошо прогреется солнцем, пробьются и ростки посеянных зёрен, но будет поздно – наберут силу сорняки и заглушат все засеянное поле, и побороть их уже не сможет никакое культурное растение. Знает ли об этом сеятель? В большинстве случаев он знает. И непременно всякий сеятель-колхозник знает и другое – он сеет не на своей земле, а на чужой. Сеет не для себя, а неизвестно для кого. Чаще всего он не задумывается над тем, для чего и ради чего он это делает, но твёрдо знает, что за свой труд в поле он почти ничего не получит. Работает он не по своей иль Божьей воле, а по принуждению, по приказу. И ему глубоко безразлично, даст ли вспаханное и посеянное им поле урожай или нет. Он хорошо знает: совсем небогатыми плодами его неблагодарного труда воспользуются другие ведомые и не-ведомые ему люди. В сердце такого сеятеля хоть и теплится благочестивое начало, унаследованное от своих предков-крестьян, но побеждают тернии безразличия, и, естественно, он стремится, как можно, скорее освободится от своего рабского, подневольного труда.
Другое дело, когда тот же пахарь трудится на свой, не отнятой у него земле. Варварское изъятие у крестьян всей, без остатка, земли и дерзкая попытка загнать их подобно скоту в единое стойло-коммуну и насильно удержать их там кончилась разрухой и голодом. Поэтому прихватившие власть большевики во главе с «гениальными вождями» и их последователи пошли на милость, решив оставить по клочку земли каждой семье колхозника. Они вынуждены были это сделать. В противном случае вымерли бы от голода все крестьяне-хлеборобы, а вместе с ними и все партийные вожаки и «слуги народа». Для каждого двора колхозника оставили всего полгектара земли. И такой крохотной земли хватало, чтобы худо-бедно прокормить свою многодетную семью и через грабительские налоги и различные натуральные поборы содержать огромную армию партийцев-бездельников и их многочисленных служак.
...Не желая трудится задаром в колхозе, колхозник правдами и неправдами готов был покинуть свою родную землю и пойти в город, где, как ему казалось, можно работая, зарабатывать средства существования для себя и своей семьи. Так поступали, но далеко немногие крестьяне: притяжение родной земли оказывалось сильнее желания освободится от рабского колхозного труда. Наиболее широко был распространён другой путь – покидали деревню подросшие дети, едва достигнув совершеннолетия. Они уезжали в город навсегда, чтобы не испытать на себе всей тяжести сельской жизни, которая выпала на горькую долю их родителей, многие из которых, оставаясь в одиночестве, невзгодах и нищете, в мучительных болезнях и муках доживали свой век на родной земле. Так постепенно пустела когда-то добрая земля, сиротели российские деревни, а потом совсем умирали. Когда-то в российской деревне жили истинные крестьяне с нераздвоенной, цельной душой. Подчиняя свою волю воле Божией они пахали и сеяли, работая в поле от зари до зари. И их добрая земля приносила многократный, а иногда стократный урожай. Но случился октябрьский переворот, нагрянула сплошная бандитская коллективизация, и большевицкие вожаки объявили многих благочестивых тружеников-крестьян кулаками и, причислив к врагам народа, отняли у них землю все движимое и недвижимое имущество и сослали кого на Соловки, кого ещё дальше, а кого и расстреляли. На родной земле каким-то чудом остались лишь немногие крепкие крестьяне, претерпев все муки рукотворного, земного ада. Подавляющее же большинство крестьян со средним достатком, загнанных в колхозы, оказались далеко не свободными – их нищенская жизнь отличались от тюремной, лишь тем, что деревни и села не обносились колючей проволокой и вокруг них не ходили служаки с собаками и винтовкой в руках. Остался в родной деревне и Корней Ковалёв. Он не был богатым, но имел свою землю и совсем небольшое хозяйство. Нагрянула бандитское раскулачивание, и у него отняли землю площадью более двенадцати десятин, увели на колхозный двор двух рабочих лошадей, две коровы. Разобрали построенное его собственными руками гумно, и его брёвна местные мужики по приказу прихлебателей-партийцев отвезли и бросили под открытым небом вблизи колхозного коровника. Описали и отняли весь хозяйственный инвентарь и домашнее имущество и пытались выселить многодетную семью Ковалёва из собственной хаты, которую он строил вместе со своим отцом. Однако после сталинского головокружения от безумия Ковалёв обратился в суд. И на удивление местных партийных прихвостней районный суд вынес решение: раскулачивание Ковалёва незаконно и предписал вернуть ему одну корову, одну лошадь вместе с упряжью, гумно, одну борону, один плуг и некоторые предметы домашнего быта. По решению суда Ковалёву оставили землю, но не двенадцать десятин, принадлежавших ему, а всего восемнадцать соток приусадебного участка. Колхозные и районные власти никак не хотели смириться с решением суда и настойчиво предлагали Ковалёву якобы по собственному желанию вступить в колхоз. Но он твёрдо стоял на своём, зная о том, что вступление в колхоз все-таки дело добровольное. И местные власти, боясь нарушить второй раз закон (первый раз они нарушили при раску-лачивании Ковалёва), не стали применять на этот раз повторно репрессивные меры и пришли к выводу, что всё-таки нужно вернуть Ковалёву все предписанное судом. Однако многое из домашних предметов и хозяйственный инвентарь не удалось вернуть – их сразу же разворовали. Не оказалось на колхозном дворе ни плуга, ни бороны. Не оказалось и лошадей – они была лучше других, и местные партийцы передали их районным властителям. Дойных коров тоже не было на колхозном скотном дворе – их отвели в районный центр на мясо. Не успели разворовать бревна гумна. Все они лежали на том же месте, куда их свалили, как будто дожидаясь своего хозяина. И хозяин явился, перевез их на телеге за несколько раз и сложил на прежнем месте гумно, где оно стояло раньше до его разорения. Прошли десятилетия, и гумно Ковалёвых осталось единственным не только в деревне Вязово и не только в районе, но и во всей области. Музейные работники, профессионально оценив такую реликвию, просили передать гумно в музей для демонстрации деревянного крестьянского зодчества. Но Ковалёву никак не хотелось расставаться со всем тем, что он сделал своими руками. Под разными предлогами гумно не один раз пытались отнять, но оно устояло вопреки желанию партийцев-проходимцем всё отнять, чтобы беспредельно властвовать. Пытались отнять и приусадебную землю. Но Ковалёв отстаивал свои права и защищал свою землю от варварского изъятия. Он любил её, и она оставалась для него всегда доброй. И все, что не сеял бы он на ней, давало богатый урожай. И крохотный клочок земли всегда кормил большую семью Ковалёвых, никогда не оставляя её в голоде. И пятью хлебами можно накормить пять тысяч, когда слушается и воспринимается слово Божие.
Комментарии