про самое лучшее в мире советское образование
...Незавиден был и жребий педагогов столичных. Наглядным примером тому служит история знаменитой Алферовской гимназии, которой после революции было присвоено имя Льва Толстого. Супруги Алферовы основали свою женскую гимназию в 1896 году. Гимназия сперва размещалась на Арбате, а затем переехала сюда, в Ростовский переулок в специально построенное трехэтажное здание.
По подбору педагогов, организации обучения и составу учащихся гимназия заметно выделялась в Москве, считалась одной из лучших. Здесь обучались дочери состоятельных, родовитых и известных родителей. Среди прочих — сестры Голицыны и Гагарины, дочери Шаляпина и Нестерова, Марина Цветаева… На здешних воспитанницах всегда лежал какой-то особенный отпечаток: их узнавали не только по синим беретам, но по манере держать себя. Алферовскую гимназию сравнивали с не менее знаменитой мужской гимназией Флерова в Мерзляковском переулке. Мальчики-«флеровцы» были ориентированы на естественные науки, а девушки-«алферовки» получали серьезное гуманитарное образование. Главными предметами были литература и история.
Литературу преподавал сам директор, Александр Данилович Алферов. Это был легкий, приветливый, симпатичный человек, преданный своему делу, понимающий и любящий детей. На школьных праздниках именно он задавал тон, водил хороводы вокруг елки на Новый год с младшими, ничуть не боясь «уронить авторитет». Его жена, Александра Самсоновна была женщиной более строгой и преподавала математику.
В целом, отношения между учениками и учителями были доброжелательными и доверительными. Юные гимназистки могли без стеснения задавать волнующие их вопросы о вере, об учении Толстого и многом другом, спорить о вопросах социальных и политических. Алферовы, будучи людьми либеральных убеждений, придерживались мнения, что их подопечные должны учиться мыслить самостоятельно, быть внутренне свободными. Не внешние правила прививались в их заведении, но глубокая воспитанность, такт, самостояние и самодостаточность, как естественное состояние, не на уровне мысли, но на уровне внутреннего инстинкта. Гимназия недаром славилась своими учителями. Все свое время, все силы, всю энергию они отдавали детям, стремясь воспитать просто хороших людей.
Супругам Алферовым, искренне приветствовавшим падение монархии, суждено было оказаться среди первых жертв ненасытного молоха под названием большевизм. Зимой 1918/19 года за ними пришли и увели под конвоем. А вскоре осиротевшие учителя и гимназистки прочли в газетах их фамилии в списке расстрелянных. Ни следствия, ни суда не было, позже выяснилось, что педагогов расстреляли по ошибке, перепутав с однофамильцами. Александра Самсоновна Алферова написала в тюрьме письмо-завещание: «Дорогие девочки! Участь моя решена. Последняя просьба к вам: учитесь без меня так же хорошо, как и при мне. Ваши знания нужны будут Родине, помните постоянно об этом. Желаю вам добра, честной и интересной жизни».
Ореол мученичества вокруг супругов Алферовых с годами не тускнел в покинутой ими гимназии. Новые поколения учеников продолжали с благоговением хранить память об этих благороднейших людях. Их дух словно продолжал жить в родных стенах, оберегая прежнюю атмосферу, руководя служившими вместе с ними и пришедшими позже учителями.
Когда одного из них, крупнейшего русского педагога Василия Порфириевича Вахтерова, многолетнего председателя Российского союза учителей и автора нескольких хрестоматий и учебников, Луначарский пригласил работать в Наркомпрос, тот ответил, что не может сидеть за одним столом с теми, у кого «руки в крови».
Это высокое чувство собственного достоинства и долга отличало практически всех педагогов Алферовской гимназии. Большей частью то были одинокие женщины, посвятившие всю жизнь просвещению юных душ. Таковы были три сестры Золотаревы — Маргарита, Лидия и Людмила Ивановны. Первая режиссировала школьные спектакли, вторая преподавала рисование, третья учила младшие классы. До революции сестры имели свой детский сад, в котором обучали иностранным языкам, и откуда дети поступали в первый класс гимназии. Такой была Антонина Николаевна Пашкова, заместитель директора по воспитательной части, жившая в самой гимназии на втором этаже. Такими были Елена Егоровна Беккер, учительница географии, также жившая в гимназии, и Ольга Николаевна Маслова, преподавательница русского языка. Эта пожилая, очень некрасивая женщина с выдающейся нижней челюстью, носила старомодный шушун с раструбами на рукавах и старенькое пальто. К высокой прическе она прикалывала столь же старомодную шляпку с перьями. Довершало портрет чеховское пенсне. Жила Ольга Николаевна в Антипьевском переулке, откуда ежедневно приходила на службу пешком. По пути ее неизменно окружали дети, которым она что-то рассказывала всю дорогу и, в итоге, входила в гимназию окруженная гурьбой ребят.
Историю в гимназии преподавал ученик Василия Осиповича Ключевского, профессор МГУ Сергей Владимирович Бахрушин, читавший курс лекций, начиная с образования Руси и до образования СССР. Он замечательно рассказывал про быт славян, сопровождая рассказ изображениями оружия и утвари, которые сам же мастерски рисовал на доске.
Также курсы лекций читали физик Млодзиевский, историк Сергеев, философы Шпет и Лосев…
Но все кончилось, когда директора Дарского сменил коммунист Резник. «Крах произошел в 1929 году, — вспоминал князь Голицын. — Директор пожелал осмотреть все помещения. На первом этаже, кроме истопника, жила еще Елена Егоровна Беккер учительница географии, на втором этаже занимала целых три комнаты Антонина Николаевна Пашкова — учительница начальных классов.
Возможно, по доносу, а возможно, по хозяйственным соображениям Резник вошел в квартиру Антонины Николаевны и в третьей ее комнате увидел хорошую мебель, письменный стол, а над ним два больших портрета — фотографии покойных Александры Самсоновны и Александра Даниловича Алферовых. Вся обстановка сохранялась такою, какой она были при их жизни. Отсюда они ушли в тюрьму. Здесь ежегодно в день их казни, тайно, в течение десяти лет, собирались на чашку чая их немногие друзья-учителя. Резник помчался с доносом в райком.
Несколько учителей — Антонина Николаевна Пашкова, Елена Егоровна Беккер с сестрой, Ольга Николаевна Маслова, Юлия Федоровна Гертнер, еще кто-то были изгнаны, некоторые учителя переведены в другие школы. Три сестры Золотаревы уцелели, так как в своих анкетах называли себя мещанками. Всего тяжелее пришлось Ольге Николаевне. С юных лет была она учительницей, но в анкетах писала — дворянка, и теперь ее нигде не принимали. Два года она кое-как перебивалась частными уроками, а в 1931 году умерла. На ее похороны собралось больше сотни бывших алферовцев. Меня тогда в Москве не было».
Что ж, можно ли было ожидать иного, если сам вождь мирового пролетариата считал интеллигенцию «г…м нации»? Можно ли было ожидать иного, если подавляющее большинство большевистских руководителей были людьми малообразованными или необразованными вовсе, не имевшими за плечами ни научной, ни серьезной профессиональной деятельности на каком-либо поприще, кроме революции?
Вспомним, что одним из первых деяний советской власти была высылка в 1922 году из страны целой плеяды русских ученых и мыслителей. «Надо поставить дело так, чтобы этих «военных шпионов» изловить и излавливать постоянно и систематически и высылать за границу», — писал о них Ленин Дзержинскому. Изловили и выслали на двух пассажирских судах, получивших собирательное имя «Философский пароход», 225 человек: университетских профессоров, литераторов, философов, экономистов, инженеров, врачей… Среди высланных были такие известные русские ученые и мыслители, как Н. А. Бердяев, C. Н. Булгаков, будущий изобретатель телевидения В. В. Зворыкин, И. А. Ильин, Л. П. Карсавин, А. А. Кизеветтер, Н. О. Лосский, С. Е. Трубецкой, С. Л. Франк…
При И.В. Сталине к ученым применялись уже куда менее гуманные методы…
http://beloedelo.ru/researches/article/?377
профанация интеллектуального труда в СССР
<dl class="vcard author"></dl>
Характерной чертой советской действительности была прогрессирующая профанация интеллектуального труда и образования как такового.
Одной из особенностей советского интеллектуального слоя стала очень высокая степень его феминизации. В значительной степени это было опять же связано с идеолого-пропагандистскими соображениями и в некоторой мере с тем, что женский контингент отличается обычно большей лояльностью и лучшей управляемостью. В 1939 г. при среднем проценте в населения лиц умственного труда 17,5 им занималось 20,6% мужчин и 13,6% женщин, а уже в 1956 г. (при среднем проценте 20,7) — 18,3% мужчин и 23,2% женщин{327}. Последствия войны (в то время, когда потребовалось увеличить количество специалистов, женщины составляли несоразмерное большинство дееспособного населения) также немало этому способствовали.
В целом женщины составляли в 1928 г. 29% интеллектуального слоя, в 1940 г. — 36%, а в 1971 г. — 59%. Целый ряд интеллигентских профессий сделался почти целиком «женским». Такая степень феминизации интеллектуального слоя уникальна.
Другой специфической чертой советской интеллигенции была ее «национализация» и «коренизация», первоочередная подготовка интеллигентских кадров из нерусских народов, проводившаяся с первых лет советской власти. Типологически и методологически эта политика ничем не отличалась от «пролетаризации» интеллектуального слоя: та же система льгот (теперь уже по национальному признаку), квоты в лучших столичных вузах для «целевиков» с национальных окраин, опережающее развитие сети учебных заведений в национальных республиках, то же пренебрежение качеством специалистов в угоду идейно-политическим соображениям.

Опережающими темпами росло в национальных республиках число занятых в науке, причем исключительно за счет «коренной» национальности . В 1940 г. при показателе по СССР 5, а по РСФСР 6 ученых на 10 тыс. жителей, в Армении было 8, а в Грузии 10.
Социальная структура населения азиатских национальных окраин и большинства компактно проживающих в центральной части страны национальных меньшинств к началу 20-х годов отличалась от структуры русского населения в сторону меньшего удельного веса в ней образованного слоя, тем более, что в ходе гражданской войны местная элита была в значительной мере истреблена. Поэтому контингент, поступавший оттуда в вузы, отличался наихудшей подготовкой, но зато наилучшими показателями с точки зрения «классового отбора». Поскольку же такие лица имели фактически двойное преимущество при приеме в учебные заведения, то, в массовом порядке пополняя ряды образованного слоя, внесли очень весомый вклад как в изменение его социального состава{336}, так и профанацию интеллектуального труда как такового.
Созданный коммунистическим режимом образованный слой, известный как «советская социалистическая интеллигенция», отличался в целом низким качественным уровнем. Лишь в некоторых элитных своих звеньях (например, с сфере точных и естественных наук, менее подверженных идеологизации, где частично сохранились традиции русской научной школы, или в военно-технической сфере, от которой напрямую зависела судьба режима) он мог сохранять некоторые число интеллектуалов мирового уровня. Вся же масса рядовых членов этого слоя стояла много ниже не только дореволюционных специалистов, но и современных им иностранных.
Основная часть советской интеллигенции получила крайне поверхностное образование. В 20–30-х годах получил распространение так называемый «бригадный метод обучения», когда при успешном ответе одного из студентов зачет ставился всей группе. Специалисты, подготовленные подобным образом, да еще из лиц, имевших к моменту поступления в вуз крайне низкий образовательный уровень, не могли, естественно, идти ни в какое сравнение с дореволюционными. Немногие носители старой культуры совершенно растворились в этой массе полуграмотных образованцев. Сформировавшаяся в 20–30-х годах интеллигентская среда в качественном отношении продолжала как бы воспроизводить себя в дальнейшем: качеством подготовленных тогда специалистов был задан эталон на будущее. Образ типичного советского инженера, врача и т.д. сложился именно тогда — в довоенный период. В 50–60-е годы эти люди, заняв все руководящие посты и полностью сменив на преподавательской работе остатки дореволюционных специалистов, готовили себе подобных и никаких других воспитать не могли.
Пополнение интеллектуального слоя в 70–80-х годах продолжало получать крайне скудное образование по предметам, формирующим уровень общей культуры.
Идея «стирания существенных граней между физическим и умственным трудом» реализовывалась в этом направлении вплоть до того, что требующими такого образования стали объявляться чисто рабочие профессии. Обесценение рядового умственного труда, особенно инженерного, достигло к 70-м годам такого масштаба, что «простой инженер» стал, как известно, излюбленным персонажем анекдотов, символизируя крайнюю степень социального ничтожества. О пренебрежении к инженерному труду, о том, что количество инженеров не пропорционально количеству техников (в штатных расписаниях на 4 инженерные должности приходилась одна должность техника, тогда как, чтобы инженер мог заниматься своим делом, техников должно быть в несколько раз больше), что многие должности инженеров на самом деле не требуют высшего образования и т.д., стали писать даже в советской печати.
вся статья http://swolkov.org/ins/041.htm
Комментарии