Стиляги. Отважные денди Страны Советов.

В послевоенные годы на улицах советских городов появились странные молодые люди, которые вызывающе отличалсь от окружающих. Прерванную череду отечественных модников, фланёров и денди спустя два десятка лет продолжили стиляги. Их история – история свободных людей в стране рабов. Она по-настоящему уникальна.

Эйфория первых послевоенных лет сменилась быстро нарастающим скепсисом. Упорядоченность жизни превратилась в бессмысленную штамповость существования. Уставшие, измотанные войной люди лишь ненадолго заглянув за пределы разрешенного, и не помышляли о бунте. Но были единицы, выбравшие свой путь. Не знаю уж, хотели ли они менять что-то вокруг, но не быть как все остальные, отличаться от них – точно. Это не просто «пощечина общественному вкусу». В то время это была самая опасная из всех возможных игр. Ведь бунтовать легко только, если за это тебя не уничтожат. Свобода, сохранение индивидуальности, пренебрежение к условностям и непонимание со стороны «гордого советского народа» – вот, что было важно для них. 

Стиляга родился на страницах журнала «Крокодил» в 1949 году. Так фельетонисты прозвали праздношатающихся пижонов за «идолопоклонство перед Западом» и любовь к «ресторанам, кричащим нарядам и буржуазной музыке джаз». Спустя пару лет сами «пижоны» гордо приняли это имя. Так в суровую советскую действительность заморским соблазном проник стиль.

«В дверях зала показался юноша. Он имел изумительно нелепый вид: спина куртки ярко-оранжевая, а рукава и полы зеленые; таких широченных штанов канареечно горохового цвета я не видел даже в годы знаменитого клеша; ботинки на нем представляли собой хитроумную комбинацию из черного лака и красной замши. Юноша оперся о косяк двери и каким-то на редкость развязным движением закинул правую ногу на левую. Обнаружились носки, которые слепили глаза, до того они были ярки..." Воспоминания потрясённого очевидца приводится в замечательной книге о стилягах замечательного историк моды Ольги Вайнштейн. Поначалу, стиляги не были ещё субкультурой. Приветствовался любой несоветский, «западнический» look. К середине же 50-х оформилась особая их элегантность. В одежде, причёсках, жестах и образе жизни. Элегантность, у которой мало было общего с «попугайским» имиджем из газетных фельетонов. 

Итак, вот необходимый набор настоящего стиляги: узкие брюки-дудочки, длинные двубортные пиджаки, остроносые ботинки на высокой каучуковой подошве "манная каша", яркие гавайские рубашки, галстуки с обезьянами или драконами, черные очки. Что касается галстуков, артистичная «бабочка» вскоре сменилась узким галстуком-шнурком, завязанным на микроскопический узел.
Чаще всего, это был хенд-мейд чистой воды. Нынешним юным дизайнерам из «Тряпки» такое и не снилось. Так один изобретательный молодой человек с помощью сапожника-кустаря изготовил себе сногсшибательные ботинки с лампочками, встроенными в высоченную платформу. Правда, он был бит. 
Особенной удачей считалось обладать строгим, но изящным костюмом из, например, тонкой английской шерсти. И, конечно, пальто – предмет гордости денди эпохи «оттепели». Тут всё зависело от фантазии и удачи. Один из модников тогдашнего Невского вспоминал, как он чудом приобрёл «для рекламного броска» швейцарское, до щиколоток, пальто небесно-голубого цвета. Весной и осенью стиляги носили плащи. Чаще шили сами из брезента. 

«Многие из этих вещей делались ценой невероятных усилий дома – это был так называемый "самострок": брюки шились из того же палаточного брезента, подошвы из микропорки заказывались у армян в мастерских по ремонту обуви, кое-что поступало из братских социалистических стран: драконьи галстуки – из Китая, гавайские рубашки – с Кубы».

Модники покупали западные ткани в комиссионках и заказывали костюмы и плащи частным портным, некоторые из которых были виртуозными новаторами. К примеру, Эдуард Лимонов (тогда – ещё Савенко) зарабатывал в молодости, обшивая харьковскую богему. В конце 50-х появились первые фарцовщики. Большинство из них были подпольными коммерсантами. Но и некоторые стиляги начали «утюжить» иностранцев, дабы приобрести вожделенные «фирменные» вещи. В Ленинграде такие обитали у Гостиного Двора, неподалеку от пивбара «У одноглазого» (у памятника Кутузову). 

А волосы! Чаще всего это начёсанный и набриолиненный «кок» на лбу (в противовес «мейнстримному» полубоксу). У девушек популярнейший вариант – как у Бриджит Бардо в фильме «Бабетта идёт на войну», высоко поднятая, зафиксированная лаком причёска. Хотя «стиляжные» девушки не сформировали чёткого стиля. Малейшей несоветской детали в одежде или даже минимального применения косметики было достаточно, чтобы девушку заклеймили в качестве стиляги и «проработали» на комсомольском собрании.

В СССР было три ультрамодных в то время города. Это Москва, Ленинград и Баку. В каждом был свой «Бродвей», «Брод» - место наиважнейшее для юных фланеров. В столице – улица Горького, в знойном Баку – Торговая и, наконец, ленинградский Бродвеем был, конечно, Невский проспект. Священным занятием для стиляги было, на режущем сегодня слух жаргоне, «хилять по Броду». Это был самодостаточный ритуал, состоящий в демонстрации себя «городу и миру», а также сканирование себе подобных. Фланёр не может позволить себе передвигаться абы как. Стиляги 50-х имели манерную развинченную походку, шли медленно, высоко, слегка высокомерно держа голову. Огромное внимание уделялось как бы случайной демонстрации модной одежды «своим», т.е. способным оценить. Как рассказывал ленинградский модник Александр Власов, «я на ходу посылал приветствие плащу». 

В пуританской хрущёвско-брежневской стране нужно было обладать немалой смелостью, чтобы выглядеть и вести себя как стиляга. Советских денди исключали из комсомола и выгоняли из институтов. Дружинники отлавливали на улицах стиляг и казнили их брюки («дудочки» распарывали снизу, а вошедшие в моду позже клёши обрезали, чуть ли не до колена). Случались и «просветы» – например, Московский фестиваль молодёжи и студентов 57-го, влияние которого на прогрессивную советскую молодёжь не выразишь и в десятке статей. Отдельная тема – увлечённость модников 50-х джазом, что, помимо общих черт в одежде, объединяло их с западными субкультурными сверстниками – zoots, teddy boys, британскими «рассерженными». Появились первые «рёбра» – джазовые записи на рентгеновских снимках. В Баку, вдали от столичной цензуры, проводили фестиваль «Золотая осень», на котором случились первые в Союзе джем-сейшены. 

К середине 60-х волна советского дендизма сошла на нет, уступив место более пёстрой и бестолковой массовой моде брежневского благополучия. Субкультуры поры «развитого социализма» – совсем другая история. Стиляги похожи на последних рыцарей возвышенной элегантности и «безупречного вкуса». И одновременно – самые на тот момент свободолюбивые оптимисты в молодой стране. Те, кто услышал всемирный призыв неслыханного времени: be cool!