"Мы всегда были свободными людьми"

В честь этого события музыканты 31 мая готовят грандиозный бесплатный концерт в Лужниках. Свой юбилей группа отмечает в сложное для страны и для себя время. Мы встретились с Александром Кутиковым накануне концерта и поговорили о родине, об Андрее Макаревиче, о предстоящем концерте и о любви.

— Хотелось бы начать с актуального. Как ситуация, которая сейчас сложилась вокруг Андрея Макаревича, сказывается на группе, как вы все это переживаете, каково ваше личное отношение?

— Моё отношение можно обозначить одним словом: печально. Я думал, что в нашей горячо мной любимой стране разумных и самостоятельных людей, не подверженных пропаганде, значительно больше. Оказалось, что нет. Их стало даже меньше, чем в советские времена.

— Почему?

— Трудно сказать, но мне кажется, что самостоятельность мышления во многом зависит от уровня образования, от желания постоянно учиться. А последние пятнадцать-двадцать лет  явно не способствовали улучшению интеллекта страны. С образованием беда, деньги тратят не на интеллект, а на оборону — в большем объёме, чем,  как мне кажется, это необходимо, забывая о том, что оборонная мощь страны в первую очередь — это её интеллект. И поскольку люди во многом за счёт массированной телевизионно-радийной пропаганды последних 12-15 лет утратили способность самостоятельно мыслить, и, как результат, происходят некоторые печальные с моей точки зрения события — я имею в виду то, что связано с Андреем. Конечно же, я переживаю за Андрея как за своего самого близкого друга. Он один из тех людей, кто является, на мой взгляд, совестью нации. Я не люблю высокий стиль, но в данном случае, думаю, это уместно.

Мы всегда были свободными людьми и открыто высказывали своею точку зрения на те или иные события, происходящие  с нами и вокруг нас в нашей стране. Для меня ясно, что атака на Макара — это часть пропагандистской компании, организованной где-то в администрации товарища Путина. Андрей очень корректен, очень интеллигентен, и в своих  высказываниях он старался никого конкретно не задевать, и не задел. Но для людей, работающих в системе управления, такие формулировки,  направленные в сердце проблемы, но не увязанные с какой-то конкретной личностью, —  самое опасное: это удар по самой системе.

— «Машину» раньше постоянно обвиняли в конформизме, теперь наоборот — в слишком большой оппозиционности. Что изменилось? 

— Меняемся мы сами. Меняются наши оценки тех или иных событий, и это абсолютно нормально, мы живые люди и, как я думаю, неглупые. Глобально взгляды не меняются: мы как были демократическими по своей сути людьми, как были свободными, независимо от того, насколько нас ограничивало то или иное государственное решение, так и остались. А то, как те или иные наши действия оценивают другие люди — это их право. Но, откровенно говоря, меня это мало интересует. Я уж так устроен, что меня мало интересует мнение большинства. Меня интересует позиция только тех людей, которым я доверяю, то есть чья степень интеллекта у меня не вызывает сомнений. Печалит то, что так много людей не смогли воспользоваться тем, что принесла сначала перестройка, а потом демократизация страны, чтобы воспитать в себе независимость и самостоятельность мышления.

— Не смогли воспользоваться или им не дали возможности это сделать?

— Не смогли, потому что даже тогда  когда существует такая массированная пропаганда, которая, безусловно, воздействует на людей, можно взять и выключить телевизор. Я стараюсь не смотреть наши новости, потому что для меня это не новости. Это старости. Всё то, что я вижу в последнее время, у меня ассоциируется с худшими советскими временами.

— Кстати, о Советском Союзе: когда вам лично и группе было сложнее — тогда, или сейчас?

— Тогда нам было тяжело, но не очень, видимо, в силу того, что мы были молоды, и нам было абсолютно наплевать на систему, мешавшую нам жить и работать. И сейчас я так же легко отношусь к очередным глупостям в наш адрес.

Я точно знаю, что всё это не вечно. Я абсолютно убеждён, что как бы старательно сегодняшний режим не охранял себя, как бы он не заставлял народ объединяться под псевдо-патриотическими лозунгами вокруг псевдо-национальной идеи, рано или поздно у них всё раз-ва-лит-ся.

Наверное,  до тех пор, пока не произойдут изменения в выстроенной в последние 15-17 лет системе управления, будет только хуже.

Не думаю, что у той модели государства, которую создал Владимир Владимирович Путин, есть долгая перспектива.

— Многие сейчас не общаются друг с другом — из-за Украины, Крыма, из-за политики в целом. Вас это тоже коснулось?

— Да. Есть люди, которые для меня с некоторых пор нерукопожатны. Я никогда не любил людей, у которых понятие совести заменялось партийной совестью. А многие сегодняшние патриоты живут по партийной совести.

— Патриот сейчас звучит почти как ругательство…

— Я сам патриот. Но в сегодняшнем патриотизме уж очень многое завязано на национальном вопросе, а куда может привести национал-патриотизм, мы все понимаем. Сейчас  среди молодёжи очень много недообразованных людей, не знающих толком истории, у которых в голове национал-патриотическая каша.

Вот это пугает больше всего. Нельзя было вбрасывать патриотические идеи на неподготовленную почву. Когда патриотизм искусственно подогревается — а это началось где-то года с 2000-го, — то единственная почва, на которую он хорошо ложится и даёт быстрые всходы — это национализм.

Я боюсь, что эти всходы принесут ещё очень много беды — в том числе и тем, кто необдуманно вбрасывал патриотические идеи в неподготовленные массы. Они, конечно, думают, как все руководители, что им удастся все это вовремя возглавить. Но к какому государству мы тогда придём? Я всегда считал, что каждый должен заниматься своим делом. Я, допустим, занимался  и занимаюсь музыкой, продюсированием. Я  звукорежиссёр, пишу песни, и стараюсь делать только это. Но когда выстраивалась новая административно-управленческая система, вдруг кто-то — точнее, один конкретный человек — решил, что генералы могут управлять всем: экономикой, политикой, армией, бизнесом… На мой взгляд, это стратегическая ошибка.

— Вам в этой ситуации удаётся заниматься своим делом, а у других опускаются руки.

— Я люблю своё дело, для меня самое главное — это заниматься музыкой: записывать, сочинять и так далее. Работа всегда спасает — например, от человеческой глупости, которой всё больше и больше. Настроение периодически портится и у меня, но с годами я стал большим любителем хорошего красного вина. Выпьешь вечерком пару бокалов хорошего вина — и жизнь становится изумительной, выключаешь пропаганду и занимаешься музыкой.

Я считаю, что миром  должно управлять и управляет разумное меньшинство. Ещё Фалес (древнегреческий философ — Ред) сказал, что большинство — это зло. Ничего в нашем человеческом мире не меняется. Ориентироваться на большинство — загнать мир в тупик. Ориентироваться нужно на разумное меньшинство. Если в Госдуме, в каком-то выборном коллегиальном органе есть хотя бы десять процентов умных людей, то ориентироваться нужно на их мнение. А они обязаны научиться управлять большинством — не манипулировать, а разумно управлять. У нас, к сожалению, этого не происходит.

— Вы сказали: «Я так ЛЮБЛЮ своё дело», и я сразу вспомнила, как вы говорили в одном из интервью, что «Машина времени» — это часть большой любви, которая в вас живёт.

— Да, я и сейчас готов это повторить. Вообще, я считаю, что самый большой недостаток современного человечества — это недостаток любви.

— Куда она делась?

— Я думаю, любовь не может существовать в пространстве, заполненном ненавистью и войной. А сейчас в мире очень много ненависти и войны. Везде. И, кстати, подтверждение этого — то, что происходит на Украине, между Россией и Украиной. Мне очень жаль, что средства массовой информации России пропагандируют не любовь и мир, а ненависть и войну, лишая большую часть населения любви, во вселенском понимании этого слова. Любовь порождает доброжелательность, доброжелательность — интерес, внимание друг к другу и так далее. Убивать несогласных проще, чем любить, слушать и договариваться.

— Расскажите о вашем концерте 31 мая.

— Мы никогда в жизни не играли такого концерта — хотим сыграть 45 песен, по количеству лет. Не знаю, выдержим ли мы это физически, выдержат ли наши голосовые связки, но надеемся, что всё получится. Несмотря на трудности, у нас есть друзья, которые оказали нам помощь в проведении этого концерта. Я не буду их называть, но могу вас заверить, что получить разрешение  сегодня на проведение этого концерта было ой как непросто. Этим концертом мы хотим дать возможность людям почувствовать то состояние любви, которое живёт в нас по отношению друг к другу, к миру, к тем людям, которые любят нас на протяжении 45 лет, и  даже к тем, которые нас не любят на протяжении 45 лет — мы-то к ним относимся всё равно хорошо.