ГЛАВНАЯ ОПЕРАЦИЯ ВЕЛИКОЙ ОТЕЧЕСТВЕННОЙ

ГЛАВНАЯ ОПЕРАЦИЯ ВЕЛИКОЙ ОТЕЧЕСТВЕННОЙ

Я могу поверить в невозможное, но не в невероятное… Если вы скажете мне, что великого Гладстона в его смертный час преследовал призрак Парнела, я предпочту быть агностиком и не скажу ни да, ни нет. Но если вы будете уверять меня, что Гладстон на приеме у королевы Виктории не снял шляпу, похлопал королеву по спине и предложил ей сигарету, я буду решительно возражать. Я не скажу, что это невозможно, я скажу, что это невероятно.

(Гилберт Кейт Честертон)

Независимо ни от каких стратегических раскладок, ни от каких теорий, эвакуация промышленности в первые месяцы войны признана во всем мире деянием грандиозным, беспримерным, уникальным и пр. У нас тоже, впрочем, она признается таковой — но как-то между делом. Едва ли можно найти книгу по истории войны, где бы не уделялось несколько абзацев этой беспрецедентной операции. Едва ли можно найти работу по истории войны, где этой операции уделялось бы более, чем несколько абзацев. Исключением стала книга Г. Е. Куманева «Проблемы военной истории отечества» — там данной теме уделена целая глава из 18 страниц! Кое о чем повествуется в собранных им же рассказах сталинских наркомов. И на этом — все! Если и есть еще какие-нибудь работы, то уж в таких недрах, куда без отбойного молотка не попадешь.

Странное, очень странное пренебрежение, вы не находите? Создается такое впечатление, что кто-то в свое время направил поток исторических работ в обход этой темы, а потом, когда протопталась колея, про неё и вовсе забыли. Кстати, и работ по экономическому развитию СССР после 1941 года тоже практически не существует.

И что любопытно — на той тоненькой тропиночке, которую протоптала в этой теме официальная история, тоже больше вопросов, чем ответов…

Чудеса от Кагановича и К°

Сказку, миф, фантасмагорию

Пропою вам с хором ли, один ли…

(Владимир Высоцкий)

Самая первая странность не заставляет себя долго ждать. Она появляется сразу же, за порогом. По официальной версии, не имеющее аналогов в мировой истории перемещение миллионов (!) людей и колоссальных материальных ценностей… производилось экспромтом. Планы эвакуации заранее не составлялись, а разрабатывались в рекордные сроки уже после 22 июня.

Историк Юрий Горьков пишет, излагая общепринятую версию:

«Незадолго до начала войны, в апреле — мае 1941 г. делались попытки предусмотреть, какие предприятия и в какой последовательности должны быть эвакуированы в глубь страны… Были поставлены задачи по разработке планов эвакуации, планов минирования и подрыва объектов, которые не могли быть вывезены на восток»[76].

И сразу возникает вопрос: кто и перед кем ставил такие задачи? Какое ведомство и что именно пыталось предусмотреть? Автор ссылается на Косыгина, и даже не заглядывая в Косыгина, можно сказать, что тот также не конкретизирует: были поставлены, и все! Товарищ Косыгин в 1941 году был зампредом Совнаркома, а стало быть, речь идет о каких-то совнаркомовских структурах. Даже в 70-е годы ему очень неудобно ссылаться на Сталина — однако между строк прочитывается, что задачи ставил Сталин. Но это совершенно не есть факт. Мало ли кто в советской верхушке мог накануне войны озаботиться этой темой?

Не будем верить в тотальную осведомленность всех и обо всем. К 1941 году режим секретности в СССР соблюдался должным образом, и даже иной раз сверхдолжным. Так что просто отметим для себя: человек, бывший зампредом Совнаркома по легкой промышленности, утверждает, что ничего о предварительных планах эвакуации не слышал.

Дальше Юрий Горьков пишет:

«То, что в самом начале войны пришлось создавать специальные органы по эвакуации и решать эти вопросы, которые должны быть заранее спланированы, говорит о том, что таких разработок в Совнаркоме не было».

О каких специальных органах идет речь — известно. 24 июня совместным постановлением СНК и ЦК ВКП(б) был создан Совет по эвакуации. Его состав: Л. М. Каганович (председатель), А. Н. Косыгин (зам. председателя), Н. М. Шверник (зам. председателя), Б. М. Шапошников, С. Н. Круглов, П. С. Попков, Н. Ф. Дубровин и А. И. Кирпичников.

Вам ничего тут не кажется странным? А именно — подбор персоналий? Почему в органе, ведавшем такой сверхважной вещью, как эвакуация, нет ни одного человека из тех, кто впоследствии вошел в ГКО? Во главе всех более или менее важных начинаний всегда оказывался кто-нибудь из «руководящей пятерки», а здесь начальствовал Каганович, не справившийся толком даже с руководством одними лишь железными дорогами[77]. Микоян впоследствии пытался объяснить это назначение следующим образом: мол, тогда считалось, будто главным в этих вопросах должен быть Наркомат путей сообщения. Но эвакуационными перевозками ведал не НКПС, а Управление военных сообщений, абсолютно не подчинявшееся штатскому наркому. А из высокопоставленных военных в Совет входит один лишь маршал Шапошников, который перед войной отвечал за строительство укрепрайонов, а в первые дни войны занимался и вовсе непонятно чем — но уж никак не руководством перевозками[78].

Ладно, примем за версию: возил грузы УВОСО, а общее руководство возложили на НКПС. Г. А. Куманев в своей работе «Война и эвакуация в СССР» приводит свидетельство о том, как готовились к эвакуации в ведомстве товарища Кагановича. В частности, бывший заместитель наркома путей сообщения и начальник Грузового управления НКПС Н. Ф. Дубровин вспоминал:

«Конкретными, заблаговременно разработанными эвакуационными планами на случай неблагоприятного хода военных действий мы не располагали. Положение осложнялось тем, что многие предприятия прифронтовых районов до последней возможности должны были давать продукцию для обеспечения нужд обороны. Наряду с этим нужно было своевременно подготовить оборудование промышленных объектов к демонтажу и эвакуации, которую приходилось часто осуществлять под артиллерийским обстрелом и вражескими бомбардировками.

Между тем необходимого опыта планирования и проведения столь экстренного перемещения производительных сил из западных районов страны на восток у нас не было. Помню, как по заданию директивных органов мы специально разыскивали в архивах и библиотеках Москвы, в том числе в Государственной библиотеке им. В. И. Ленина, хотя бы отрывочные сведения об эвакуации во время Первой мировой войны, но найти почти ничего не удалось. Опыт приобретался в ходе военных действий».

Ну, если эвакуация на самом деле проводилась так… чу, колокольчик! Бросайте книжку, немецкий барон зовет русских холопов пятки ему чесать! Не зовет? Ну, стало быть, не так все это было… И либо лукавит товарищ Дубровин, либо говорит лукавую же правду: не было в НКПС этих планов. Но не более того.

* * *

…Продержался Лазарь Моисеевич в качестве председателя данного органа недолго. 26-го, 27 июня и 1 июля в Совет по эвакуации были введены Микоян, в качестве первого заместителя председателя, Берия и Первухин, тоже в качестве зампреда, то есть в нем появились наконец серьезные люди. 3 июля 1941 г. председателем Совета по эвакуации был назначен кандидат в члены Политбюро ЦК, секретарь ВЦСПС Шверник — с какого перепугу на эту должность поставили профсоюзника, вообще непонятно. 16 июля Совет переименовали в Комитет по эвакуации. Теперь в него входили Шверник (председатель), Косыгин (зам. председателя), Первухин (зам. председателя), Микоян, Каганович, Сабуров и Абакумов (НКВД). Берия, как видим, из данной структуры уже испарился, так что снова в ней не оказалось ни одного члена ГКО. Исчез и Шапошников, вскоре назначенный, как мы помним, начальником Генерального штаба.

Ну, и что мы имеем в итоге? А в итоге мы имеем не комитет, а форменный карнавал. Председатель — многолетний профсоюзник, в заместителях два зампреда Совнаркома, но каких! Косыгин — в недавнем прошлом нарком текстильной промышленности, Первухин — нарком электростанций. По этой логике, могли бы назначить и председателя Союза писателей… Далее: Микоян — нарком внешней торговли, о Кагановиче мы уже говорили, Сабуров — зампредседателя Госплана, самое время, конечно, планы размещения заводов составлять, до войны не успеть было… А в целом ощущение такое, словно бы мобилизовали людей из советской верхушки, кто меньше других загружен, и отправили командовать эвакуацией. Разве что Абакумов — но сами понимаете, до каких «параллельных» поручений было руководителю особых отделов в начале войны. Нет, может статься, он и приходил на заседания — поспать немного…

Тщетно пыталась я выловить и какую-то конкретную информацию о том, чем занимался Совет. Нашлась, правда, парочка «боковых» поручений. С 5 июля, например, на железных дорогах начали работать эвакопункты, которые организовывали питание и медицинское обслуживание эвакуируемых, к 22 августа их насчитывалось 128 штук. Дело, конечно, хорошее, но перед тем как обеспечивать питанием, всех этих людей надо было собрать, посадить в вагоны, привезти эти вагоны на данные станции… Или, скажем, 11 июля Косыгин возглавил группу инспекторов при комитете, которые контролировали проведение эвакуации предприятий. Контроль — дело опять же хорошее — но кто проводил саму эвакуацию?

Молчат господа историки, молчат насмерть…

…Так, согласно официальной версии, выглядели организаторы той операции, которая во всем мире признана беспрецедентной. Без предварительных планов, в пожарном порядке, во главе с председателем советских профсоюзов, которому помогали люди, никаким боком не соприкасавшиеся с тем делом, коим были призваны руководить. А вот начальник Управления военных сообщений, которое реально занималось эвакоперевозками, в их число не вошёл.

В общем, трудно найти структуру, которая бы так откровенно кричала о своейдекоративности, как Комитет по эвакуации.

А теперь посмотрим, как выглядела эта никем заранее не подготовленная эвакуация. 27 июня было подписано постановление ЦК и Совнаркома «О порядке вывоза и размещения людских контингентов» и определены приоритеты: кого и что вывозить в первую очередь. В тот же день приняты решения о вывозе из Ленинграда ценностей и картин ленинградских музеев, из Москвы — государственных запасов драгоценных металлов, драгоценных камней, алмазного фонда СССР и ценностей Оружейной палаты Кремля. Немцы еще до Минска не дошли! А постановлением от 11 июля определяется порядок эвакуации предприятий из Ленинграда и Москвы! Едва ли стоит лишний раз называть имена людей, которые одни только могли принимать такие решения (и товарищ Шверник в их число не только не входил, но даже и права совещательного голоса там не имел). Ну и какие, спрашивается, планы были у советского правительства на грядущую войну, какая была у нас военная доктрина? Малой кровью на чужой территории?

А теперь кое-что о порядке эвакуации. Планы были разработаны детальнейшим образом.

«Из Ленинграда завод № 7 — в Куйбышев, № 349 — в Казань, № 350 — в Новосибирск, № 354 — на ст. Ночка Пензенской области, № 357 — в Омск.

Из Москвы: завод № 46 — в Свердловскую область, завод № 4 — в Красноярск, завод № 232 — в Сталинград, завод № 5 (боеприпасов) — в Муром, завод № 77 — в Новосибирск, завод № 6 — в Молотов, завод № 522 — в Нижний Тагил и так далее. В постановлении указывался срок погрузки — не более 5–7 суток»[79].

Или, скажем, 13 июля 1941 года ГКО постановил организовать в глубоком тылу производство бронебойных и зенитных снарядов. Для этого надо было вывезти из Ленинграда и Москвы 2800 станков. Срок выполнения — 10 дней. Из Москвы, Ленинграда, Киева и Одессы следовало перебросить 5 тысяч рабочих и специалистов. Сроки исполнения — два дня.

Ещё пример — уже упоминавшийся нами Харьковский дизельный завод. Его сумели перебазировать в Челябинск, практически не прерывая производства. В тот день, когда из Харькова ушел последний эшелон, в Челябинске выпустили первые дизеля.

А для того чтобы станки и рабочие прямо с колес вступали в бой, для них должны были заблаговременно подготовить площадки. Уже не в книге, а в интервью Г. А. Куманев говорит:

«Знаете, часто показывают в кино: эшелон с оборудованием, станками, рабочими выгружают где-то за Уралом в чистом поле, в снег… Но я ведь историк, работаю с документами. И просто обомлел, получив в архиве огромную схему — гигантскую „простынь“ — эвакуации предприятий: с поразительной точностью было учтено оборудование, эвакуируемые кадры, расписание — день в день. Размещено — не в степи (за редчайшим исключением), а на площадках смежных предприятий! Пущено в ход — по плану, в необычайно сжатые сроки — в среднем за 1,5 месяца!»[80]

И все без предварительных планов! Все экспромтом! За какие-то две недели была составлена та самая «простыня», которую видел господин Куманев, детальнейший план перемещения промышленной базы в восточные районы страны! При этом надо было учитывать множество самых разнообразных вещей: наличие площадок для производства, удобство путей сообщения, близость смежников и поставщиков, чтобы не гонять поезда за тысячи километров, и многое другое. В общем, если Госплан за полгода справится с такой задачей, то ему можно давать премию за ударную работу, а в целом такие схемы создаются и отлаживаются годами, а еще вернее, десятилетиями, корректируясь и увязываясь с народнохозяйственными планами…

Кстати, насчёт площадок. В декабре 1940 года в Москве состоялось совещание высшего командного состава РККА, посвященное проблемам современной войны на базе анализа немецких военных операций. Завершилась она игрой на картах, моделирующей грядущее нападение.

А практически сразу после этой игры состоялась XVIII Всесоюзная конференция ВКП(б), на которой было принято решение «О форсировании темпов роста оборонной промышленности». В соответствии с этим решением предполагалось начать в глубоком тылу строительство тысяч новых предприятий. Это не оговорка: до июня 1941 года было введено 2900 так называемых предприятий-«дублёров».

Что можно сделать за четыре месяца, да еще когда строятся одновременно сотни заводов? Максимум — возвести коробки цехов да забор с воротами. Смешные, глупые, утопические планы, Гитлер, наверное, очень веселился… а впоследствии именно на этих площадках разместились предприятия, вывезенные с оккупированной территории. И, естественно, планы этого строительства составлялись не после партконференции — иначе все время, оставшееся до войны, как раз и ушло бы на составление планов.

Ещё один совершенно дивный документ, и даже с архивной ссылкой приводит Г. А. Куманев. 18 июля 1941 года в письме, направленном в Совет по эвакуации, Генеральный штаб Красной Армии отмечал:

«Эвакуация населения и промпредприятий с западной границы СССР происходила без заранее составленного в мирное время эвакоплана, что, несомненно, отражается и на ее осуществлении».

И вы знаете, что предложил в связи с этим Генштаб Совету по эвакуации?

«Дать указания соответствующим наркоматам на проработку плана вывоза подведомственных им предприятий, определив для них заранее эвакобазы».

Особенное очарование данному документу придает дата — через неделю после того, как постановлением правительства каждому эвакуируемому московскому и ленинградскому заводу была выделена конкретная площадка для размещения.

Для западной границы и в самом деле эвакоплана могло не быть — данная территория вошла в состав СССР лишь в 1939 году, да и оборонных предприятий там было не густо. Но то, что об остальных эвакопланах Генштаб как бы не знал ни сном ни духом, заставляет кое о чем задуматься. А именно — кто тот агент немецкой разведки, которому должен был попасться на глаза данный документ?

Инициативных людей в СССР было много, планы они составляли и предложения присылали активнейшим образом. Сталин регулярно их осаживал, как осадил кого-то из работников московского обкома при попытке составить планы эвакуации Москвы. Мол, придет время, вам скажут. Пришло время — и сказали, и организовали в считанные дни.

О чём говорят все вышеприведенные свидетельства? О том, что об эвакопланах не имели понятия НКПС, Совнарком, московский обком (чуть не сказала — Совет по эвакуации, ха-ха!) и т. д. Однако это не значит, что их не было. И в этом вопросе я более чем тенденциозна. Почему?

Представим себе, как выглядит выполнение постановления об эвакуации на конкретном заводе. Любая работа состоит из мелочей, вот и давайте попытаемся себе эти мелочи уяснить. Даже самые элементарные вещи — сколько времени в условиях войны займёт процесс добывания нужного количества досок, брезента, веревок для упаковки грузов и оборудования? Между тем очевидцы вспоминают, что на Ижорском заводе, например, станки грузили не просто так, а сколачивали ящики. А составление расписания работы автотранспорта? А режим погрузки, чтобы грузы не забивали станции? А очередность вывоза станков, запасов, оборудования, рабочих, чтобы по мере их прибытия можно было сразу налаживать производство?

Кстати, вторая очередь для Ижорского и Кировского заводов наступила осенью, 4 октября, когда уже было замкнуто кольцо блокады. При этом пять тысяч рабочих и служащих вывезли самолетами! Оборудование и остальной заводской персонал везли по железной дороге и затем через Ладогу. Эвакуация должна была начаться в тот же день и завершиться к 1 ноября, но уже в октябре на новом месте следовало развернуть производство танков с производительностью 1–2 штуки в сутки, а в декабре выпустить 210 танков KB, то есть по семь штук в сутки. Что это значит? А значит это, что порядок вывоза заводов был продуман до последнего ящика болтов и набора инструментов, чтобы на новом месте, ничего не добывая, тут же разворачивать производство. Сколько времени нужно на один лишь расчет графика вывоза танкового завода?

Однако ведь это была далеко не вся эвакуация. На восток вывозили не только «оборонку», но и другие важные заводы, оборудование электростанций, запасы сырья и готовой продукции, трактора и комбайны с МТС, продовольствие, зерно, угоняли скот. Представьте себе движение гуртов в десятки и сотни тысяч голов, которые надо кормить, а главное, поить, доить вовремя, не допустить инфекционных заболеваний. Уезжали на восток сотни вузов и научно-исследовательских институтов, вместе с сотрудниками, документацией и оборудованием, уезжали театры и киностудии.

Совершенно потрясающая вещь — эвакуация Москвы. Около семидесяти наркоматов, комитетов, главков, банков и прочих общегосударственных учреждений за один день, 15 октября, выехали в 28 городов. Если бы дело происходило в Российской империи, на этом в истории государства можно было бы ставить точку. (Это, кстати, объясняет, почему Сталин до последнего оставался в Москве — даже если в Куйбышеве к тому времени была подготовлена новая, запасная столица, все равно на отладку связи потребовалось бы некоторое время, а тогда дорог был каждый день.) То, что при данном перебазировании руководства удалось сохранить управление страной — само по себе вещь фантастическая.

И вот, наконец, итоги эвакуации, которые приводит Юрий Горьков:

«С июля по декабрь 1941 г. было эвакуировано 2593 предприятия, в том числе 1523 крупных предприятия, из которых 1360 были военные, эвакуированные в первые три месяца войны. Из общего числа эвакуированных крупных предприятий было направлено: 226 — в Полволжъе, 667 — на Урал, 244 — в Западную Сибирь, 78 — в Восточную Сибирь, 308 — в Казахстан и Среднюю Азию.

В предельно сжатые сроки было вывезено железнодорожным транспортом более 10 млн. человек и водным путем — 2 млн. человек.

За 1941–1942 гг. всего было эвакуировано 2,4 млн. голов крупного рогатого скота, 5,1 млн. овец и коз, 200 тыс. свиней, 800 тыс. лошадей.

За время войны из районов, которым угрожал захват противника, по железным дорогам проследовали около 1,5 млн. вагонов, или 30 тыс. поездов с эвакуированными грузами.

Сроки эвакуации были предельно сжаты. На новых местах в среднем через 1,5–2 месяца предприятия начинали давать продукцию»[81].

Знаете… у меня, слава Богу, не гуманитарное, а техническое образование и определенный опыт работы на заводе, и я представляю себе, как функционирует промышленность. Вывезти промышленную базу из-под носа у немцев было невозможно, поэтому Гитлер и не учел этот вариант. А вот вывезти ее без предварительного плана — невероятно.

Мы еще обратимся к тем случаям, когда решения о вывозе производства принимаются во время войны. Пока что только один отрывок из воспоминаний авиаконструктора Яковлева, где он приводит диалог с другим конструктором, Поликарповым, как раз на эту тему.

«— Что же будет дальше? — прервал молчание Поликарпов.

— Будем эвакуировать заводы в Сибирь и увеличивать выпуск самолётов, — чересчур бодро ответил я.

— Знаю я эти эвакуации, — угрюмо буркнул Николай Николаевич. — В первую мировую войну мы эвакуировали Русско-Балтийский завод из Риги в Петроград… Всего 500 километров, и то ничего не получилось. Создалась страшная пробка! Чтобы пропустить воинские эшелоны, пришлось в пути сбросить все станки вместе с платформами под откос. Так они и ржавели вдоль всего полотна железной дороги, по обеим сторонам. А тут Сибирь… Тысячи километров. Вы идеалист, Александр Сергеевич».

А что же Совет по эвакуации? Насчет этого органа у меня есть одна забавная версия, в которую хорошо вписывается и лихорадочная активность руководства НКПС по подготовке эвакуации, и «неосведомленность» Генштаба, и персональный состав Совета. Если Сталин и вправду делал ставку на вывоз из-под носа у гитлеровцев промышленной базы, то ему жизненно необходимо было сохранить эти планы в секрете от гитлеровской агентуры, которой в СССР, несмотря на все репрессии, оставалось еще достаточно на всех уровнях. А значит, надо было позаботиться о прикрытии. И в этом качестве было бы очень удобно в первые недели войны начать судорожные движения по подготовке эвакуации. Неплохо было бы и создать какую-нибудь структуру, посадить в нее людей известных и в немалых чинах, и пусть поднимают шум и развивают бурную деятельность. Задача всего этого действа — убедить Гитлера, что разговоры о вывозе заводов — не более чем болтовня. Пусть вермахт спокойно наступает главными силами на Москву, в полной уверенности, что Украина никуда не денется — а между тем под прикрытием всей этой катавасии некие люди, спокойно и без лишнего шума, станут делать дело. Пока Гитлер спохватится, поймет, что происходит, можно будет отыграть на Украине несколько сотен, а то и тысяч эшелонов.

А что тут, собственно, невероятного? Операция-то простенькая — всего-навсего небольшое количество грубо упакованной дезы. Разве наши спецслужбы такие игры закручивали?

…И это, в общем-то, всё, что можно рассказать про эвакуацию в её базовом варианте. Механизм этой беспримерной операции не изучал никто и никогда. Сказано же — гениальный экспромт, чудо, возникшее из ниоткуда, само собой, по мановению длани Кагановича и Шверника…

* * *

Так где же были планы эвакуации?

Да там они были, где и должны были быть — в мобилизационных планах.

Вот он передо мной — документ, помеченный 1928 годом, с жутко громоздким названием: Постановление распорядительного заседания Совета труда и обороны «О вывозе из угрожаемых неприятелем районов ценного имущества, учреждений, предприятий и людских контингентов» — первый нормальный советский эвакоплан (были и до него, но на звание «нормальных» не тянули). Где черным по белому написано:

«Для каждой угрожаемой зоны и каждого сектора… разрабатывается план разгрузки и отдельно план эвакуации…» И детальнейшим образом перечисляется, кто и что разрабатывает, какие структуры за что отвечают и где сходятся все нити. Забегая вперёд, скажу: эта точка схождения нитей абсолютно объясняет невнимание советских историков к процессу эвакуации и попытку представить её гениальным экспромтом. А также многое другое в предвоенной советской истории.

Но, впрочем, не будем забегать вперёд. Начнём с начала…

Война огня и металла

— Василий Федотович, вы бы молодым солдатам рассказали, как партизанили в гражданскую войну.

Дед нахмурился.

— Тяжко вспоминать, товарищ капитан. Почитай что голыми руками воевали… Тогдашним бы людям да теперешнее оружие, так что бы и было! А то на весь отряд одна пушчонка самодельная да один пулемет. Ни снарядов, ни патронов. Таскаем за собой «максимку», бережем его пуще глаза, в одеяло, как ребёнка, запеленали, чтобы, спаси Бог, не замерз. А как в бой, пулемет сам по себе на саночках стоит, а мы, пулемётчики, сами по себе из дробовиков по семеновцам палим, да все, как белке, в глаз норовим…

(Валентина Чудакова. Чижик — птичка с характером)

…Научно-техническая революция стремительно меняла мир.

И первым делом она все больше совершенствовала средства уничтожения людей. Соответственно, должны были измениться и сами войны. Они становились тотальными: воевали не только армии, но и страны.

Мыслить от тыла к фронту начал не Сталин — идея, что называется, носилась в воздухе, то и дело высказывалась военными теоретиками. Но, впрочем, Россия начала века никак не относилась к числу государств с гибкой и мобильной политикой, и пока не грянула мировая война, конкретными действиями на экономическом поприще никто всерьез не озаботился. Мобилизационного планирования экономики в Российской империи не было. Это уже потом, когда немцы перепахивали русские позиции артиллерийским огнем, а наши пушки молчали, потому что не было снарядов… Только тогда, слишком поздно стало приходить какое-то — впрочем, весьма ограниченное — понимание того, что современные войны ведутся не столько армиями, сколько военными заводами.

Зато после Гражданской войны советское правительство и Красная Армия, на собственной шкуре ощутившие, как выглядит война без патронов и снарядов, озаботились военно-промышленными вопросами чрезвычайно серьезно. Уже в 1925 году главный военный журнал СССР «Война и революция» писал:

«В настоящее время любой курсант нормальной военной школы в Красной Армии дает себе отчет в таких вопросах, как мобилизация промышленности, гораздо более ясно, чем искушенный опытом генштабист русской армии в 1914 году»[82].

Естественно, пятилетка, развитие новой техники лили воду все на ту же мельницу. К концу 30-х годов эти усилия принесли плоды. Я уже упоминала о «настольной книге командира» — повести Николая Шпанова «Первый удар». Знаете, чему посвящена эта повесть? Первой операцией Красной Армии после того, как гитлеровская Германия перешла советскую границу (напоминаю, книга напечатана в 1939 году), стал удар не по вермахту, отнюдь — а по немецким военным заводам.

«Самолёты третьей колонны… точно следуя имеющимся у них фотографическим планам военно-промышленных районов Фюрта и Нюрнберга, методически, с поразительной точностью сбрасывали бомбы на предназначенные им объекты. То, что происходило, было так далеко от представления немцев, что они еще долго потом не хотели верить в преднамеренную точность бомбардировки и многое приписывали случайности. Советское нападение не преследовало огульной бомбежки города, его жилых кварталов, исторических памятников, больниц и гостиниц, к чему приучили немцы жителей испанских городов и чего ждали теперь сами. Над притихшим центром Нюрнберга был только слышен могучий шум сотен самолетов, но не упала ни одна бомба. Бомбометание велось с поразительной точностью. Зажигательные бомбы, сброшенные первыми эшелонами, вызвали пожары в военно-промышленных районах…»

И далее:

«Начальник ВВС подробно доложил о начете на Нюрнберг, Фюрт и Бамберг. Военно-промышленные объекты в основном уничтожены. Энергоцентраль больше не существует, водные резервы спущены в Майн. Канал Майн — Дунай в районе Нюрнберга поврежден настолько, что судоходство на время стало невозможным. Военно-химические предприятия Бамберга и запасы химического сырья можно считать уничтоженными.

Наши лётчики и не подозревают, какую услугу оказывают армии, — сказал маршал. — Правда, услуга эта скажется не сразу, но через несколько месяцев, когда начнут иссякать мобзапасы, немцы поймут, чего стоит такой рейд. Это нужно разъяснить командному и политическому составу ВВС — Он помолчал. — Нам бы очень нужно было добраться до Рура. Как вы на этот счёт?»

Повторюсь: это художественная литература, рассчитанная на непритязательного читателя, от лейтенанта Красной Армии до подростка школьного возраста. Одна из популярнейших книг того времени, «Первый удар» отражает, как видим, вполне определенное мышление и полное понимание значимости военной промышленности для ведения войны. Многие ли нынешние подростки, даже увлекающиеся военной историей, могут ответить, что такое мобзапасы? А не подростки? А из историков — многие могут?

* * *

И снова вернемся к разговору о военной доктрине. Как бы уже общепринято, что 20-е годы прошли в атмосфере ожесточённых споров между сторонниками двух основных стратегических направлений в советской военной науке: стратегии «сокрушения» (то есть блицкрига) и стратегии «измора» (название говорит само за себя). Лидером первого направления был Тухачевский, а второго — бывший офицер российского генштаба Свечин. В 30-е годы, когда с подачи Тухачевского Свечин был арестован, конфликт решился сам собой, и в советской военной науке возобладала стратегия «сокрушения», вылившаяся в концепцию войны «малой кровью на чужой территории», которая привела к роковым последствиям в июне 1941 года. Так считается.

В реальности, как оно обычно и бывает, все выглядело несколько по-иному. Начать с того, что знаменитый диспут может служить великолепной иллюстрацией расхождения между теорией и практикой, потому что Тухачевский был сторонником стратегии, связанной с его именем, очень недолгое время и лишь в теории. Сокрушительное поражение под Варшавой, а пуще того работа в должности начальника Штаба РККА, каковую он занял в 1925 году, быстро вылечили «красного Бонапарта» от иллюзий. На практике он поступал как настоящий коммунист, четко отделяя светлый идеал от грубой реальности, в которой оценивал будущую войну как тяжелую и длительную — по крайней мере после того, как в 1926 году сделал горький, но честный вывод, что «в современном состоянии Красная Армия небоеспособна».

Что же касается конфликта между Тухачевским и Свечиным, то каждый из этих военачальников обладал настолько скверным характером, что им не нужен был предлог для ссоры — они грызлись потому, что терпеть друг друга не могли. По-видимому, в РККА просто существовали две группировки — Тухачевского и Свечина. Причем вторые все время пинали Тухачевского за поражение под Варшавой, и тот отбивался, используя в том числе и концепцию блицкрига, по какой причине и решили, что он является сторонником этой стратегии.

И вообще у нас слишком много обсуждают таланты Тухачевского-полководца, но никто, кажется, не пытался изучать его деятельность как организатора армии. А ведь он начинал в Красной Армии не как командир, а как военный комиссар, то есть организатор — и проявил себя в этом качестве достаточно хорошо. У нас опять же много зубоскалят по поводу того, что Тухачевский был сразу назначен командармом, забывая, что его мандат выглядел так:

«…командирован в распоряжение главкома Восточного фронта Муравьева для исполнения работ исключительной важности по организации и формированию Красной Армии в высшие войсковые соединения и командования ими».

То есть сначала он должен был сформировать армию, а уж потом стать ее командующим, а вовсе не был назначен командиром готового соединения, как молчаливо предполагается.

Об этом мало кто говорит, но именно Тухачевский (хотя не исключено, что с подачи руководства Кировского завода) впервые озвучил идею тех перетекающих друг в друга гражданских и военных предприятий, которая потом будет блестяще реализована на практике. Это, с одной стороны, военные заводы, в мирное время выпускающие гражданскую продукцию, а с другой — гражданские производства, легко приспосабливаемые к военным нуждам. И даже его идея произвести 40 тысяч танков, над которой столько изгалялся Виктор Суворов, на практике выглядела так: наладить производство танков на базе производства автомобилей и тракторов, и выпустить 40 тысяч машин по мобилизации, а вовсе не для армии мирного времени, как писал об этом господин Суворов.

Надо ли объяснять, что стратегия блицкрига с мобилизацией промышленности несовместима никак?

Несколько ранее, ещё находясь на посту начальника штаба РККА, Тухачевский инициировал принятие нового положения о подготовительном к войне периоде. В это же время, по любопытному совпадению, всерьёз начинается работа по мобилизационному планированию. Ну не мог штаб РККА быть тут совсем уж ни при чем!

Те заводы, которые нигде

Кое-как сделаешь, кое-как и выйдет.

(Русская пословица)

Частью мобилизационных планов для промышленности как раз и были планы эвакуации из угрожаемых районов.

Впервые об эвакуации военных заводов заговорили в 1915 году, когда неудачно действовавшая на германском фронте русская армия отступала из Польши. Тогда это действо на самом деле проводилось без предварительного плана — и давайте посмотрим, как оно выглядело[83].

…Первый блин, как водится, вышел комом: на железных дорогах схлестнулись два грузопотока — воинские и эвакуационные перевозки — и успешнейшим образом дезорганизовали и без того не блестяще организованное движение. В итоге и армии помешали воевать, и большинство заводов досталось немцам. Руководили эвакуацией начальники снабжения войск — и, естественно, все грузы, идущие в тыл, были у них на положении падчерицы. Потом дело на железных дорогах более-менее наладилось — например, из одной только Риги было вывезено около 30 тысяч вагонов различных грузов. Зато сработал другой элемент хаоса — систему демонтажа и вывоза производства придумывали на ходу, а в реальности просто кидали в вагоны, что придется.

Во второй половине года об эвакуации задумались всерьёз. Выглядело это… нет, такое надо цитировать дословно:

«Осенью 1915 г. был создан авторитетный орган, который должен был взять в свои руки работу по эвакуации предприятий и учреждений из прифронтовых районов — Эвакуационная комиссия при особом совещании по обороне. Её возглавил председатель Государственной думы М. В. Родзянко (должно быть, с этого органа и скопировали Совет по эвакуации. — Е. П.). Одновременно стала формироваться законодательная база (! — Е. П.), обеспечивающая проведение мероприятий по эвакуации. При штабах фронтов организовывались районные эвакуационные комиссии… Началась предварительная (!! — Е. П.) разработка планов эвакуации отдельных районов и промышленных центров. Размещение и запуск эвакуируемых предприятий на новых местах были самыми слабыми звеньями в эвакуационной работе…»[84]

Да уж, если описанная законотворческая деятельность была сильным звеном… Слабое выглядело так: кое-как погруженные и с трудом пропихнутые по железной дороге заводы везли куда попало. Часть предприятий из Риги вывезли в Петроград, при том что из-за нехватки угля другие предприятия из Петрограда вывозились. Через год после эвакуации в строй вступило 20–25 % вывезенных заводов.

В Гражданскую войну этот подвиг попытались повторить большевики. В феврале 1918 года, когда немцы подошли к Петрограду, было принято решение о перебазировании из столицы 126 крупных предприятий. Полностью или частично удалось вывезти 75 из них. Говорят, какие-то вроде бы смогли где-то восстановить. Но в целом результаты оказались таковы, что председатель чрезвычайной комиссии по снабжению Красной Армии Л. Б. Красин в декабре 1918 года на II съезде Совета народного хозяйства говорил:

«…Ещё больший удар промышленности был нанесен эвакуацией Петрограда, которая была решена внезапно… и которая фактически свелась почти к полному разрушению петроградской промышленности. В настоящее время нет почти ни одного эвакуированного завода, который сколько-нибудь полно восстановил свою деятельность. В результате этой эвакуации значительное количество станков, машин и материалов очутилось на Неве, на Ладоге, и до сих пор десятки барж стоят у нас неразгруженными по водным системам»[85].

Это не говоря о тех грузах, которые были украдены в пути, вывалены на неустановленных станциях или просто сброшены под откос. А самое пикантное в этой ситуации то, что Петроград так и не был взят.

Алексей Мелия приводит в своей работе историю злоключений Петроградского подковного завода, судьба которого, в общем-то, может считаться благополучной. В 1918 году часть Подковного завода вывезли из Петрограда. Оборудование погрузили на баржу и отправили водой на Урал. В Череповце баржа дала течь. Ее разгрузили, оборудование спустили на берег, где местные власти тут же дали добро на «усиление» им собственных заводов. То, что осталось после этой операции, перегрузили в вагоны и все-таки довезли до Урала, где все это попало на Юрюзанский завод. Конец первой серии.

К тому времени запас подков в армии закончился. Половина завода странствовала по российским просторам, но ту часть, что осталась в Петрограде, удалось как-то запустить. После чего заводчане отрядили людей на поиски эвакуированной половины. В конце 1923 года представители основной площадки добрались до Юрюзани и обнаружили, что эвакуированные станки около года простояли в вагонах, затем их свалили на заводском дворе и лишь в 1922 году начали затаскивать в цеха. На этом закончилась серия вторая.

В третьей, продолжительностью около двух лет, шёл долгий гнилой базар между предприятиями и ведомствами: возвращать ли станки обратно в Питер или же пытаться производить подковы на Урале. Наконец в ВСНХ взглянули на карту страны, прикинули, что если везти завод обратно, то в случае войны придется всю бодягу начинать заново, и решили все же производить подковы и в Юрюзани тоже. Много ли к тому времени осталось от станков — история умалчивает.

Как видим, эвакуация на деле обернулась дезорганизацией промышленности в чистом виде. Так бывает в тех случаях, когда комитет по эвакуации создается после начала войны, причём бывает неотвратимо.

Мобилизационный план — так это называется

Незадолго до начала войны… делались попытки предусмотреть, какие предприятия и в какой последовательности должны быть эвакуированы в глубь страны… То, что в самом начале войны пришлось создавать специальные органы по эвакуации и решать эти вопросы, которые должны быть заранее спланированы, говорит о том, что таких разработок в Совнаркоме не было.

(Юрий Горькое, историк)

Советский Союз, при всей разрухе и общей слабости, имел одно колоссальное преимущество — плановую экономику. В полной мере она проявила себя в годы войны, но даже в 20-е годы позволяла строить далеко идущие расчёты.

Уже 3 августа 1923 года Советом труда и обороны было принято положение «О вывозе из угрожаемых неприятелем районов ценного имущества, учреждений, предприятий и людского контингента». Затем началась долгая и трудная работа по составлению первого плана эвакуации. Занимался этим Центральный мобилизационный отдел НКПС на основании заявок наркоматов. Уже тогда приграничные территории были разбиты на три зоны и установлен порядок вывоза людей и материальных ценностей из каждой зоны. Уже тогда эвакуационные перевозки тесно увязывались с воинскими.

Первый план был утвердили 7 мая 1926 года. Он был еще очень несовершенный, плохо продуманный — но он был! Следующий план, датируемый 1928 годом, оказался уже вполне приличным и его приняли за основу дальнейшего эвакуационного планирования. Сводился он так же, как и первый, в Центральном мобилизационном отделе НКПС на основе заявок наркоматов, но прогресс был налицо. Например, в этот раз до разработчиков плана дошло, что работу по эвакуации надо как-то финансировать — немалое достижение для ведомств тех времен, — поэтому в тексте появился Наркомфин, который отвечал за составление сметы перевозок. Масштабы эвакуации хорошо характеризуют состояние советской промышленности: должно было быть вывезено 352 предприятия, 141 тыс. человек и 111 тыс. т грузов. Чувствуете разницу?

ВСНХ отвечал за эвакуацию предприятий — правда, план совершенно не предусматривал налаживания производства на новом месте — станки и оборудование предполагалось просто хранить где-нибудь на складах (впоследствии этот недостаток был исправлен). НКТорг отвечал за вывоз товарных запасов, НКЗем — племенного скота, НКЗдрав — ценного медицинского оборудования и т. п., каждый в своей области. За перемещение людей отвечал НКВД.

В 1928 году было утверждено новое «Положение о вывозе из угрожаемых неприятелем районов ценного имущества, учреждений, предприятий и людских контингентов». Согласно ему непосредственно составлением плана по-прежнему занимался НКПС, но при штабе РККА и штабах приграничных округов создавались межведомственные эвакуационные совещания, то есть военные также были вовлечены в эту работу.

* * *

Вот каким образом в 1930 году мыслилась подготовка так называемого «великого экспромта».

Из «Наставления для разработки плана вывоза». 1930 г.

«§ 16.

По получении моборганом наркомата или ведомства задания РВС СССР (§ 3-й наставления) на составление плана вывоза, данный моборган, по согласованию с заинтересованными оперативными управлениями (отделами) наркомата (ведомства) определяют, какие именно учреждения (предприятия, организации) и в каком объеме подлежат вывозу из данной угрожаемой зоны в период разгрузки и в период эвакуации, устанавливают базы размещения вывозимых объектов и людского контингента и намечают возможность использования этих объектов, после чего каждым наркоматом (ведомством) дается подведомственным местным органам задание на составление заявок по вывозу

§ 17.

Органы, учреждения и предприятия, получившие от центральных наркоматов (ведомств) задания, дают нижеследующие указания подчиненным им учреждениям (предприятиям, организациям), подлежащим вывозу:

1) какие именно учреждения (предприятия) подлежат вывозу и куда именно и порядок их использования в местах размещения;

2) какие именно производственные объекты подлежат вывозу;

3) какие категории людского контингента подлежат вывозу;

4) продолжительность вывоза;

5) порядок вывоза (разгрузка, эвакуация);

6) срок представления заявок;

7) порядок свертывания в том случае, если данное учреждение (предприятие, организация) вывозится целиком;

8) порядок демонтажа мастерских и ликвидации имущества, не могущего быть по каким-либо причинам вывезенным;

9) способы обеспечения вывоза рабсилой (получение рабочих рук извне или своими силами);

10) способы обеспечения подвоза вывозимых объектов к станциям погрузки и

11) способы обеспечения упаковочным материалом.

§ 18. Учреждения (предприятия, организации), получив задание, обязаны:

1) проработать вопрос о ликвидации производства;

2) установить, какие именно объекты подлежат вывозу, передаче органам военведа и НКПС, оставлению на месте и ликвидации;

3) проработать вопрос о целесообразном использовании вывозимых объектов и в определенный срок, устанавливаемый наркоматами, наметить и согласовать с подлежащими инстанциями районы и пункты (базы) их нового размещения;

4) установить порядок, очередность и сроки освобождения с производства оборудования и его демонтажа в соответствии со сроками вывоза, а также установить потребность в специалистах, необходимых для руководства работами по демонтажу установок, и потребность в рабсиле, необходимой для выполнения работ по демонтажу, упаковке и погрузке в вагоны;

5) произвести расчёт автогужевых средств, необходимых для подвоза грузов на станции и пристани погрузки;

6) произвести расчёт требуемых упаковочных материалов;

7) определить, каких квалификаций и профессий подлежат вывозу рабочие и технический персонал и в каком количестве, учитывая и их семьи (по средним данным);

8) определить потребность подвижного состава по дням погрузки;

9) на основании указанных выше данных составить ведомости объектов вывоза и объяснительные записки.

…

§ 23.

По утверждении СТО заявок ведомств на вывоз (ведомостей объектов вывоза) ЦМУ НКПС разрабатывает план эвакоперевозок и выписки из такового (ф. № 3) через местного уполномоченного рассылает соответствующим наркоматам и ведомствам для дальнейшей рассылки таковыми подлежащим вывозу учреждениям (предприятиям, организациям).

§ 24.

Учреждения (предприятия, организации) по получении и на основании выписок из плана эвакоперевозок обязаны разработать детальные планы вывоза, для чего:

1) уточнить номенклатуры вывозимого имущества;

2) истребовать бланки перевозочных документов;

3) составить сметы финансирования вывоза;

4) предусмотреть порядок демонтажа мастерских и ликвидации имущества, не могущего быть по каким-либо причинам вывезенным;

5) разработать соображения по обеспечению вывозимого рабсилой как за счёт собственных рабочих рук, так и получения извне;

6) произвести расчёт перевозочных средств, потребных для подвоза вывозимого имущества к станциям и пристаням погрузки и

7) предусмотреть обеспечение укупорочным материалом.

§ 25.

План вывоза учреждений (предприятий, организаций), являясь составной частью мобплана данного учреждения (предприятия, организации), вследствие своей сложности разрабатывается отдельно и слагается из следующих документов: записки по вывозу и дневника по вывозу со всеми к ним приложениями.

§ 26.

Записка по вывозу составляется в одном экземпляре и состоит в подробном и последовательном изложении всех соображений по выполнению вывоза учреждения (предприятия, организации).

Содержание записки по вывозу должно дать ответы на следующие вопросы:

1) цель вывоза тех или иных объектов с их подробной характеристикой, а также способы и порядок использования материальных и людских ресурсов;

2) какие объекты и из каких пунктов подлежат вывозу в периоды разгрузки и эвакуации по железнодорожным и водным путям;

3) базы (пункты) размещения вывозимых объектов с их подробной характеристикой, а также способы и порядок использования материальных и людских ресурсов;

4) подлежащей вывозу людской контингент;

5) мероприятия по обеспечению вывозимого имущества и людей помещениями;

6) количество предоставляемого подвижного состава по родам его (тоннажа) и по дням погрузки;

7) порядок, очередность и сроки ликвидации или демонтажа производства в соответствии с представленными для выполнения вывоза сроками;

8) расчёт и сроки погрузки имущества по вагонам;

9) расчёт автогужевых транспортных средств, потребных для доставки груза на станцию (пристань) погрузки;

10) расчёт рабтехсилы, потребной для выполнения работ по ликвидации производства, демонтажа, укупорки, перевозки и погрузки в вагоны;

11) расчёт потребных денежных сумм;

12) порядок и организация охраны вывозимого имущества;

=13) порядок ликвидации имущества, не подлежащего вывозу.

§ 27.

Дневник по вывозу (ф. № 4) содержит указания о распределении выполняемых работ по дням вывоза и отдельным исполнителям.

…

§ 30.

Воинские перевозочные документы для вывоза имущества и людского состава учреждениями и предприятиями, подлежащими вывозу, получаются последними в мирное время от начальника военных сообщений округа (армии), на территории которого расположено вывозимое учреждение (предприятие)»[86]

Как видим, за подготовку мобилизации отвечали вполне конкретные органы — мобилизационные отделы или управления соответствующих ведомств. Там хранились мобпланы, они же отвечали и за проведение эвакуации. И если столь подробные планы существовали уже в 1930 году — то куда они, спрашивается, могли деться в 1941-м? А никуда они не делись — как и положено, составлялись и корректировались. Исчезли они не из советской практики, а из исторической науки, причем исчезли полностью и отовсюду: из учебников, научных трудов, мемуаров. Неужели зампредсовнаркома товарищ Косыгин или член Политбюро товарищ Микоян и вправду не знали об этой работе? Знали, конечно. Но тогда почему никто никогда об этом не вспоминал? Причин этой странной забывчивости мы еще коснемся, а пока что радостно отметим отсутствиеневероятной составляющей в процессе эвакуации. Это было деяние не невероятное, а всего лишь невозможное. К тому времени у сталинского руководства уже имелся опыт невозможных свершений. А когда есть опыт — работать легче…