Андрей Макаревич: «ПРЕДАТЕЛИ — ЭТО ТЕ, КТО ТОЛКАЕТ СТРАНУ К ВОЙНЕ»

 (интервью Александр Маленков)

Граждане, подверженные массовому психозу, недавно накинулись на нашего любимого музыканта. Мы срочно выехали к нему узнать, как дела, не нужно ли чем помочь. Интервью получилось грустным, злободневным, в жанре «поэт и толпа».

Корреспондент(К):Говорят, ты не любишь давать интервью. Почему так?

Андрей Макаревич(АМ): По двум причинам. Во-первых, среди всех моих занятий достаточно способов самовыразиться, не прибегая к помощи журналистов. Во-вторых, в последнее время я очень часто встречаю людей невероятно необразованных, не подготовленных к разговору и при колоссальных амбициях, которые считают себя журналистами.

(К): Прекрасное начало беседы! В ходе тщательной подготовки к интервью у меня родился вопрос о сегодняшнем положении дел в стране: мог ли ты ожидать, что «Машину времени» занесет на сорок лет назад?

(АМ): Хорошо, если на сорок, а не на семьдесят. В точности все повториться не может по определению, но многие узнаваемые штуки сыплются как из рога изобилия. Например, телевизионная пропаганда. Только тогда все к этому относились уныло и с тихой иронией. Сейчас вдруг оказалось, что эта штука работает по-настоящему. И именно это напоминает чуть более ранний период.

(К): Выросло поколение людей, которые не жили в СССР. Мы можем для них сформулировать, чего, собственно, такого уж плохого там было?

(АМ):Я думаю, это бесполезно. Тот, кто этого запаха не нюхал, все равно не поймет. И если человек уже очарован какой-то клюквой, то он тебе еще и не поверит.

(К):А как же наш авторитет?

(АМ):По-моему, за последние несколько месяцев люди окончательно разучились слышать друг друга. Поэтому, когда я сейчас вижу повальное добровольное бегство от свободы, объяснять им, что такое свобода и что такое несвобода, — бессмысленно. Может быть, им так больше нравится. Все, что считаю нужным, я говорю в своих песнях. Быть еще дополнительно пропагандистом — не хочу.

(К): Давай так: что ты больше всего ненавидел в совке?

(АМ): Обстановку унылого тотального вранья, с которым все смирились. Абсолютную покорность. Уверенность, что все это будет продолжаться восемьсот лет. Сиди и не дергайся. Постоянное ощущение дыхания в затылок какого-то человека в погонах, который если и отошел, то ненадолго.

(К): Когда политика впервые вторглась в твою жизнь?

(АМ): Я думаю, это началось году в семьдесят седьмом, когда я уже вел диалоги со всякими искусствоведами в штатском.

Первый раз было страшно, конечно. Но это было унылое время, и они уныло отрабатывали свою зарплату. Я не исключаю, что дома у них или их детей играла «Машина времени». Они считали, что я против советской власти. Со второго раза я уже осмелел. Я отвечал: покажите мне конкретно строчку, которая об этом говорит. Они этого не могли сделать. Их не устраивала какая-то наша неподконтрольность, какое-то ощущение свободы. Это их страшно раздражало. «Как это вами никто не руководит? А к кому вы относитесь?» — «А почему мы должны к кому-то относиться?» — «Не положено». — «Где не положено? Покажите. Покажите мне статью Конституции, где написано, что мы должны к кому-то относиться. Вот мы — пять человек, которые собираются вместе и играют свою музыку. Это запрещено?» — «Нет, это не запрещено, но...» Все это было страшно уныло. Уныло и долго.

(К): На Лубянку тебя вызывали?

(АМ): У них в каждой гостинице был номер свой, и было принято там проводить беседы. Потом мы попали в Росконцерт. Было предолимпийское время, всем казалось, что что-то разрешат. Потом Олимпиада прошла, все поехало назад. Потом пришел Михаил Сергеевич, которому я буду поклоны бить, пока жив. Нас в Москву пустили — до этого нам нельзя было в Москве выступать. А потом и за границу. Нам перестали мешать, политика исчезла из жизни.

(К): А посиделки с Путиным на концерте?

(АМ): Не было никаких посиделок! Так получилось, что на концерте Маккартни у нас места оказались рядом. Может быть, это его имиджмейкеры так решили. У меня не было другого места. И то, что делал Путин тогда, негатива у меня не вызывало.

(К): Вернемся в день сегодняшний. Для тех, кто не в курсе, сформулируй свою позицию по ситуации в стране, которая вызвала столько шума.

(АМ): Позиция проста. Когда я был маленький, родители привили мне представление о том, что такое хорошо и что такое плохо. Оно во многом совпадает с заповедями. Воровать нехорошо, врать нехорошо. Слабому надо помочь, а не добивать его. Волей-неволей мы проецируем наше представление о том, что такое хорошо и что такое плохо, на поведение нашей страны, если чувствуем себя ее гражданами. И вот сегодня это поведение совершенно не совпадает с моими представлениями о том, что такое хорошо и что такое плохо. Вот и все.