В далеком, Шахтерском...часть вторая... из блога Александра Кибальника

В далеком, Шахтерском...часть вторая...

      Начальник хмуро выслушал пацанов, поскреб за-
думчиво затылок и дал команду рабочим, возившим
грунт, съездить на место, указанное мальчишками.
      Возчик-узбек, черный как головешка, что-то бы-
стро сказал своему смуглому соплеменнику. Тот за-
брался в ящик.
— Сыдысь! — пригласил возчик и пацанов. Те, не
долго думая, забрались в ящик.
      Замёрзшего земляка узбеки погрузили в ящик, точ-
нее, положили на него, так как окостеневшее тело не
входило. Узбеки что-то быстро и горячо лопотали на
своем языке, сводили ладошки вместе и подымали
лица к небу, к невидимому аллаху. Сани-ящик с за-
мерзшим узбеком двинулись к шахте, соплеменники
умершего понуро брели рядом. Тело мертвеца вздра-
гивало на кочках, и запрокинутая голова с черной
шапкой волос резко выделялась на белом снегу.
      Мальчишки пошли в обратную сторону, к центру.
Через центр до дома ближе. Они почти сделали круг,
путешествуя по городу.
      «Сколько же времени? — думал Санька. — Как бы
в школу не опоздать. Эх, забыл спросить у строите-
лей».
      Быстренько добрались до главной улицы Ленина.
      У Равильки, как назло, оторвалась на обувке рези-
на. Она хлюпала и мешала идти. Пришлось оторвать
проволоку от забора и примотать оторвавшуюся ре-
зиновую подошву.
— Санька, а ты не ходи в школу. Чего ты там за-
был? — сказал Равилька, озорно улыбаясь.
      Нет, в школу идти надо. Если мать узнает, что ее
сынок прогулял, то будет ругаться, а то, чего добро-
го, и за ремень возьмется, с нее станется. В животах
у обоих урчало с голодухи, что смешило Равильку.
— Кишка за кишкой гоняется. Жрать хочут! —
сказал он. — Санька, пошли на шахту в столовку.
      Может накормят.
— Тетя, сколько время? — обратились мальчиш-
ки к даме в пальто с меховой горжеткой, идущей на-
встречу. Руки дамочки спрятаны в большую красивую
муфту под цвет пальто. На голове загогулистая шляпка
с вуалеткой и губки ярко накрашены. Она тоненькая-
тоненькая, какая-то неземная и явно не местная.
      Дамочка высунула узкую лисью мордочку из чер-
нобурки, подозрительно осмотрела плохо одетых па-
цанов сквозь вуалетку, вздохнула и пропела тонень-
ким голоском:
— Мальчики, правильно надо спрашивать не
«сколько время?», а «который час?»
— Который час?! — бойко крикнул Равилька —
дамочка ему явно не понравилась. Дамочка улыбну-
лась, сделав вид, что не поняла реакцию оборванцев,
вынула тонкую руку в черной атласной перчатке из
муфты, глянула на свои маленькие часики, назвала
время.
      Санька обомлел — в школу он явно опоздал. Пока
доберется до дома, пока умоется и переоденется. Он
бросился бежать. Равилька подобрал свой крюк, ки-
нулся за ним.
— Мальчики, подождите! — окликнула писклявым
голоском дамочка.
      Она подошла сама, вынула из муфты горсть доро-
гих конфет в золочёных бумажках и подала каждому
по несколько штук. У Равильки чуть глазенки не вы-
скочили из орбит. Его круглое лицо сияло как луна,
и он не знал, что надо сказать. Крюк мешал ему при-
нять сладости.
— А это что у тебя, мальчик? — поинтересовалась
дамочка.
— Это-о? Да это так, крючок... за машины це-
пляться! — пришёл в себя Равилька и рассмеялся,
показав редкие и острые зубы.
      А-а!.. — протянула задумчиво дамочка, и ее узкие
глазки наполнились грустью. Она, наверное, что-то
вспомнила. Поправив лёгким движением вуалетку с
мушками, приветливо помахала тоненькими пальчи-
ками в перчатке: — Ну, мальчики, до свидания! До
свидания!.. — И быстро пошла прочь.
— До свидания! — дружно ответили пацаны. А Ра-
вилька крикнул ей вслед во все горло: — Спасибо,
тётенька, за конфеты!
      Дамочка шла быстро, легкой походкой, закрыв-
шись своей чернобурой горжеткой, тоненькая, как
девочка.
— Во-о, краля! — сказал восторженно Равиль-
ка, провожая взглядом даму. Он стал разглядывать
подаренные конфеты. — Обёртка золотая! Во-о!
Ми-и-ш-ка... Мишка... на Се-ве-ре... Мишка на
Севере! — он тут же развернул одну конфету и за-
сунул ее в рот. Остальные запихал подальше в кар-
маны.
      Санька же захотел сберечь конфеты — все до еди-
ной! — до материного прихода, но, глядя на друга, не
утерпел и развернул все же, после долгого колебания
шелестящие бумажки — одну блестящую, с медведя-
ми, другую позолоченную. Шоколадная! Давно он не
пробовал такой вкуснятины.
      Время потеряно. В школу Санька явно опоздал и
торопиться незачем.
— Ну и не ходи в школу. Хрен с ней! — успо-
каивал Равилька, наслаждаясь конфетой. — Я уже
сколько не учусь и ничего...
      От своего барака пацаны удалились на приличное
расстояние и находились в центре шахтерского го-
родка. Да какой там центр! — одна коротюсенькая
улица двухэтажных домов со стайками и угольными
ларями; здесь же конный двор; рядом станция с со-
ставами, полными угля. Весной улицу буквально за-
топляло водой, потому делали дощатые настилы, без
них иначе не пройти.
      ...За разговором и обсуждением нежданного везе-
ния не заметили, как прошли улицу. Возле почты
изумлённый Равилька, ткнув Саньку в бок, завопил:
— Бляха-муха! Вот это да-а!..
      Возле деревянного здания почты стоял газогене-
раторный грузовичок с двумя колонками для дров и
кузовом, доверху груженным валенками. Но Равильку
привлек не необычный грузовик на дровах, а валенки.
— Сань, пимы-ы!..— протянул он.
— Пимы-ы... — вслед за Равилькой удивился и
      Санька. Он непроизвольно перевел взгляд на драную
обувку друга.
      Равилька зыркнул по сторонам — никого побли-
зости не было. Его круглая мордашка расплылась в
улыбке — столько валенок! Это были настоящие си-
бирские валенки, скатанные из серой овечьей шер-
сти, толстые и добротные.
      Валенки так валенки! В них, наверное, тепло как
в бане. Не то, что в тех, в которых ходил Санька или
его друг Равилька; у того вообще не понятно что на
ногах.
— Санька, давай сопрём пимы! — предложил во-
роватый Сабиров, захлебнувшись от собственной
смелости.
— Брось, Равилька!
      Оболтус этот Равилька — то обшмонать узбека ему
надо, то валенки украсть. Конечно, новые пимы не
помешали бы ни ему, ни Равильке.
— Большие, — сказал Санька. — Не подойдут.
— Ну и что! Матерям подарим или продадим! Вот
делов-то!
      Саньку больше заинтересовал грузовик. Инте-
ресный — работает на дровах. Двигатель шофер не
заглушил, он работал негромко и четко. Санька за-
метил мальчишку, появившегося возле грузовика и
одетого в коротенькое суконное пальтишко. Он сде-
лал предостерегающий знак Равильке.
      Пацаны незаметно отошли в сторонку, спрятались
за забором, наблюдая за машиной и мальчишкой.
      Сонный шофер в кабине клевал носом, а мальчишка
все шарился возле грузовика.
      Он прыгнул с разбегу, неожиданно, ловко уцепил-
ся тонкими и голыми руками за борт, подтянулся и
забрался в кузов. Схватил одну пару валенок, вы-
кинул их на снег и ловко спустился на землю. За-
травленно выглянув из-за колеса и убедившись, что
никого нет, схватил валенки и быстро побежал от
машины.
      В это время в дверях почты появился сухопарый
мужичок в расстёгнутом полушубке и белых бурках.
Он увидел убегающего с валенками мальчишку и за-
стыл на месте. Это продолжалось мгновение.
— Вась-кя-я! Пимы таш-шат! — закричал он истош-
ным голосом шоферу и бросился за мальчишкой.
      Парнишка убегал с валенками между стайками и
ларями. Сухопарый в бурках нырнул за ним. Пар-
нишка, озираясь, выскочил из-за ларей, кинулся в
сторону. Мужичок заметил его маневр. Он матерно
выругался, скинул с себя полушубок и кинулся вдо-
гонку. Мальчонка, петляя между дворами, уходил.
      Мужик поймал-таки мальчонку. Отобрал валенки,
больно уцепил его за ухо и потащил к машине.
— Крысенок, мы всем колхозом собирали деньги
на пимы! У кого воруешь, сволочь?! У советских сол-
дат, да?!
      Мужик в бурках долго орал, тыча пальцем то в
отобранные валенки, то в грузовик. Сонное и ис-
пуганное лицо водителя показалось в окне.
— А ты, хрен собачий, куда смотришь?! — набро-
сился в бурках на шофера. Санька и Равилька замер-
ли за забором, сидели не шелохнувшись. Не дай Бог,
еще и их за компанию заметут!
— Говорил тебе — не воруй! А ты — «своруем,
своруем!» — прошептал Санька расстроенному Ра-
вильке.
      Равилька хотел что-то возразить, но губы остано-
вились на полуслове. Мужичок, не переставая орать,
ткнул пацану неожиданно коленом под дых. У пар-
нишки сперло дыхание, перекосило рот, он судорож-
но глотал воздух как рыба, вытащенная из воды. Не
успокоившись, мужик ударил мальчишку кулаком
в лицо — у того потекли из носа кровавые сопли.

      Наконец, мужик разжал руку, и мальчишка упал на
снег, как тряпка. Для верности он пнул его пару раз,
а потом, подскочив как мячик, прыгнул на мальчон-
ку сверху своими белыми бурками. Что-то хряснуло
в груди у мальчонки, изо рта потекла кровь, она за-
капала на снег, окрашивая его в ярко-алый цвет.
      Не помня себя, Санька выскочил из укрытия. Ра-
вилька бросился за ним следом со своим крюком.
Разъярённый мужик метнул на пацанов невидящий
злой взгляд, вскочил в полуторку и та, тарахтя и вы-
пуская клубы черного дыма, укатила.
      А на снегу осталось лежать худенькое тельце изу-
веченного мальчонки.
      Из дверей почты выбежали две простоволосые
женщины, появилась третья. Раздались крики, воз-
гласы, вопросы.
— Жив? Неужели убил?!
— Он ведь ему все внутренности отбил!
— Номер-то, номер-то машины запомнили?
— Вот сволочь!.. Пацанёнок-то хорошенький...
      Молодая женщина в полушалке упала на колени
перед мальчонкой, приставила ухо к груди. Другие
примолкли.
— Ну как? Живой хоть? — обеспокоенно спросила
одна из женщин. — Живой? Чего молчишь, Верка?
— Живой, — с облегчением и негромко отозвалась
молодая, отрываясь от груди мальчонки. Из ее глаз
закапали слезы.
— Бабоньки, давайте его на почту...
Мальчишку унесли в помещение. А Равилька с
      Санькой еще долго стояли, потрясённые увиден-
ным.
      Вытерев глаза ладошкой, Равилька жалобно про-
скулил:
— Он бы и меня мог... прибить. Ты, Сань, меня
от смерти спас…— он шмыгал носом, у него с испугу
стучали зубы и подозрительно повлажнели черные
глазенки.
      У Саньки тоже мокрились глаза. Ему тоже хоте-
лось плакать. Он, как впечатлительный малый, готов
был вот-вот разреветься. Нет, плакать он не будет.
Он сын шахтера, который воюет на фронте, защищая
Родину. Он терпеливый и сильный. Однако одного
никак понять не мог Санька: почему взрослый и здо-
ровый дяденька до смерти избил мальчишку-сопляка
за какие-то валенки? Даже пусть эти валенки и пред-
назначались для бойцов на фронте....
      Из соседнего дома высыпали жильцы. Толстая
баба в смешной кацавейке накинулась на пацанов,
сузив свои заплывшие от жира глазки:
— Шо, ходите, шнырите? Шо вынюхиваете?
      Из одной компании, видать, а-а? Достукались, у-у
ворье! А ну-ка давайте отседова, пока я вам не на-
костыляла!..
      Санька еле смолчал, а у Равильки глазенки запры-
гали от обиды.
— Поубивать тварей, воришек этих! Шпана не-
счастная! Все сподряд крадут. Житья не стало от
них!.. — не унималась баба.
      Толстой бабе пытались возразить:
— Ты не права, Матрена!
— Воры! Ходют, воруют шо ни попадя. У-у, шпа-
на! Придавить вас всех, как врагов народа!
      Саньке так хотелось влепить бабе: «Сама ты враг
народа!» У нервного же Равильки было желание
звездануть дурную бабу железным крюком промеж
глаз. Дать так по ее толстой роже, чтоб упала и не
встала.
— А татарчонок-то этот, смотри как завыбуривал!
А ну пошли отседова, ворюги! — не унималась баба.
      Пожилой мужчина в собачьей жилетке, раскури-
вая «козью ножку», пытался урезонить ее:
— Чего, Матрена, развыступалась?
— Я эту шпану терпеть не могу, Кузьмич. Ростила-
ростила своего поросеночка Бореньку — а его укра-
ли. Теперь хоть с голоду подыхай!
— Да ты не подохнешь! — съехидничал Кузьмич.—
      Тебя надолго хватит...
      Матери все не было. Смена на шахте по 12 часов.
Давным-давно село солнце за террикон, и над горо-
дом повисла ночь. Санька любил смотреть на солн-
це, когда оно опускалось за шахту. Сегодня оно было
какое-то багряно-кровавое, необычное. Да и день се-
годня тоже необычный — вон сколько навалилось
всего. Санька дал себе слово не рассказывать матери
ни о чем — ни об узбеке, ни о пацаненке.
       До прихода матери Санька навозил воды на сан-
ках с флягой, потом принес растопки и угля, выгреб
и вытащил золу, затопил печку. Комнатенка в бараке
холодная, ее быстро выдувало, вот и приходилось то-
пить по два раза на день, благо угля много.
      Пока они с Равилькой шатались по городу, тетя
Дуся приготовила поесть, постирала грязную одеж-
ду. Она нигде не работала, вот и помогала во всем
матери с Санькой. Если бы не тетя Дуся, то была бы
хана.
      Санька еще раз повторил стихотворение. А матери
все не было. Наконец она пришла, напустив холо-
ду в комнатку. Усталая, в грязной шахтерской робе,
штанах, заправленных в большие пимы с чунями.
      Повесив лампу «Вольфа» на гвоздь, первым делом
спросила:
— Стихотворение-то выучил?
— Выучил.
— Прочитай.
      Мать встала, не разболакиваясь, у печки, грея
большие натруженные руки над плитой. Зашла тетя
Дуся, в комнатке сразу стало тесно. Она знала, что
Санька школу прогулял, но пообещала ему ничего не
говорить матери, чтобы не расстраивать ее.
      Женщины притихли. Приготовились слушать.
      Санька встал спиной к окну, за которым в черниль-
ной ночи виднелись огни шахты, лицом к матери и
тете Дусе, стоявшим у печки. Прокашлялся. Глаза у
него широко открылись, увеличились, будто соби-
рался он читать перед целым классом во главе со
строгой учительницей Зоей Федоровной.
— Стихи о Сталинграде! — звонким голосом ска-
зал Санька. Он перевел дыхание. — Называются они
«Защитник Сталинграда».
      Постарался читать спокойно, но голос от волне-
ния дрожал и срывался.
В зное заводы, дома, вокзал.
Пыль на крутом берегу.
Голос Отчизны ему сказал:
— Город не сдай врагу! —
Верный присяге русский солдат,
Он защищал Сталинград...
      Затаив дыхание, слушали женщины Саньку. Они
сурово поджали губы, неподвижно смотрели на чтеца
строгими глазами. Переживали за солдата, который
погибал, но защищал город.
Танк на него надвигался, рыча,
Мукой и смертью грозил.
Он, затаившись в канаве, сплеча
Танки гранатой разил...
Время придёт — рассеется дым,
Смолкнет военный гром.
Шапку снимая при встрече с ним,
Скажет народ о нем:
— Это железный русский солдат,
Он защищал Сталинград.
      Санька кончил читать. Замолчал, исподлобья гля-
дя на женщин. Тетя Дуся заулыбалась первой, рас-
таяла и суровая мать. Соседка не выдержала и захло-
пала в ладоши, сотрясаясь всем телом.
— Сынок, Санька, молодец ты у меня! — похва-
лила мать Саньку, обычно не щедрая на похвалы, и
принялась стаскивать с себя рабочую одежду.
— Молчун ты мой! — сказала она позже, обнимая
Саньку, и добавила: — Хоть рассказал бы, как там в
школе.
— Нормально...
      Санька вытащил припасённые для матери конфе-
ты, которыми их угостила дамочка в чернобурке. За-
был он про них в делах и заботах, совсем забыл! Мать
очень удивилась и обрадовалась конфетам. Потом
они втроем — мать, тетя Дуся и Санька — пили чай
без сахара и заварки, но зато с шоколадными конфе-
тами «Мишка на Севере». «Откуда конфеты?»— при-
стала мать. Пришлось Саньке признаться в том, что
конфетами его и Равильку угостила одна незнакомая
дамочка. Но это, собственно, не было ложью. Так и
было на самом деле.
      Вот и прошёл еще один день из жизни Саньки
Ромашина, мальчишки из шахтерского уральского
городка. Многотрудный был день. Пора ложиться
спать. Завтра Саньке в школу, матери — на рабо-
ту.
      ...Санька подышал на заиндевевшее стекло, по-
царапал наледь. В дырку стал виден силуэт шахты:
крутится колесо на копре, поднимается медленно ва-
гонетка с породой. На самом верху террикона поя-
вилась человеческая фигурка, букашка прямо. Это,
наверное, Галька Сидорова, жившая с ними в одном
бараке. Она тоже, как и его мать, работала на шахте—
открывала люк у вагонеток на терриконе, чтобы по-
рода высыпалась вниз. Вагонетка с породой доползла
до фигурки, остановилась и поползла обратно.Спал Санька плохо. Дергался во сне, стонал. То
ему снился прямой, как бревно, узбек с остеклене-
лым взглядом, то изувеченный фронтовик Кузнецов,
то мужик, который бил мальчонку в кургузом паль-
тишке возле почты.
      А потом он увидел отца. Тот бежал за танком с
винтовкой в руках среди других красноармейцев и
кричал: «За Ро-ди-ну!.. За Ста-ли-на!..» И все крас-
ноармейцы, бегущие в атаку, тоже кричали: «За Ро-
ди-ну-у!.. За Ста-ли-на-а!.. А-а-а!..»