В.П. Астафьев - настоящий русский мужик...

    У нас, сибиряков, к земляку, писателю Виктору Петровичу Астафьеву своё, особое, отношение. Никто так пронзительно не писал ещё об нашей единой с ним земле и о её людях. А те люди, которые прочитали его самый откровенный роман-исповедь о прошедшей проклятой войне, едва ли купятся теперь на бодренькие воспоминания и мемуары многочисленных многозвёздных "участников ВОВ", кои накропали для их прославления адъютанты и подхалимы - "и мы пахали". "Прокляты и убиты" - это исповедь фронтовика-окопника, которую должен прочитать всякий, кто причисляет себя к военным историкам. 1 мая автору этой книги, которая в сущности и довела Астафьева до гробовой доски, исполнилось бы 90 лет. Но сегодня я приведу воспоминания об этом человеке в связи с приближающейся очередной годовщиной Победы его друга и ровесника, поэта Андрея Дементьева, которого тоже особо представлять нет необходимости.

    А Виктор Петрович Астафьев относится к тому тонкому слою талантов, представляя которые достаточно только назвать его имя. Потому что и так ясно: Астафьев - это книги "Последний поклон", "Царь-рыба", "Пастух и пастушка, "Прокляты и убиты". Особенно "Прокляты и убиты" - этот страшный роман о войне, который Астафьев опубликовал в середине 90-х, больнее всего ударил по самому писателю. Как только его не распинали. Из "певца русского крестьянства" он тут же превратился в шовиниста, русофоба, предателя, заигрывающего с Западом. Но злобнее всех выступили депутаты Красноярского заксобрания, когда в начале 2000-х они отказали выделить "клеветнику России" прибавку к пенсии в несколько тысяч рублей. Тяжелобольного писателя отправили в его родную деревню Овсянка - умирать... Такую цену пришлось заплатить Астафьеву за его желание всю жизнь писать и говорить правду - даже если эта правда печальна и горька.

    О том, каким был Виктор Астафьев и кем он стал для русской культуры, - слово Андрею Дементьеву.

                                                     

                                                                         М о р щ и н ы


      - Никогда Астафьев не был русофобом - нет, Виктор Петрович был предельно честным человеком. Как он видел, чувствовал, думал, так и писал. Для него важно было не только чётко выстроить сюжет, но и донести до читателя правду. Открыть ту страницу, которую до него ещё никто не открывал.

    Он же прожил очень трудную жизнь - я видел это по его напряжённому и выразительному лицу. Оно всё у него было изборождено морщинами. И в кждой морщине - пережитое. Его отца репрессировали, когда Виктор был мальчишкой, и с формулировкой "вредитель" отправили в лагерь. А через несколько лет не стало матери - в одну из поездок к мужу лодка, в которой она сидела, перевернулась.После лагерей отец забрал Виктора в новую семью и уехал в Сибирь - туда выслали во время раскулачивания деда, Павла Астафьева. Отец вскоре умер, и Виктор стал никому не нужен - его отправили в детский дом. Потом фабрично-заводское училищу, ФЗУ. И война, куда он ушёл добровольцем. После фронта на жизнь ему приходилось зарабатывать тяжким трудом - грузить вагоны, стоять у станка, обмывать туши животных на мясокомбинате.

     Вспоминаю одну нашу совместную поездку... 1990 год. Мой друг писатель Владимир Максимов (эмигрировав из СССР, он издавал на Западе журнал "Континент") организовал в Риме совместную конференцию российских писателей и русской эмиграции. В составе нашей группы были Дмитрий Лихачёв, Виктор Астафьев, Владимир Солоухин, Сергей Залыгин. Астафьев тогда очень подружился с Максимовым. В один из вечеров организовали застолье, и Астафьев с Максимовым, уже хорошо "приняв а грудь", на два голоса душевно затянули русские народные песни.. Два абсолютно разных человека: Максимов уехал из нашей страны, категорически не приняв всё происходящее в СССР, Астафьев, наоборот, прожил всю жизнь в самой её глубинке - в Вологде, Красноярске, Овсянке.

Один вращался в элитных кругах Парижа, у другого из образования - ФЗУ. Но тогда в Риме они так слились душой... Два пожилых человека с грустными лицами через эту русскую песню словно оправдывали себя за то, в чём были неправы, как-то не так жили, не так относились к людям, не так писали...


                                                                        Н и  с л о в а  л ж и


     Астафьев всегда поражал меня тем, что он ничего не боялся. А если во что-то верил, то за свою веру мог пойти даже на баррикады. И никогда не отказывался от того, что писал. Долгие годы борьбы за выживание, которую он вынужден был вести с детства, и его крепкая крестьянская жилка выковали в нём тот стержень, который, как он считал,должен быть в каждом настоящем мужике. Даже в своих частых и непримиримых спорах он не оглядывался: а какое впечатление произведут его аргументы на слушающих?

     Многие вещи он осмысливал с запозданием - боялся ошибиться. Боялся, что поверхностное отношение к людям, к жизни, к политической системе может что-то исказить. А больше всего он боялся показаться фальшивым - и как писатель, и как человек. Роман "Прокляты и убиты" - одну из сильнейших вещей, которые когда-либо были написаны о войне, - он написал очень поздно - в 90-е годы. Я прекрасно помню нашу военную прозу: "Волоколамское шоссе", "В окопах Сталинграда", "Живые и мёртвые", "В списках не значился", помню повести Григория Бакланова и Юрия Бондарева, с которыми учился в Литинституте. Да, они описывали и героизм, и жестокость, и бесчеловечность войны. Но Астафьев в своей книге обнажил такие факты, о которых не принято было говорить. Он писал о той войне, которую видел и в которой участвовал. Писал про то, в каких чудовищных условиях приходилось существовать новобранцам, которые ещё и до фронта-то не дошли - сидели в учебных лагерях. Как эти мальчишки мучились там от болезней и голода, заедаемые вшами и крысами, обворованные своими же однополчанами-урками. Астафьев в войне увидел то, что его не только поразило, но и очень обидело: пренебрежение командования, всей военной бюрократической машины к своим же солдатам. Он с болью писал о том, что русский народ испытал на себе воздействие не только фашизма, но и собственных внутренних сил, советской системы. Для Астафьева русские н только народ-победитель, но и народ, который многое потерял в себе самом. Виктор Петрович всю войну прошёл рядовым, сам всё это пережил. И как никто другой имеет право отстаивать свою точку зрения.

     А воевал он честно. Был тяжело ранен, контужен. Но о войне говорить не любил. Гораздо больше его интересовал русский национальный характер. В характере русском ему важны были две черты - во-первых, невероятное трудолюбие. А второе - чёрная судьба российского крестьянства, которую он пропустил через своё мальчишеское сердце, - семья его была раскулачена. Понимаете, коллективизация (а я знаю это по себе: мой отец был агрономом и тоже был сослан в лагерь) - это не только потеря земли. Это и потеря веры. И Астафьев негодовал по поводу того, что русский крестьянин, который на эту землю приходит ради того. чтобы своим трудом возвысить её и кормить страну, был брошен на грань выживания.

     Вот вы спрашиваете, почему он, лауреат Госпремий, так и не переехал в Москву. Наверное, потому, что именно там, на периферии, вершилось то, что давало основу его творчеству. В Москве Астафьев попадал совсем в другой круг - тех, кто писал доносы на коллег по писательскому цеху, кто отчаянно завидовал успеху других и хлопотал о своей карьере. А он всю жизнь жил в ином мире - пусть простом, но более чистом, незащищённом.


                 (По материалам газеты АиФ, №18, 2014 г.)