СЕ ЧЕЛОВЕК…
СЕ ЧЕЛОВЕК…
Сказать, что он сошел с ума - было бы несправедливо. Справедливо то, что окружающее, которое раньше разговаривало с ним, вдруг замолчало, словно онемело.
Почему это случилось?
Раньше: выходил ли он на овражную улочку, обсаженную «струнными» тополями; садился ли на порожки под выпаленной акацией; смотрел ли на выскобленные от жары и задыхающиеся в пыльном мареве посадки; скатывался ли на него с полынных бугров легкий, завивающийся, вихрастый ветерок; шелестела ли кустистая сирень в затишном палисаднике; доносила ли ему выжженная степь свою грусть - ему не то, что казалось, а ощущалось наяву, что он не только чувствует их, но и слышит их голоса.
Словом, куда бы он ни выходил, где бы ни шел и прогуливался, к чему бы ни притрагивались его руки, мысли…, всё оживало, дышало, разговаривало с ним. Он чувствовал себя не лишним, а причастным к сердцевине жизни, наполненной бесконечностью перемен, но…
Месяц назад заколесила и схлопнулась жизнь. Будто, поскользнувшись, отмахнулась, и скрылась за недалече белокаменной, выщербленной, приземистой, тяжеловесной, белокаменной оградой под гранитным сумрачным памятником и задернулась, как думал он, навечно белой занавеской.
- Вот так – повторял он, складывая мысли в два слова, которые вытеснили остальные слова, оставив в усечённой памяти только, - понимаешь…, случилось…
Он замолкал, старался гасить удушающее одиночество и гнетущую тишину, прислушиваясь к которой, он искал прежние голоса, но распадалась душа, измельчались мысли, и он, словно привинченный к истёртым порожкам, просиживал с заревого утра до тех пор, пока не затемнялся день.
А раньше и темнота была светлой.
Так бы и тянулись обмелевшие и сжимающиеся, словно в щель, дни, свинченные немногословием : понимаешь…, случилось… И оборвались бы вскоре слепо, если б, придя в очередной раз к белокаменной ограде, он не увидел, как сквозь гранитную, крестовую плиту с безмолвными буквами… и сухими цифрами…, напружившись, пробивался мелкий, упругий зеленый росток.
Комментарии