Foreign Affairs: Мозг Путина. Александр Дугин и философия вторжения Путина в Крым

Забавный пересказ неоевразийских идей Дугина в контексте геополитики Путина языком западных интеллектуалов. Мы до сих пор рассматривали евразийство как автостереотип (изнутри, апологетически), - теперь у нас есть редкая возможность рассмотреть  евразийство как гетеростереотип (извне, критически). Уже сам факт публичного внимания авторитетного издания к евразийству как самобытной русской идеологии замечателен - показательный симптом того, что евразийство преодолело период "внутриутробного" развития и стало для наших геополитических соперников "тревожным кабанчиком", которого более невозможно ни игнорировать, ни прятать от посторонних наблюдателей. Всегда поучительно взглянуть на себя со стороны. Вдвойне поучительно посмотреть на себя хищно-проницательными глазами Врага - геополитического, цивилизационного, психоисторического.

С момента распада Советского Союза Россия безуспешно искала новую национальную стратегию – что-то для того, чтобы определить: кто такие россияне и куда они идут. «В истории России ХХ века были различные периоды – монархия, тоталитаризм, перестройка и, наконец, демократический путь развития», – сказал президент России Борис Ельцин через пару лет после распада Советского Союза, – «каждый этап имеет свою идеологию», – продолжил он, но теперь «у нас нет никакой».

Чтобы заполнить этот пробел, в 1996 году Ельцин сформировал группу ученых для совместной работы по поиску того, что россияне называют «Русской идеей», но у них ничего не получилось. Примерно в то же время многие другие группы также попробовали работать над этой задачей, в том числе коллектив консервативных российских политиков и мыслителей, который назвал себя «Согласие во имя России». Наряду со многими другими российскими интеллектуалами эти люди были глубоко обеспокоены слабостью Российского государства, по их мнению, что-то должно быть исправлено, чтобы Россия вернулась к своей законной славе. И это повлекло за собой идею возвращения к русской традиции сильной центральной власти. Как этого можно достичь – уже другой вопрос.

Так случилось, что Путин, с которым многие из «Согласия» до сих пор имеют связи, согласился и принял их идеалы и цели. Он пришел к власти в 1999 году с всенародным мандатом на стабилизацию российской экономики и политической системы. Благодаря росту мировых цен на энергоносители, он быстро добился этой цели. К концу 2000-х годов он получил передышку и воспользовался ею для того, чтобы вернуться к вопросу о русской идее. Россия, рассуждал он, была уникальной цивилизацией. Она никак не могла быть подогнана к европейским или азиатским рамкам и жила в соответствии со своими собственными уникальными нормами и моралью. Поэтому с помощью Русской православной церкви Путин начал борьбу против либеральных (западных) идей, которыми начали увлекаться некоторые сегменты российского общества. Его действия, заслужившие осуждение на Западе, - такие, как введение уголовной ответственности за «пропаганду гомосексуализма», приговор участницам панк-рок коллектива Pussy Riot к двум годам тюрьмы за хулиганство, – были популярны в России.

В соответствии с утверждениями Путина о том, что Россию нельзя оценивать по западным меркам, его новый консерватизм не отвечает американским и европейским понятиям. В то время как консерваторы западного мира боятся большого правительства и ставят индивидуума на первое место, российские консерваторы выступают за государственную власть и рассматривают индивидов как слуг этого государства. Они опираются на давние традиции российского имперского консерватизма и, в частности, на концепцию евразийства. Эта наследственная черта является авторитарной по сути, традиционной, антиамериканской и антиевропейской, она высоко ценит религию и покорность народа. И что более значимо для сегодняшнего освещения в СМИ - она тяготеет к экспансии.

После распада Советского Союза ультранационалистические идеологии решительно вышли из моды.

Российские корни

Корни евразийства лежат в большевистской революции, хотя многие идеи этой концепции имеют в России гораздо более долгую историю. После Октябрьской революции 1917 года и последовавшей за ней гражданской войны два миллиона не приемлющих большевиков россиян покинуло страну. От Софии до Берлина, а затем Парижа некоторые из этих бежавших российских интеллектуалов работали над созданием альтернативы большевистского проекта. Одна из этих альтернатив в итоге стала идеологией евразийства. Сторонники этой идеи утверждали, что были не правы как российские западники, так и большевики. Западники – потому, что полагали Россию (с отставанием) частью европейской цивилизации и призывали к её демократическому развитию; большевики – потому, что считали необходимым реструктуризацию всей страны на основе классовой конфронтации и мировой революции рабочего класса. Скорее, подчеркивали сторонники евразийства, Россия является уникальной цивилизацией с ее собственным путём развития и исторической миссией: создать другой центр власти и культуры, который стал бы и не европейским, и не азиатским, но имел черты обоих. Евразийцы были уверены в конечном крушении Запада и в том, что это стало бы для России возможностью предстать перед миром как пример для подражания.

В 1921 году эмигрировавшие из страны мыслители: протоиерей Георгий Флоровский, Николай Трубецкой, Петр Савицкий и Петр Сувчинский издали сборник статей под названием «Исход на Восток», который ознаменовал официальное рождение идеологии евразийства. Книга была сфокусирована на идее о том, что географическое положение России – это ее судьба, и что ни один правитель не может сделать что-либо, чтобы освободить себя от необходимости обеспечения безопасности её земель. Учитывая бескрайность России, они верили, что её лидеры должны думать имперски, поглощая и ассимилируя опасное население на всех границах. В то же время они считали, что любая форма демократии, открытой экономики, местного самоуправления или светской свободы является весьма опасной и неприемлемой.

В этом смысле евразийцы считали Петра Великого, – который пытался европеизировать Россию в восемнадцатом веке, – врагом и предателем. Вместо этого они доброжелательно относились к татаро-монгольскому игу между XIII и XV веками, когда империя Чингиз-хана преподала россиянам важные уроки по созданию сильного централизованного государства и «пирамиды» системы управления и контроля.

Учение евразийцев приобрело значительное число сторонников среди политически активной части эмигрантской общины или белых, которые жаждали выдвинуть какую-либо альтернативу большевизму. Однако эта философия была полностью проигнорирована, даже подавлена в Советском Союзе, и умерла практически одновременно с его создателями. Другими словами, она не была востребована до 1990-х годов, когда распался Советский Союз, и грифельная доска российской идеологии оказалась стертой начисто.

Эволюция революционера

После распада Советского Союза ультранационалистические идеологии решительно вышли из моды. Большинство россиян, скорее, ожидали демократизации России и ее реинтеграции с миром. При этом некоторые твердолобые патриоты остались противниками десоветизации и верили – как Путин сегодня, – что распад Советского Союза стал величайшей геополитической катастрофой века. Среди них был и идеолог Александр Дугин, сотрудник ультранационалистического аналитического центра и газеты «День» (позже известной как «Завтра»). Его ранней претензией на славу была брошюра 1991 года «Война континентов», в которой он описал текущую геополитическую борьбу между двумя типами глобальных держав: «сухопутных» цивилизаций или «Вечного Рима», основанных на принципах государственности, общинности, идеализма и превосходства общего блага, и цивилизаций «морских» или «Вечного Карфагена», основанных на индивидуализме, торговле и материализме. В понимании Дугина «Вечный Карфаген» исторически был воплощен афинской демократией (так у авторов статьи, на самом деле А.Дугин в своей работе – правильное название «Великая война континентов» – пишет о древней Финикии, а не Афинах – прим. переводчика), а также голландской и британской империями. Теперь его представляют Соединенные Штаты. «Вечный Рим» воплощен в лице России. Для Дугина конфликт между двумя этими странами продлится до тех пор, пока одна из них не будет полностью разрушена – никакой политический режим и никакой объем торговли не смогут остановить это. Для того, чтобы «хорошие» (Россия) победили в итоге «плохих» (Соединенные Штаты), писал он, должна произойти консервативная революция.

Его идеи консервативной революции основаны на работах немецких мыслителей, которые в период между двумя мировыми войнами популяризировали идею разрушения индивидуалистического либерального порядка и коммерческой культуры промышленной и городской цивилизации в пользу нового порядка, основанного на консервативных ценностях, таких, как подчинение потребностей и желаний индивидуума в пользу потребностей множества людей, государственно-организованная экономика, традиционные ценности общества, основанного на квазирелигиозном взгляде на мир. Для Дугина ярким примером консервативной революции была радикальная, спонсированная германскими нацистами Республика Сало (1943-45) на севере Италии. Действительно, Дугин постоянно возвращается к тому, что он воспринимает как достоинства нацистской практики, и дает высокую оценку оккультной группе «Аненербе» под руководством Германа Вирта и СС (нем. Ahnenerbe — «Наследие предков» — организация, существовавшая в Германии в 1935 – 1945 годах, созданная для изучения традиций, истории и наследия германской расы с целью оккультно-идеологического обеспечения функционирования государственного аппарата Третьего Рейха – прим.

переводчика). В частности, Дугин похвалил ортодоксальные, консервативно-революционные проекты, которые СС и «Аненербе» разработали для послевоенной Европы. В них они представляли себе новую, единую Европу, регулируемую феодальной системой этнически разделенных регионов, которые будут служить в качестве вассалов немецкого сюзерена. Стоит отметить, что среди прочих проектов «Аненербе» отвечал за все эксперименты на людях в концлагерях Освенциме и Дахау (авторы не указывают название работы А.Дугина с упоминанием Республики Сало и «Аненербе» – в брошюре «Великая война континентов» приведенных выше фактов нет – прим. переводчика).

Между 1993 и 1998 годами Дугин присоединился к Эдуарду Лимонову в создании ныне запрещенного Национал-большевистского движения (впоследствии Национал-большевистской партии, или НБП), где он стал главным идеологом странного синтеза социализма и ультра-правой идеологии. В конце 1990-х годов он был признанным интеллектуальным лидером всего ультраправого движения России. Он имел свой собственный издательский дом, «Арктогея» («Северная страна»), несколько веб-сайтов, ряд газет и журналов, а также опубликовал книгу «Основы геополитики», ставшую бестселлером, особенно популярным среди военных.

С начала 2000-х идеи Дугина стали ещё более известны. Их подъем отражает переход Путина от якобы демократа на сторону авторитаризма.

Вхождение Дугина в политическую жизнь произошло в 1999 году, когда он стал советником российского парламентария Геннадия Селезнева, одного из наиболее консервативных политиков, который дважды был спикером российского парламента, членом Коммунистической партии и основателем Партии возрождения России. В том же году с помощью Владимира Жириновского, лидера российской националистической и очень неверно названной Либерально-демократической партией России, Дугин стал председателем геополитический секции Экспертно-консультативного совета по проблемам национальной безопасности Госдумы.

Но его включение в политику не перешло в более широкую популярность среди политической элиты. Для этого Дугину пришлось трансформировать свою идеологию в нечто другое – исключительно российское. А именно - он отказался от наиболее возмутительных, эзотерических и радикальных элементов своей идеологии, в том числе мистицизма, и обратился вместо этого к классическому евразийству Трубецкого и Савицкого. Он взялся за создание Международного евразийского движения, группы, которая должна была бы привлечь ученых, политиков, парламентариев, журналистов и представителей интеллигенции как из России, так и от её соседей и Запада.

В Европу и за ее пределы

Как и классическая система взглядов евразийцев 1920-х и 1930-х годов, идеология Дугина является антизападной, антилиберальной, тоталитарной, идеократической и социально традиционной. Её национализм – не славяно-ориентированный (хотя русские имеют особую миссию объединять и возглавлять), но одинаково относится и к другим народам Евразии. И эта идеология относит рационализм к западному мировоззрению, способствуя, таким образом, мистическому, духовному, эмоциональному и мессианскому мировоззрению.

Однако неоевразийство Дугина значительно отличается от размышлений предшествующих ему теоретиков евразийства. Во-первых, Дугин считает Евразию намного большей, чем когда-либо представляли его предшественники. Например, если по мнению Савицкого российско-евразийское государство должно протянуться от великой китайской стены на востоке и до Карпатских гор на Западе, то Дугин считает, что Евразийское государство должно включать в себя все постсоветские государства, членов социалистического блока, и, возможно, даже установить протекторат над всеми членами ЕС. На востоке Дугин предлагает пойти так далеко, чтобы включить в него не только Маньчжурию и Монголию, но и Тибет. Он даже строит планы, в конечном итоге, повернуть оттуда к юго-западу в сторону Индийского океана.

Для того, чтобы включить Европу в Евразию, Дугину пришлось изменить противника. В классической евразийской философии врагом была романо-германская Европа. По версии Дугина врагом являются Соединенные Штаты. Как он пишет: «США – это химерическая, неорганичная, пересаженная культура, которая не имеет сакральной традиции государственности и культурной почвы, но, тем не менее, пробует навязывать и на других континентах свою антиэтническую, антитрадиционную [и] «вавилонскую» модель». Классические евразийцы, наоборот, оказывали предпочтение Соединенным Штатам и даже считали их образцом, на который следует равняться, и особенно превозносили экономический национализм Штатов, «доктрину Монро», и отсутствие США в членах Лиги наций.

Другой важный момент отличия – в его отношении к фашизму и нацистской Германии. Еще до Второй мировой войны классические евразийцы выступали против фашизма и расового антисемитизма. Дугин превозносил государство Израиль за верность принципам консерватизма, но также упоминал о связи между сионизмом и нацизмом. Кроме того, он намекал, что евреи заслужили свою государственность только из-за холокоста. Он также делит евреев на «плохих» и «хороших». Хорошие – это евреи-ортодоксы, которые живут в Израиле, плохие – живут за пределами Израиля и пытаются ассимилироваться. В наши дни, разумеется, он редко упоминает эти теории на публике.

Игра Путина

С начала 2000-х идеи Дугина приобрели популярность. Их подъем отражает переход самого Путина от якобы демократа к авторитарному правителю. Кстати, консервативный поворот Путина, в свою очередь, дал Дугину отличный шанс «помочь» российскому лидеру с надлежащими культурными, историческими и геополитическими объяснениями своей политики. Признавая привлекательность идей Дугина для россиян, Путин ухватился за некоторые из них, чтобы использовать их в дальнейшем для собственных целей.

Несмотря на то, что Дугин иногда критиковал Путина за его экономический либерализм и сотрудничество с Западом, он оставался надежным союзником президента. В 2002 году он создал партию «Евразия», которая была поддержана многими в администрации Путина. Кремль долго позволял и даже поощрял создание таких небольших союзнических политических партий, которые дают российским избирателям ощущение, что они живут при демократии. Партия Дугина, например, стала отдушиной для людей с шовинистическими и националистическими наклонностями, несмотря на то, что она остается под контролем Кремля. В то же время Дугин установил прочные связи с Сергеем Глазьевым, одним из руководителей патриотического политического блока «Родина» и в настоящее время – советником Путина по евразийской интеграции. В 2003 году Дугин пытался стать депутатом Госдумы от блока «Родина», но не смог.

Хотя его избирательный набег был неудачным, позитивное восприятие его антизападных проектов некоторыми избирателями подтолкнуло Дугина двигаться вперед с Евразийским движением. После шока от оранжевой революции в Украине в 2004 году он создал Евразийский союз молодежи, который пропагандирует патриотическое и антизападное образование. Он имеет 47 координационных представительств по всей России и в девяти странах СНГ, а также в Польше и Турции. Область его влияния - намного больше, чем у любых существующих демократически-ориентированных движений.

В 2008 году Дугин стал профессором МГУ и главой национальной социологической организации «Центр консервативных исследований». Он также регулярно появляется на всех ведущих телеканалах России, комментируя как внутренние, так и зарубежные вопросы. Его престиж только возрос после демократических протестов зимы 2011-12 годов и решения Путина – примерно в то же время – создать Евразийский союз. Его гипертрофированное присутствие в российской общественной жизни – это знак одобрения Путина; российские СМИ, особенно телевидение, почти полностью контролируются Кремлем. Если Кремль не одобряет (или не имеет более желания использовать) конкретную личность, телевидение удалит его/её из эфира.

Дугин и его единомышленники всем сердцем одобрили действия российского правительства на Украине, призывая его идти дальше и занять восток и юг Украины, которые, как пишет Дугин, «приветствуют Россию, ждут её, умоляют Россию прийти». Российский народ согласен. Рейтинги одобрения Путина поднялись за последний месяц, и 65 процентов россиян считают, что Крым и восточные регионы Украины - «по сути, российская территория», и что «Россия имеет право использовать военную силу для защиты населения». Дугин, кроме того, оказался очень полезным для Путина. Он популяризировал позицию президента по таким вопросам, как ограничение личной свободы, традиционное понимание семьи, нетерпимость гомосексуализма и центральное положение православия для возрождения России как великой державы. Но его величайшее творение – неоевразийская концепция.

Идеология Дугина оказала влияние на целое поколение консерваторов и радикальных активистов и политиков, которые, если им дать такую возможность, будут бороться за применение ее основных принципов в качестве государственной политики. Учитывая убогое состояние российской демократии и продолжающееся движение страны в сторону от западных идей и идеалов, кто-то может утверждать, что растут шансы увидеть, как неоевразийство завоевывает новые земли. Несмотря на то, что очертания теории Дугина сугубо теоретические и глубоко мистические, она оказалась сильным претендентом на роль главной идеологии России. Сможет ли Путин контролировать ее так, как он контролировал многие другие, – это вопрос, который может определить продолжительность его службы.

(c) Anton Barbashin & Hannah Thoburn, Foreign Affairs