Одуванчиковый чай

Петра Калугина

Шататься безалаберной весной

с проверкою – случится, не случится ли? –

под крышами, по кромке ледяной,

исклёванной сосульками, как птицами.

Рассеян ум… да нет же, воспалён!

Обмётан рот апрелем-оверлоком.

Я за тобой слежу – из всех времён

последующих – будто бы из окон…

Ты это помнишь? Форточки хлопок:

отпрянув, ты сощурилась от блика, –

и вдребезги рассыпалась у ног

подвеска смерти, плачущая пика

витая, мимолётная, как мысль,

случайно лишь не ставшая судьбою.

Ты думала, ты избранная из…

А это просто я была с тобою.

Петра Калугина

так и не постигнутая бесконечность,

словно поломанная игрушка детства,

словно потерянная конечность, –

подаёт фантомные знаки, более

напоминающие внутреннюю монголию –

новообразование во внутреннем интернете.

так и не осознанная конечность:

хвостик ящерки в неуклюжем захвате разума.

неспособность его отбрасывать

(чуть брезгливо, поспешно, в сторону)

приводит к различным нарушениям личности,

вплоть до сжатия во внутреннюю андорру.

Петра Калугина

А времени много. Его не убудет.

А время как море, но больше – как люди.

А время как море: приливы, отливы,

И каждый отлив оставляет могилы,

А с каждым приливом – бурлящая пена,

И накипь событий, и смена колена.

Органика судеб: ошмётки, обломки...

И чьи-то следы на изогнутой кромке.

Вглядеться бы – кто это? – из-под ладони.

Но некому, не в кого: здесь никого нет.