ЛЮБОВЬ…

ЛЮБОВЬ…

  

   Запомнился мне осенний разговор с Володей Суровикиным. С виду как бы скупой, оброненный в несколько слов.

   Схлынул август. Замесил сентябрь дождями. Порой вырвется пожелтевшее солнце, выбросит озябшие лучи, всколыхнется продрогшим рассветом, рассыплется игольчатыми искрами и скроется в размазанной, серой мгле.

   Я и Володя стоим на берегу Рожайки.

   Выскребло время  смоляной волос Володи. Обнесло сединой.

   - Любовь, - говорит Володя.

   Десять лет назад умерла его жена Настёна. Рак. Сгорела  за месяц. В прошедшем году Володя женился.

- Настёну не вернешь, - говорю я.  – А как Наташка?

   Наташка новая жена. На двадцать лет моложе Володи.

- Да вроде любит.

- Так вроде или любит?

- Время покажет.

   Глаза у Володи тусклые, словно подпаленные порохом. Остатки Афганистана.

- У меня нелады с сыном. Наверное, я не прав. Когда женился на Наташке, то переписал на неё дачу. Сын из-за этого и пошел на меня.

   Володя смотрит на серое поле за Рожайкой, которое сливается на горизонте с затуманенным  небом.

- Зачем переписывал? Наташка настаивала?

- Нет.

   Я не допытываюсь. В душу лезли, когда душа курсантской   была.

- Я ухожу в годки. Наташка тоже, но не ровня мы. Молодость требует того…  А я старею…

   На берег с бугра скатывается легкий ветерок и путается в загустевшем сединой волосе Володи.

- Иногда думаю, что правильно сделал. Порой, что неправильно.

- Да ведь дачей её не удержишь, Володя.

- Сам знаю. Да и не в даче дело. Я…

   Над церковью, которая стоит на макушке бугра, взрывается сначала дробный  голосистый колокольный звон, он переливается и затихает, когда на него тяжелым пластом ложится  звон больших колоколов.

- А в отношении того…, - начинаю я.

   Володя перебивает.

- Не нужно только блудить мыслями. Не меньше тебя наслушался о чистокровной любви. Натворил я. Сына против себя настроил и сам  себя  в раздрай  вогнал, да и Наташку пригнул. Не нужно было жениться. Да ведь люблю я её.

   Он смотрит на Рожайку. Осеняя пора налегла и на неё. Замутила воду, оголила   вербы.

   Мы поднимаемся по крутой тропинке на макушку бугра. Володя шагает, словно по гладкой дороге.

- Какой простор, - говорит он, глядя в даль, когда мы останавливаемся возле церкви.