Андрей Шаронов: "Я не вижу источников роста экономики"

На этой неделе Международный валютный фонд понизил прогноз роста российской экономики в 2014 году: с 3% до 2%. Это довольно существенное понижение, учитывая, что по другим странам и регионам корректировка оценок составляет доли процента.

Картина действительно не самая радостная: рост ВВП балансирует на грани нуля, промышленность ушла в минус, рубль падает, и надеяться остается разве что на улучшение внешнеторговой конъюнктуры.

Что же делать России, на что опереться в условиях глобального "шторма", где искать новые источники развития?

Об этом бизнес-корреспондент Русской службы Би-би-си Дмитрий Булин побеседовал с ректором Московской школы управления "Сколково" Андреем Шароновым. До осени прошлого года он занимал пост вице-мэра Москвы по экономическим вопросам, а еще раньше - в течение 10 лет был заместителем министра экономического развития России.

Андрей Владимирович, что происходит с российской экономикой? Почему хороших новостей с каждым днем меньше?

Андрей Шаронов: Происходит то, о чем экономисты уже давно предупреждали. В условиях мирового спада Россия тоже потеряла темпы. И пока не видно источников, которые могут поправить эту ситуацию. Если посмотреть на структуру российской экономики, то заметную долю составляет экспорт углеводородов и товаров металлургии. Снижение мировой экономической активности приводит к тому, что эти драйверы роста падают. У нас нет существенной замены данным источникам роста. Если посмотреть в прошлое, то серьезным драйвером роста были бюджетные инвестиции. Но общее ухудшение экономической ситуации толкает правительство к тому, чтобы быть более сдержанным в инвестициях, и этот источник тоже сужается. Если же говорить о стимулировании внутреннего спроса, который во многом поддерживает рост в Индии и Китае…

Насколько я знаю, и в России внутренний спрос последнее время - мощный локомотив развития.

А.Ш.: Нет, принципиальным отличием России является то, что на 1 рубль покупок россияне покупают не более 25 копеек российских товаров. Значительная часть идет на покупку импортных товаров. То есть если мы сейчас ценой героических усилий будем стимулировать спрос - дополнительными выплатами, ростом зарплат, пособий, - то в значительной степени мы простимулируем производство в других странах, у наших конкурентов. В Россию эти деньги не вернутся. Поэтому мы теряем, к сожалению, обороты - по понятной и давно предсказанной причине, из-за структуры экономики, из-за проблем с малым бизнесом, который является драйвером создания рабочих мест и играет важную роль в преодолении рецессии.

Если говорить о соотношении внешних и внутренних причин этого замедления, то каких причин больше?

А.Ш.: Я бы сказал так: причины внутренние, а условия внешние. Внешнее условие - общий глобальный спад, который начался в 2008 году и из которого мир до конца так и не вышел. Теперь этот спад добрался и до нас.

Но еврозона потихоньку все-таки выбирается из кризиса, наметился даже небольшой подъем. То есть внешние условия перестают быть такими уж неблагоприятными.

А.Ш.: Там тоже темпы роста смешные. На этом фоне наши темпы роста в 1,4%-1,8% в кризис - наверное, тоже не самые плохие цифры. Другое дело, что в блоке развивающихся стран есть те, которые растут гораздо быстрее нас. В любом случае, если дела в еврозоне и в Америке наладятся, то это, конечно, будет позитивно сказываться на всей мировой экономике. Но если рассуждать фундаментально, то пока мы не найдем новые источники роста экономики, новые ниши, дающие конкурентоспособную продукцию на экспорт, ничего не изменится. Сейчас структура нашего экспорта совсем плачевна, даже если посмотреть на структуру товарооборота с Китаем: мы ничего, кроме углеводородов и металлов, не продаем.

В этом смысле вдвойне удивительно, что новый бюджет на 2014 год и плановый период 2015-2016 годов фактически закрепляет углеводородный перекос. Сейчас нефтегазовые доходы в структуре федерального бюджета составляют около 50%, а в 2016-м планируется снижение всего на 7%.

А.Ш.: В структуре ВВП России доля нефтегазового сектора все-таки уменьшается, что хорошо.

Происходит рост других секторов. Но в структуре доходов бюджета это действительно по-прежнему серьезный фактор, и это повышает риски.

Хочется понять: на сегодняшний день это неизбежность для России или все-таки есть другие источники роста, на которые можно опереться?

А.Ш.: С одной стороны, это неизбежность. С другой стороны, это курица, несущая золотые яйца, и слезать с нее нельзя. Но вес этой курицы должен уменьшаться за счет появления новых птиц. Как показывает практика, у нас с этим сложно: всё упирается в инвестиционный кризис, развитие малых компаний. В мире 8 из 10 рабочих мест создается за счет малого и среднего бизнеса. Большие компании сегодня мало рабочих мест создают, они чаще всего сокращают. Для них очень важно экономить на издержках. Но микробизнес - это животное, обитающее в определенных условиях. В этом смысле ситуация у нас улучшается - мы увидим это, даже если посмотрим на рейтинг Doing Business, - но эти изменения не радикальные.

По поводу этого рейтинга мой следующий вопрос: Россия в - со 112 места до 92-го. В то же время Грузия находится в первой "десятке" списка. Как так получилось, что бывшая республика СССР настолько обогнала Россию?

А.Ш.: Не надо абсолютизировать эти рейтинги. Я сам принимал участие в работе над этим конкретным рейтингом и общался с командой Всемирного банка. Могу сказать, что там много заблуждений. Сама методика достаточно условна. Например, качество подключения к электросетям оценивается на примере склада определенной площадью и с определенным энергопотреблением. И все это на примере столичного города, то есть рейтинг России изготавливается на примере Москвы. Если вдруг в Москве у вас в прошлом году не ввели в эксплуатацию такого склада, или ввели один - и с ним случилась какая-то неприятность, то вся страна будет оценена по этому складу. Мы спорили по этому вопросу с экспертами Всемирного банка.

Давайте теперь про инновации поговорим. Вы возглавили недавно бизнес-школу "Сколково". Когда я готовился к интервью, то прочитал, что тема инноваций вам лично близка, потому что еще в советские времена вы получили пять патентов на изобретения.

А.Ш.: Это не патенты, тогда они назывались авторскими свидетельствами СССР. Я окончил Уфимский авиационный институт, с третьего курса занимался наукой на кафедре. И вместе со своим научным руководителем и другими студентами сделал несколько изобретений. Но из науки и техники ушел еще в конце 1980-х годов.

То есть, можно сказать, что вы по инновационной деятельности галочку поставили еще в ранней молодости. А вот в России инновационная деятельность сейчас более чем актуальна. Согласно одному из исследований, в стране сейчас только 9% предприятий занимаются инновационной деятельностью, в то время как в советские времена - 50%. Почему сложилась такая ситуация?

А.Ш.: Инновационность - это не с рождения данное качество. Для многих это вынужденная форма существования, поведения, обусловленная состоянием конкурентной среды. Если вы единственный производитель и доминируете на рынке, то вам незачем беспокоиться о том, что думают о вас покупатели. Новации - способ победить в конкурентной среде. В этом смысле низкий уровень инноваций в России является отражением низкого уровня конкуренции. Ведь в ряде сфер у нас доминирует государственная собственность. Создание фонда "Сколково" - это отражение желания параллельно с улучшением среды создавать и носителей инноваций. Я считаю, что этот фонд - интересный проект. И важно, у нас с ним одно имя.

Вы носите одно имя, но формально и фактически являетесь разными организациями, как я понимаю.

А.Ш.: Да, бизнес-школа появилась раньше фонда, когда о его создании еще и не думали. Наша изюминка в том, что мы тоже про инновации. Наша методика в том, что мы не пытаемся напичкать людей знаниями, а создаем "команды изменений". Мир больше не является постоянным; раз и навсегда усвоенный объем знаний больше не работает. Человек должен усваивать не только и не столько знания, сколько технологии изменений.

Есть ли среди ваших учеников такие, за которыми не стоят корпорации и большие деньги? Которые просто талантливы?

А.Ш.: Высокая стоимость наших программ - это отражение высоких "костов" на программу: мы приглашаем только лучших мировых преподавателей. Для тех, кто не может заплатить такие суммы, у нас есть система грантов. В каждой группе есть несколько человек, которые имеют возможность, поучаствовав в конкурсе, получить грант на покрытие части затрат на обучение. Кроме того, мы продвигаем мировую практику предоставления образовательных кредитов. И все-таки в большей степени мы школа для предпринимателей, большинство наших слушателей - состоявшиеся бизнесмены. В то время как если посмотреть на любую традиционную, даже очень высокорейтинговую школу в мире, то там всего 3-7% бизнесменов.